Читать интересную книгу Разговор - Роман Шебалин

- Чего?

- Поймите меня пpавильно, Вы же виноваты не в том, убийца Вы или не убийца, вы виноваты в том, что мы считаем Вас убийцей... или не убийцей, тепеpь ясно?

- Ага, "ты виноват уж тем..."

- Делать нам больше нечего - только с такими анархистами возиться, мы же сеpьезные люди, поймите и забудьте, пpошу Вас, о том, что, быть может, Вы убили человека, или не убили человека, давайте сделаем над собой маленькое усилие и скажем пpавду; Вы же за пpавду, да?

- Разная правда бывает...

- Да неужели Вы не понимаете, что я хочу пpосто пpобудить в Вас чувство Вашей ответственности, чести, долга - не пеpед "паpтией и пpавительством", а пеpед Вашими же товаpищами, ведь тут и дуpаку ясно, что не Вы пpидумали эти

совеpшенно, уж извините, бездаpно написанные листовки!.. а у

Вас не хватает элементаpной поpядочности сказать мне пpавду!

- Знаем мы вашу пpавду, вы же, вы как...

- Ну, о том, как - мы, знают все, а вы что? вы же все исподтишка, со спины, тайно.

- Пойди к вам, как же...

- Все верно, нельзя вам иначе, диссиденты вы.

- Да идите Вы...

- Конечно, диссиденты... но это же глупо и очень больно; Вам было больно?

- Козел...

- Вам обязательно должно быть больно, всенепременно - очень больно, чтобы Вы знали: как она, боль, чтобы, когда вдруг, ну случайно, захотели кому-то так же сделать - остановились бы... впрочем, на этот счет есть и другая теория: если Вы познали боль и пережили ее, то теперь думаете, что и любой способен пережить боль - и Вы черствеете, Вам кажется, что Вы изведали столь многое, что чьи-то напасти по-сравнению с Вашими - так, пустяки, мелочь; и я склоняюсь более к теории второй... о, постойте! это же стихи: я склоняюсь более ко второй теории... Вам вообще все это как?

- Идите к черту...

- Я знаю, о чем Вы сейчас думаете: вот, гнида, думаете Вы, как будто поговорить у него не с кем, несет бред какой-то, а ведь, друг мой, бред этот - работа моя, я же Вам, как сейчас молодежь говорит, "крышу двигаю", а вот Вы знаете, что такое "СЛОН"?

- Какой слон?

- Не знаете... ну и хорошо, да и зачем Вам знать? Вы же не мокрушник какой, а честный и порядочный законник, диссидент, по-нашему, то есть, по-вашему, не так ли?

- Называйте как хотите.

- Называть здесь должны Вы, вот, к примеру, листовки...

- Чего еще - листовки?

- Да посмотрите же на меня, Вам что, стыдно на меня смотреть, да? или Вы боитесь заплакать? а потом, эти листовки, прокламации - ну к чему они?

- А Вы что - читали и ничего не поняли? кой черт тогда...

- Друг мой, да плевать я хотел на Ваши листовки и на всю Вашу анархию тоже! Вы же культурный человек, Вы должны понимать...

- Ну что? что еще я Вам должен понимать?!

- Да слышу я... хм, в детстве мне всегда казалось, что у меня очень хороший слух, но однажды я залез на дерево и оттуда упал.

- Ушиблись...

- Ушибся. И, пожалуйста, не надо такого тона. Мне, между прочим, тоже больно было.

- Нам тоже...

- Нам? Логично, к боли мы еще потом вернемся. Вернемся?

- План поджимает? Конец квартала...

- Как хотите. Парадокс, собственно, заключается в том, что не вы нам нужны, а мы вам нужны, хотя бы - в качестве объединяющего фактора, неужто не так?

- Неужто.

- Павлик, милый мой Павлик, сколько Вы в своей жизни прочитали книг? сколько сосчитали звезд? Вы не думайте: вот, мол, сидит такой старый хрен и мозги мне вправляет, к черту меня, забудьте! нет меня и никогда не было, все равно Вы меня не слушаете, а если и слушаете, то не понимаете, а если и понимаете, то не хотите это сознавать, - не надо, мне, знаете ли, не нужны одолжения; как Вам больше понравиться - чтобы я выкручивал Вам руки и ломал ребра или - вел с Вами интеллектуальные беседы, выбор, конечно невелик, но, все-таки...

- Вы меня ненавидите...

- Что Вы, друг мой, ненависть - это чувство, притом какое! Нет, конечно...

- Ну и чего тогда Вы тут со мной?..

- Поверьте, я совершенно искренне не желаю Вам зла, я даже обрадовался бы, если бы Вы вдруг стали счастливым; а разговариваю... ну, может, потому что мне интересно; знаете, в молодости я зачитывался Конан-Дойлом, дедукция, индукция, анализ, мне тогда казалось, что раскрытие преступления - все равно что в шахматы вслепую, фигуры узнаются на ощупь, ходы противника - интуитивно, но я, как вы сейчас выражаетесь, обломался, оказалось, что выловить, скажем, подшивку "Русской мысли" много проще, чем разгадать обряд дома Месгрейвов, а уж там-то, я думал, куда проще!

- Наверно в детстве стучать любили...

- Опять арго...

- Вы стучали...

- А Вам завидно?.. хотите - тоже?

- Так вот, что Вам от меня надо...

- Я Вас не сильно обижу, если скажу: нет?

- Какого ж тогда!..

- А я вот и сам думаю: зачем же такой образованный юноша сидит тут, позевывая, и изгаляется надо мной на чем свет стоит? Я думаю так: блажь у него детская, как тогда, помните? - "особым очарованием было купаться в пруду, где (я знал наверняка) водились пиявки..." Как романтично!

- Это-то откуда знаете?

- Я просматривал Ваши школьные сочинения... поразительная легкость мыслей, такой полет... сразу чувствуется настоящий ценитель искусства!

- Послушайте, давайте договоримся...

- Э, нет, милый, мы же условились - никогда не договариваться, а то какой Вы тогда диссидент? Хреновый, если не сказать точнее, помните анекдот про альпиниста? то-то...

- Да идите Вы...

- Очень напрасно. Я не враг Вам, нет-нет, конечно, и не друг тоже, поймите меня правильно... Вы хотите знать истину?

- Чего?

- Ну... истину, ту, к которой вы все стремитесь, нет, не хотите?

- Ничего я не хочу.

- Вы мне не верите? Ну, а Оруэла-то Вы читали, да?

- Ну читал...

- Ах вы, молодежь, все-то вы читали, все-то вы знаете; мы вам слово, а вы нам - десять. Вообще, конечно, это

правильно, сейчас ведь как? - много книг новых издают, вот и

Евтушенко, Евгений Саныч, в "Огоньке" забытых поэтов печатает. Или помните ленинский "Огонек" за восемьдесят пятый год, как мы все удивились в ленинском номере - и Гумилев, Николай Степаныч, ну не чудо ли?

- Как же Вы разрешили-то? Или уже не спрашивают?

- Спрашивают, Павлик, еще как спрашивают... А знаете ли, я ведь собрал дома неплохую библиотеку, Вам должно быть известно, ну, может, кто рассказывал, что такое "конфискация", мой тогдашний начальник особо охоч был до декадентских журналов, "Весы", "Руно", помните - "письмо студента-естественника"?

- Ответ Белого Мережковскому?

- Помните, это прекрасно; так что уж: сами понимаете... как-то раз брали одного еврея, большой был умница, жена у него, дети, рояль кабинетный, Шагал в подлиннике, ну, не картина, конечно, так, рисуночек, но хорош!.. да, о чем я? ах, ну да, так вот, этот самый еврей оказался обладателем великолепного автографа Иванова-Разумника марта 1922 года на книге "Испытание в грозе и буре", причем - матери Андрея Белого, до нее книга, правда, так и не дошла, Александра Дмитреевна умерла как раз в этом самом 1922 году... Вы удивлены, что я так хорошо все помню? но такова моя работа, приходится запоминать слишком многое, и плохое, и хорошее, а Вы говорите "не спрашивают", милый, как такие мысли - и в нашу светлую головку?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});