Читать интересную книгу Муж, жена, любовница - Олег Рой

С тех самых пор как она поняла (по крайней мере, ей казалось, что поняла) природу от-кутюр, она четко осознала и свое место "новой русской жены нового русского финансиста". Это стало еще одним из многих достоинств Юлии Земцовой, ценимых в обществе. Осознать и правильно поставить себя в изменившемся мире надо было уметь. Испытание деньгами — очень суровая вещь. Российское общество было переполнено нуворишами, которые так и не сумели определить для себя правильное место в жизни. Поэтому-то и появилась погоня за ложным аристократизмом, за безумными домами-дворцами, с которыми их хозяева не могли справиться, за придуманными сюжетами "красивой жизни".

А испытание привилегированностью и большими деньгами Юлия прошла еще в родительском доме. Именно там она и приобрела умение разумно распоряжаться средствами — не гноить в кубышке, не поддаваться на сомнительные выгоды непонятной финансовой пирамиды, а тратить красиво и правильно. Всему этому научил ее отец. Он не мог, безусловно, даже и представить, что жизнь так переменится, как не мог подумать о крушении партийной системы. Даже когда началась перестройка и появились первые признаки рынка, он говорил, что должна оживиться рыночная торговля и измениться сама жизнь, но партия, как основа государства, никуда не денется. Как же он ошибался, бедный!

Иногда Юлии казалось: это хорошо, что он не увидел, во что превратилась его партия. Он ведь и сам, так она думала, воспринимал свое членство в партии как условие для карьерного роста. И при этом был уверен, что партия — основа власти, и коммунисты никогда и никому не отдадут ее… Хотя ему, сидящему наверху, вероятно, было уже видно и другое: советская власть — это колосс на глиняных ногах. И как раз в этом Юлин отец не ошибался.

Глава третья

Они уже подлетали к Парижу. "Какая роскошная новогодняя ночь нас ожидает!" — с удовольствием подумала Юлия, когда самолет начал плавно снижаться.

Алексей сладко спал, дети смотрели в иллюминатор. Юлии пришлось разбудить мужа.

— Проснись, Леш, мы садимся. Уже Париж, уже Орли!

Он протер глаза, сладко потянулся и приобнял жену за плечи:

— Ну я и спал! Извини, вскочил сегодня ни свет ни заря, у меня просто глаза слипались. Все, я выспался, теперь нормально. А ты как? Чем занималась?

— Сидела и размышляла. Думала о тебе, — пошутила она, но он уже говорил о другом, поглядывая на Павла и Ксюшу.

— Юль, какая удача, что дети с нами и тебе не придется каждые полчаса звонить в Москву.

— Да, просто счастье, что дети с нами, — эхом откликнулась она, а про себя продолжала рассуждать: "Но это бывает теперь все реже и реже. У них свои интересы, свои друзья, которых мы не знаем. Как просто было родителям в моем детстве! Мы дружили с теми, кто жил рядом. А теперь та же школа на другом конце Москвы, никого я не знаю, и остается только доверять своим детям и тем, кого видишь в школе. Хотя там у них вроде и строго, но подростки — эпоха вечного нигилизма, инстинкт стаи!.. А эти их друзья по чату в Интернете?! Кто, что, где? Нет, моей матери было со мной намного проще…"

— Юлечка, расслабься, — посмотрев на ее озабоченное лицо и мгновенно поняв, о чем она думает (все же немало лет прожили вместе), сказал Алексей. — Мы уже во Франции. У детей каникулы. И они уже большие. Что посеяли, то и пожинаем. Нечего их воспитывать…

Самолет мягко коснулся колесами бетонной полосы, салон зааплодировал. Пассажиры встали со своих мест и направились к выходу. Алексей тоже поднялся, помог Юлии и, легко подталкивая к выходу, положил руку ей на талию. От этого прикосновения Юлии стало тепло и приятно, и она подумала, что Новый год будет праздником, который запомнится надолго.

Так оно и вышло — только совсем по другой причине…

Новогодний Париж сиял и переливался огнями — весь в блестках, елках и рождественских украшениях. Всегда трогательно-прекрасный в Рождество, по случаю Миллениума он оказался наряжен особо торжественно. Это был суперпарад даже для столицы мира. Деревья, увитые электрическими лампочками, составляли сверкающие арки, по которым волнами пробегали разноцветные огни. Выглядело все просто феерично — роскошная иллюминация, каскад света, какого Земцовы нигде и никогда не видели, превращали старый город в сказку.

Чего только не придумали французы для своей любимой столицы в честь смены столетия и тысячелетия! В витринах магазинов, и больших, и малых, сидели механические куклы. Красавицы смотрелись в зеркала и примеряли украшения, наводили макияж, а механические музыканты рядом с ними играли на трубах, зайцы и белки били в барабаны, французские деды морозы — пер-ноэли — звенели колокольчиками… Праздник был устроен с грандиозным размахом.

Маршрут, предложенный Земцовым и их приятелям туристической фирмой, оказался разработанным до мелочей. Им предлагали провести несколько дней в самом Париже. И Земцовы собирались показать сыну и дочери самое-самое главное — Нотр-Дам, Лувр, Центр Помпиду, короче, все, что бы они ни попросили, — да и просто покататься, пошататься по городу. Дети заявили, что вечера они собираются провести на дискотеках, а взрослые мечтали о тех местах, которые оказались еще «неохваченными» в прошлые приезды. Планов было громадье, и все — один лучше другого. Но тридцать первого декабря утром они уезжали поездом в Амбуаз. Дорога туда занимала всего два часа — этакое ближнее Подпарижье, как каламбурил в своей обычной манере Павел. Там селились в гостинице, гуляли по городу, а вечером при полном карнавальном параде их должны были доставить из гостиницы на новогодний бал в замок. В замке — праздничный ужин, бал-маскарад и встреча Нового, 2000 года. Наутро — обратно в Париж. Откуда дети отправятся в Москву, а родители полетят отдыхать на острова, к морю и солнцу…

Их гостиница была в центре, и из окна номера прекрасно просматривалась Эйфелева башня. В новогоднюю ночь она должна была зажечься какими-то особыми огнями и вспыхнуть фейерверками — об этом много писали и говорили. В городе царило необычайное оживление. В центре не протолкаться, полно приезжих — главным образом иностранцы со всех концов света и молодежь из парижских пригородов. Люди жили в палатках и ночевали в спальных мешках, не уходя с площади, чтобы увидеть чудо новогодней Эйфелевой башни. Оно заключалось еще и в том, что на башне были установлены огромные электронные часы, ведущие счет времени, оставшегося до начала 2000 года. "Часы наоборот" никому не давали расслабиться, и парижане, посмотрев на них, ускоряли ход, а гости предавались празднику с еще большим воодушевлением. Все знали: после окончания 1999 года и торжественной минуты наступления 2000-го для каждого из них закончится праздничное гулянье и начнутся будни нового тысячелетия.

Земцовы посетили все, что было запланировано с целью просвещения детей, гуляли по праздничному городу, удивлялись многолюдью и многоцветью шумной толпы. В центре им встречались в основном иностранцы, среди которых поражали особой яркостью африканцы в национальных одеждах. От московской толпы парижан отличала доброжелательность, какая-то сдержанная целеустремленность и скромная, по московским меркам, одежда. Характерно было, что мехов на улицах оказалось крайне мало для зимнего сезона.

Земцовы не раз слышали, что «зеленые» в Европе шутить не любят. А на Юлии была ее любимая куртка-жакет из норки редкого горчичного цвета, привезенная из Италии по заказу одного московского бутика. Эту вещь она очень любила за истинную элегантность и удобство и поэтому опасалась, как бы ее не испортили рьяные защитники природы. Для Москвы курточка была легковата, а для европейской зимы — в самый раз. И в первый день после всех московских разговоров о порче мехов Юлии было не по себе. Она все ждала, что кто-нибудь в шумной парижской толпе, в духе последних истерических сообщений в прессе, острой бритвой полоснет ей по спине или, не дай бог, плеснет на мех какую-нибудь гадость или краску. От потаенного страха Юлия даже внутренне сжималась. Но, наверное, и у «зеленых» бывают свои каникулы — по крайней мере, никто в Париже не обратил внимания на ее «преступные» натуральные меха.

В очередной вечер семья Земцовых решила прогуляться по Елисейским Полям — от Триумфальной арки до площади Согласия. У них появилась идея подняться на лифте на Триумфальную арку, полюбоваться на ночной город, а потом просто пройтись куда глаза глядят по историческому центру. В Москве Павел с Ксюшей начитались разных путеводителей по Парижу, предвкушая фантастические прогулки, да и теперь не выпускали из рук карту. Ну а Юлия с мужем с некоторых пор вообще считали этот город своим…

После смотровой площадки на Триумфальной арке, которая показалась им не очень уж и высокой, они медленно дошли до площади Согласия, присели выпить кофе в маленьком бистро и легко поддались на уговоры детей отправиться дальше на площадь Бастилии, где у брата с сестрой было особое дело.