Читать интересную книгу Дыхание Луны - Виктор Пикар

– Вам действительно не нужны были переводчики, чтобы общаться друг с другом?

– Нет, не нужны. Через некоторое время мы уже ловили саму суть слов друг в друге, в самой сердцевине мысли, еще до того, как она облачалась в слова. Есть у Бродского что-нибудь соответствующее?

Мой следователь задумывается, на секунду, и бормочет:

– Так долго вместе прожили мы с ней,что сделали из собственных тенеймы дверь себе – работаешь ли, спишь ли,но створки не распахивались врозь,и мы прошли их, видимо, насквозь и черным ходом в будущее вышли.

В дверь стучат. Мой следователь нервно кричит:

– Не сейчас, позже!

И говорит мне:

– Быстрее – что было дальше? У нас мало времени.

Полосатый

– Дальше были важные мелочи взаимного привыкания и взаимопроникновения. Вместе с Златаном мы купили еще коньяка и распили прямо на глазах у всех. Вместе с ним, изнутри него, мы грубо обругали работника аэропорта, сделавшего нам замечание и, проходя мимо, пихнули локтем мужчину, особенно косо на нас смотревшего. Вместе с Дамиром, изнутри него, мы уединились в туалете и маструбировали в кабинке, глядя порнографические ролики, закачанные в огромном количестве на его планшет, мечтая о Люции, забыв закрыть дверь на щеколду – и были изобличены уборщицей. Вместе со мной мы испытали большую неловкость за наше пьянство, за несдержанность Златана, за поведение Дамира. Вместе с Никандром, изнутри него, мы замаливали неловкости нашей неисправной, бушующей природы, до самой посадки на самолет читая: «Помилуй нас, Боже, по великой милости твоей, и по множеству щедрот твоих, очисти беззаконие наше». В этой молитве мы заменили слово «мое» на «наше». Вместе с Златаном, изнутри него, уже в самолете, мы разгневались на какого-то хасида в традиционном одеянии, долго стоявшего в проходе и неторопливо и обстоятельно убиравшего свои вещи в верхнее багажное отделение, и пихнули его локтем – бедняга свалился прямо в проход и чуть не заплакал. Во время полета вместе с Дамиром, изнутри него, мы еще раз выходили в туалетную комнату и горячо и отчаянно маструбировали, причем дважды, на фотографию Люции. Вместе со мной, изнутри меня, мы снова и снова переживали неловкость. Вместе с Никандром, изнутри него, мы обращались к Создателю с просьбой исправить нас, непотребных, и минут пять пели «Царю небесный, утешителю, душе истины, иже везде сый и всея исполняй…» – до тех пор, пока представители других религиозных конфессий, направлявшиеся в Иерусалим, сидевшие на соседних местах, не взмолились о тишине и покое.

Следователь интересуется:

– Не понимаю маленьких деталей, возможно, важных для хода следствия: вы что, все вместе набивались в одну туалетную кабинку, что ли?

Я смеюсь над ним и вижу – он все понял, объяснять не надо.

– А что делала Маша? Как вы чувствовали ее?

– Маша, с немалым изумлением и удовольствием прислушивалась к тому, что происходит в нас. Для нее это было довольно внезапным, незапланированным расширением сознания – началось с добавления меня, а стало уже в три раза больше, сложнее, многограннее… и удивительнее. Ее страх немного поутих – видимо, сейчас с ней обращались лучше, к тому же она знала, что мы приложим все силы, чтобы как можно быстрее найти ее и освободить.

Я прошу у следователя стакан воды, выпиваю залпом и продолжаю:

– Проблемы начались в аэропорту Бен-Гурион в Тель-Авиве. Офицер таможни, типичный израильтянин средних лет, высокий, подтянутый и строгий, жестом пригласил Златана следовать за ним. Он увел его в отдельную комнату и стал тщательно досматривать дорожную сумку, в которой как назло в тот момент лежал наш Объединитель. Видимо, Златан числился у израильтян в списках нехороших людей, которых не стоило пропускать на Землю обетованную. Мы ждали неподалеку, отмечая малейшие перемены в настроении нашего друга, и сильно переживали за него – чуть что не так, и он может вспылить и наломать дров. В общем, так и случилось. Офицер спрашивал: что это за прибор? Сломанный велосипедный насос?

Не похоже, не морочьте мне голову. Как он работает? С какой целью вы прилетели? Как долго будете находиться на территории государства? У кого будете жить, по какому адресу? Слово за слово, и наш Златан вспылил. Чтобы унять его, офицер применил электрошокер. В этот момент Златан включил наш прибор – у него не было другого выхода. Так нас стало пятеро.

Давид

Израильтянина звали Давид. Он был примерным семьянином, отцом трех замечательных девочек – двух, четырех и шести лет, образцовым членом маленькой еврейской общины синагоги своего района. Он любил порядок и ненавидел арабских террористов, иранского шейха, ХАМАС, коварство Соединенных Штатов, а также обманщиков и мошенников. Минуты три ему понадобилось, чтобы прийти в себя от шока – еще бы, он стал одним целым с сербским бандитом, молодым онанистом непонятного происхождения, русским архимандритом и влюбленной парочкой, разлученной неведомым арабом. Нужно отдать ему должное: когда он осознал, что же с ним произошло, то действовал быстро и оперативно. Первым делом он отпустил Златана, нарисовав ему на листке бумаги схему прохода к тому месту возле здания аэропорта, в котором нам нужно было его ожидать. Мы спешно проследовали туда, и уже через пару минут он подобрал нас. Мы сели в его белую маленькую «Тойоту» и поехали к нему домой. В дороге мы осознали, что у нас появилось одно очень сильное желание, требующее немедленной реализации. Дело в том, что его старшая дочь Ципора была смертельно больна раком крови. Где взять несколько десятков тысяч долларов на дорогостоящее лечение, учитывая то, что Давид и так залез в долги? Всю дорогу он думал только об этом. Жил он в районе Реховот, в приличном месте у парка, в старом здании с облупленным фасадом, в тесной квартире с тремя маленькими спальнями и большой кухней. Его жена встретила нас удивленно, но весьма радушно – она доверяла мужу во всем. Немедленно она предложила нам чистые полотенца, чтобы мы смогли помыться с дороги, и стала накрывать на стол. В этом была большая польза – Дамир наконец-то смыл грязь и перестал вонять козлятиной. За трапезу сели всей семьей, собрав еще один стол и принеся с балкона скамейку и табуретки. С аппетитом уплетая всю еду, что была в холодильнике на тот момент, мы с интересом разглядывали маленьких его дочек, то и дело бросавших на странных дядечек любопытные взгляды. Ципора была настоящим ангелочком – худая, лысая, а глаза огромные, карие, какие-то неземные, взгляд пронзительный, пробирал до самых костей, мурашки бежали по коже. Мы не знали иврита, а Давид – русского и сербского. Тем не менее мы начали очень важный разговор – на языке сердца. Мы спрашивали Дамира: что ты чувствуешь? Как будто бы сами не знали. Он отвечал нам сердцем, что скопил пару тысяч евро для того, чтобы отправиться на финал Лиги чемпионов вместе с Люцией, но не представляет большей радости для всех нас, чем помочь любимому Давиду и его удивительной дочери. Спрашивали и меня: а что чувствуешь ты? Как будто сами не знали. Я отвечал им сердцем, что не так богат, но отдам все, что у меня есть, чтобы Ципора выздоровела. Мы спрашивали Никандра: что ты чувствуешь? Как будто бы не жили внутри него. Он отвечал сердцем, что собрал определенную сумму денег на то, чтобы сделать заготовку дров на зиму для монастыря и отреставрировать придел Казанской Божией матери, но что может быть прекраснее живого храма – дочери Давида? А стены и дрова – они подождут. Ведь нет ничего слаще, чем помочь страждущим. Мы спрашивали Златана: а что ощущаешь ты? Как будто не жили внутри него каждую секунду. Он отвечал сердцем: бесстрашный воин тот, кто готов в любую секунду защитить маленькую девочку от любого зла. Поэтому сегодня же сниму все свои деньги, около ста тысяч долларов, добытые, нужно признать, неправедным путем, чтобы сделать настоящий мужской поступок – для нас всех. О, как я ждал подобного момента! Наш трепет пробуждал Машу, и она отвечала нам сердцем. Мы спрашивали ее: что ты чувствуешь? Как будто бы не ощущали это пронзительней ее. Она отвечала: чувствую неземную радость от нашего единства и при первой же возможности попрошу у араба денег. Кстати, только он узнал, что я беременна, то сразу же сник. Брюхатая подруга не входит в его планы. Итак: наше общее дело пошло. Немедленно, недоев даже, мы отправились в ближайший банк и совершили там все необходимые финансовые операции. Нашему общему счастью не было границ. Давид радовался тому, что сможет оплатить операцию для своей любимой дочери, для своего ангелочка, он был благодарен судьбе за этот случай, доставивший нам столько неземного наслаждения, и не проклинал больше Бога. Это «номер один». Мы были счастливы за него и по доброй традиции хором запели Никандрову любимую «Богородице дево, радуйся!», ввергая в изумление жену и девочек. Это «номер два». Давид плакал от счастья за нас всех, он просто тонул в море удовольствия от того, что принес нам столько радости. Это «номер три». Мы все были в диком восторге от того, что доставили Давиду радость «номер три». Это было «номер четыре», и далее следовали и другие, еще более возвышенные состояния, расширяющие и обостряющие одно другое, как разные запахи множества блюд, специй и вин изысканной трапезы, сливающиеся в один божественный аромат.