— Константин Васильевич был очень… — Софья запнулась, подбирая слова.
— Расторопен, — сказал Дмитрий.
— Дмитрий!
Молодой граф Воронцов обернулся и увидел человека, которого только что успел обвинить в расторопности. Константин Болдинский, повеса двадцати двух лет, близкий друг Дмитрия, стоял перед ним.
— Костя! — Дмитрий забыл о былой унылости и обнял друга.
— Как ты? Как поездка? Как Париж? — спрашивал Болдинский.
— Поездка славная, Париж кошмарен, рад возвращению домой, — ответил Воронцов.
— И я безумно рад, мой друг! Ты слышал новость? Николай женился!
— Уж не на Лизавете ли Андреевне?
— На ней! — воскликнул Болдинский.
Николай был старшим братом Константина. Год назад, когда Дмитрий уезжал из Петербурга, Николай был помолвлен с Елизаветой Андреевной Встовской, однако день их свадьбы еще назначен не был. Теперь Николай был женатым человеком.
— Вот и они! — сказал Константин, указывая на приближающуюся пару.
— Здравствуй, Николай Васильич! — поздоровался Воронцов.
— И тебе здравствуй, Дмитрий Григорьич!
Друзья пожали друг другу руки.
Дмитрий поздравил Николая со свадьбой, с прекрасной женой, высказал им пожелания счастья и выразил сожаление в том, что не присутствовал при венчании.
Николай поблагодарил друга, отпустил пару анекдотов на тему семейной жизни и выразил сожаление, что перестал быть холостяком. Впрочем, он поспешил заметить, что последнее его заявление было шуткой — дабы не оскорблять чувства супруги.
Музыканты заиграли мазурку, и Константин увел Софью на танец. Дмитрий смотрел им вслед и чувствовал себя побежденным.
— Кажется, Костя влюбился, — заметил он.
— Он просто без ума от Софьи Михайловны, — подтвердил Николай.
— Но ответно ли это чувство? — спросил Дмитрий.
— Послушай, Дмитрий Григорьевич, — внушительно сказал Болдинский, — ты мой друг, но Костя мой брат. Он любит Софью, а она, возможно, отвечает ему взаимностью. За тот год, что ты путешествовал, они сильно сблизились друг с другом. К чему тебе вторгаться в их любовь?
— Но нет уверенности, что любовь взаимна, — настаивал Воронцов. — А мои чувства к Софье? Моя любовь — о ней ты не подумал?
— Любовь? — В голосе Николая отчетливо послышалось удивление. — Какая любовь? Не хочешь ли сказать ты, что влюблен?
— Это удивительно? — поднял брови Дмитрий.
— Разумеется, удивительно, — кивнул Болдинский, — ведь за целый год ты ни разу не ответил Софье ни на одно ее письмо.
— А отчего ты думаешь, что Софья мне писала? — не унимался Дмитрий. — И если так, то где уверенность, что я не отвечал?
— Граф, перестаньте, — вмешалась в разговор Елизавета Андреевна, — у Софьи есть подруги.
— Что ж, прекрасно, — вскипел Дмитрий, — прошу меня простить, я вас оставлю.
Ричард вошел в зал вслед за Петром Андреевичем. Суздальского моментально пленила княжна Мария Михайловна, и молодой маркиз отправился на поиски Анастасии Александровны. Княжна Демидова нашлась быстро: своей красотой она затмевала прочих девиц, в обществе которых находилась. Ричард собрался с духом и уже сделал несколько шагов в ее направлении, когда Анастасия его заметила. Она учтиво ему улыбнулась, глаза ее смотрели на него спокойно и тепло — за один этот взгляд Ричард готов был отдать свою душу.
Ричард не успел совсем немного: к девушкам подошел молодой офицер и протянул Анастасии руку — это было приглашение на мазурку. Ричард остановился. Анастасия все еще смотрела на него. Офицер, по-прежнему ожидавший ответа от нее, развернулся и посмотрел на Редсворда.
Это был высокий стройный молодой человек лет двадцати пяти. Красивый, он имел надменное выражение лица, пышные гусарские усы и офицерский мундир.
Господа молча смотрели друг на друга: Ричард спокойно, а офицер — с вызовом.
— Вы не знакомы? — произнесла Анастасия. — Борис, это маркиз Ричард Редсворд, друг Дмитрия Григорьевича Воронцова.
— Поручик Курбатов Борис Иванович, — представился гусар, надменно приглаживая пышные усы.
— Имею честь, — ответил Ричард.
— Прошу нас извинить, — сказал поручик и бесцеремонно увел Анастасию.
Дмитрий был возмущен до глубины души.
Он знал Софью с детства. Владимир Дмитриевич часто говорил, что хочет породниться с Ланевскими. Софья всегда была к нему расположена. И он был в нее влюблен. Так почему стоило ему уехать, как она, любившая его, стала принимать ухаживания Кости? Это было весьма сильным ударом.
Но письма-то, письма!
Да, Софья действительно ему писала. Писала много — и все ерунду. Ну, право, что он мог ответить на рассказ о бале в Михайловском дворце? Выразить восхищение, что ее красота не осталась незамеченной. Это глупо. Или написать пылкое ревнивое послание, полное оскорбленных чувств и израненных надежд? Да с какой стати? Он ей не муж и даже не жених.
А что он мог ей написать? Очередной вздор о пылких своих чувствах? Очередной отчет о проведенном дне? Придуманную историю о скучном времяпрепровождении вдали от возлюбленной? Не мог же он написать ей правду о кутеже, пьянстве и парижских проститутках.
И все же Дмитрий чувствовал, что своим молчанием и редкими, сухими и крайне лаконичными ответами он убивал в ней интерес к своей особе.
Но как, какого черта он мог забыть ее? Она прекрасней всех, кого он видел. Быть может, среди женщин, с которыми Дмитрий близко знакомился во время путешествия, и попадались хорошенькие, но в них не было невинности Софьи, ее нравственной чистоты.
Размышления молодого повесы прервал знакомый голос.
— Весь в отца: такой же гордый и самодовольный. — Голос принадлежал княгине Марье Алексеевне.
— А мне он показался учтивым человеком, — возразил Демидов.
— Опомнитесь, мой милый, он же Редсворд! — воскликнула княгиня.
— Довольно, — сказал Владимир Дмитриевич, — маркиз Редсворд — мой гость, и я не желаю слышать о нем подобных отзывов.
— О, Владимир, только ради вас, — ответила Марья Алексеевна.
— Не будем забывать, мы на балу, на дне рождения вашей внучатой племянницы, — напомнил Воронцов.
— И правда, — согласился Ланевский, — давайте же поговорим о бале…
Дмитрий поспешил ретироваться, и успешно сделал это, оставшись незамеченным.
За эти полчаса он и думать забыл о своем друге.
Но отчего такая враждебность, такая неприязнь? Об этом, пожалуй, следует спросить дядю.
«Но где же Ричард? Вот же он! Стоит один, угрюмый, как и я. В руках бокал шампанского. Похоже, и его постигла неудача».
— Ты удручен? — спросил он Ричарда.
— У вас, в России, странный есть обычай, — ответил Редсворд, — грубите незнакомцам без причины.
— Ты про княгиню Марью Алексеевну? — вспомнил Дмитрий отрывок только что подслушанного им разговора.
— Она не слишком приветлива, — согласился Ричард, — однако я сейчас думал не о ней.
— Так кто же нагрубил тебе, мой друг?
— Борис Курбатов, ты знаком с ним?
— С Борисом-то — конечно же знаком! — воскликнул Дмитрий. — Что произошло?
— Хотел пригласить барышню на танец, — начал Ричард, — уж было подошел к ней. И вдруг он вырос между нами, как из-под земли. Ее увел, а меня смерил надменным дерзким взглядом.
— Уж не Анастасия ль Александровна та дама? — лукаво улыбнулся молодой граф Воронцов.
— Ты прав, — кивнул Ричард.
— Эх, брат, ну выкинул ты штуку! — рассмеялся Дмитрий.
— В чем дело? — недоумевал маркиз.
— Все дело в том, что Борис давно и безнадежно в нее влюблен, — сказал граф, закончив смеяться.
— А она?
— Она… она прекрасна! — заметил Дмитрий.
— В этом нет сомненья, — согласился Ричард. — Но она отвечает ему взаимностью?
— Тут, видишь ли, история непростая. Отец Бориса, Иван Васильевич Курбатов, был близким другом князя Демидова. После участия в декабрьском восстании он отправился в острог, где вскоре умер. А его сын, Борис, был взят под опеку Александром Юрьевичем. С тринадцати лет он живет в доме Демидовых. Для старого князя он все равно что сын. И воспитывал его он как родного. Разумеется, князь мечтает видеть его мужем своей дочери.
— Но что Анастасия? — не унимался Ричард.
— Анастасия Александровна — не знаю, — сказал Воронцов, — мне кажется, она не отвечает ему взаимностью, однако покорна воле отца. Ей через три месяца исполнится семнадцать, а стало быть…
— Но она не выйдет за человека, которого не любит, — с надеждой произнес молодой маркиз.
— Почем знать, может, и любит, — задумчиво ответил Дмитрий и рассмеялся, довольный негодованием друга, вызванным этими словами. — Как вижу, ты влюбился, mon ami.
Мазурка закончилась, и друзья подошли к Курбатову и Анастасии Александровне.