Я жадно вслушивалась в беседу. Сначала посол поприветствовал меня, причём куда теплее, чем императора. Я выдавила улыбку и подумала, что он мог раньше лично знать принца. Сказали ли ему про мою «потерю памяти»? Что если я поведу себя не так, как он ждёт?
Весь приём я как на иголках сидела.
Посол попросил рассказать, как у меня дела. В добром ли я здравии? Хранят ли меня духи моря и воздуха? Не обижают ли духи огня? И не хочу ли я вернуться? Королева была бы так счастлива…
Я взяла это на заметку, но ума хватило не спрашивать, куда именно мне возвращаться и что за дело королеве Рё-Ка до чужого наследника. Я отвечала по возможности тепло: всем довольна, здоровье отменное, мне хорошо.
Император улыбался, кивал и, кажется, был мной доволен.
Посол тоже улыбался, даже пожал мне руку — нонсенс, принца здесь не касаются, это запрещено всем, кроме императора, конечно. Даже служанки, когда моют меня и одевают, следят, чтобы между их руками и моим телом была ткань — одежды или местной мочалки.
Но император ничего не сказал, и я улыбнулась, сжала в ответ руку посла — сухонькую ручку старика (но ещё бодрячком!). И он тоже улыбнулся. А потом отвернулся и завёл с императором приватную беседу о пошлинах.
Я слушала. Попивала мерзкий чай и слушала. И чтобы сосредоточиться, взгляд мой по привычке блуждал по комнате. Драконы, везде алые драконы — на ширмах, занавесках, ставнях, золочёных стенах. Золото и шёлк.
Мне казалось, я попала в драгоценную клетку, бьюсь в ней, но всё без толку. Мне бы радоваться, что я ещё жива (для принца это достижение!), но было так тошно… Три дня прошло со смерти Йуя, три тоскливых угрюмых дня. Меня таскали на дворцовые советы, но не на все, а те, что касались принца лично: утвердили отбор невест, согласовали количество претенденток, долго обсуждали гороскоп принца (здесь важно, чтобы он по каким-то параметрам совпал с гороскопом невесты). От склонённых голов евнухов и служанок, от телохранителей, бесполезных, потому что случись что, они будут ждать, когда я умру, и лишь потом разовьют бурную деятельность, — от всего этого кружилась голова. Пресная пища, ненужная роскошь, постоянное напряжение… Я следила за служанками, постоянно ждала удара в спину и не ложилась спать без острой шпильки в руке.
Один раз за эти дни мимо меня просвистела стрела. Вонзилась в дерево — я гуляла в личном саду принца, и никого со мной не было.
Думаю, местный снайпер опешил, когда после этой стрелы я рухнула на землю, в высокую траву — она скрыла меня с головой. И по-пластунски проползла до калитки, где меня ждали евнухи и телохранители. На одном адреналине проползла, здоровье у принца ни к чёрту…
Мне потом объяснили, что это было очень для его высочества унизительно — ползти. Я мысленно огрызнулась — да и по фиг, зато живая. А вслух… Вслух же сказать это было некому.
Я почти не разговаривала, разве что с императором. Слугам хватало жестов, иного они как будто не ждали.
И я привыкла смотреть на них как на мебель, предмет обстановки, живые статуи или роботы. Они всегда делали одно и то же — одинаковые, склоняли головы, почтительно молчали…
Тогда я тоже скользила по ним взглядом, полностью сосредоточившись на разговоре. Что-то про контрабандистов солью — и император, и посол одинаково на них сетовали. Это могло быть полезным, и я смотрела на слуг сквозь ресницы, откинувшись на спинку кресла (ради посла принесли, видимо, в Рё-Ка на полу во время еды не сидят) и повторяла про себя: «Соль, соль, соль…»
А он стоял у ширмы — телохранитель посла. Один из. Тёмно-синий кафтан, перехваченный чёрным кушаком, длинный тонкий меч с алыми кистями, синяя повязка на длинных, но не таких ухоженных, как у принца, волосах, тоже чёрных. Смуглая кожа, опущенный долу взгляд. Вот и всё, что я могла рассмотреть.
Но мир вдруг остановился и замолчал. Я выпрямилась в кресле, широко раскрыв глаза, потому что… Это странно, даже невероятно — я ведь ничего тогда про него не знала. Даже лица рассмотреть не могла. Но мне вдруг стало легче — словно после дня в пустыни я набрела на оазис.
Я забыла про императора, посла и их беседу, я забыла, где я, в чьём теле. Забыла, что в комнате не одна. Я смотрела — не могла не смотреть.
Это было ошибкой. Потому что вокруг меня были люди, они всё видели и хотели мне зла, а я раскрылась. Я должна была… Должна быть осторожнее.
Император заметил мой взгляд. Когда они уходили — посол и его свита — я смотрела им вслед и не сразу заметила, что «папа» зовёт меня.
— Он понравился тебе, Ичи? — с улыбкой поинтересовался он, подливая мне чай.
Мне хватило ума удивиться:
— Кто?
Император усмехнулся, потрепал меня по волосам и больше ничего не сказал.
Следующий раз я увидела Ли через два дня, когда вечером прогуливалась по саду. Ждала новую стрелу, да… Зато здесь евнухи и служанки оставляли меня в покое, и я могла бродить по узким дорожкам и горбатым мостикам сколько угодно, не натыкаясь взглядом на чужие затылки. И не боясь выглядеть глупо, если запутаюсь в десятке своих одежд.
Жаль только, что захоти я сбежать, телохранители остановили бы меня первыми. Уж на это они были способны.
Как сейчас помню, я стояла на широком балконе — сад разбит на террасе, и отсюда открывается потрясающий вид на дворцовый комплекс, аж дух захватывает. Садилось солнце, внизу загорались фонари, небо казалось мягко-фиолетовым, как мой новый наряд, и звёзды на нём блестели алмазами…
— Ичи, — позвал император.
Я слышала, как он шёл по дорожке — песок под сапогами хрустел. Поняла, что он не один, но смотреть, кого «папа» с собой привёл, не хотела совершенно. Какая разница? Очередной враг.
Император улыбался. Я удивилась: почему о его приходе не объявили евнухи, как всегда делали. Они за километр имели привычку противно выть: «Император приближается!»
— У меня для тебя подарок, Ичи, — сказал «папа». Я вежливо улыбнулась, по-прежнему глядя лишь на него, и собралась уже сказать привычную формулу благодарности. Но император меня опередил. Он кивнул вниз, и я впервые обратила внимание на лежащего ниц, лицом в песок дорожки человека. — Это Ли. Твой новый телохранитель.
Я оперлась спиной о золотые перила балкона. Мне вдруг захотелось взлететь над этой роскошной золотой клеткой. И неважно, куда.
Даже так, имея возможность рассмотреть только спину и затылок, я его узнала.
Мне ясно вспомнились слова о контроле. Я посмотрела на императора — он довольно улыбался. Всё это время он выжидал — и наконец, нашёл. Я представила, что Ли повесят на ту крестовину, как пленника, а меня заставят смотреть. Уже тогда я не могла этого допустить.
Поэтому я улыбнулась как можно безмятежнее и легкомысленно спросила:
— Зачем мне ещё один телохранитель? У меня уже есть с десяток.
Император кивнул, будто признал этот жалкий аргумент. Потом улыбнулся шире, а у меня снова кольнуло сердце — как всегда в последние дни.
— Допустим. Но этот будет с тобой и днём, и ночью. Везде. Я волнуюсь за тебя, Ичи. Твоей драгоценной жизни слишком часто угрожает опасность. Прошу, позволь тебя защитить.
Это было так фальшиво, что я чуть не воскликнула: «Если хотите меня защитить, прекратите поощрять канцлера!»
Как я хотела домой тогда — в настоящий дом, в настоящее тело. Как я вообще здесь оказалась, это же огромная ошибка!
— От императорских подарков не отказываются, — напомнил «папа». — Ты забыл, Ичи?
Я закрыла глаза и тихо сказала:
— Благодарю, государь, ваша милость безгранична.
Стандартная формула благородности.
Император в ответ благосклонно кивнул, потом взглянул на Ли. Холодно приказал:
— Ты. Повинуйся моему сыну.
— Повинуюсь, государь, — отозвался Ли, не поднимаясь. Его голос заставил меня вздрогнуть.
Император хмыкнул, перевёл взгляд на меня.
— Ичи, он твой.
Я поклонилась. А когда выпрямилась, «папа» уже ушёл. Спектакль закончился.
Но шоу продолжалось.