Читать интересную книгу Призрак Манхэттена - Фредерик Форсайт

Я чувствую, как дым наполняет меня. Мягкий, соблазнительный дым. Закрыв глаза, я могу покинуть эту фальшивую, убогую свалку и могу пройти один через врата Познания в царство Его – того, кому я служу.

Дым развеивается… Длинный коридор весть устлан и обит чистым золотом. О, радость золота! Радость прикасаться, гладить, чувствовать его, владеть им. Радость принести золото Ему, богу золота, единственному истинному божеству.

Со времени Берберийского берега, где я впервые нашёл Его, я, всего лишь мальчик-любовник для удовольствий, поднятый для более высокого призвания, ищущий всегда больше золота, чтобы принести Ему, а также ещё больше дыма, чтобы он привёл меня к Нему…

Я вхожу в огромные золотые покои, где ревут плавильни, и где золотые потоки бегут нескончаемым светлым ручьём из своих источников. Ещё больше дыма, исходящего из плавилен, смешивается с тем, что у меня во рту, в горле, в крови, в моём мозгу. И из этого дыма Он будет говорить со мной – как всегда…

Он выслушает меня, посоветует, и как всегда будет прав… Он здесь, сейчас, я чувствую его присутствие… «Повелитель, великий бог Маммона, я здесь на коленях перед Тобой. Все эти годы я служил Тебе как можно лучше, и я положил к Твоему трону моего земного хозяина и все его несметные богатства. Я умоляю выслушать меня, ибо мне нужен Твой совет и помощь».

«Я слышу тебя, слуга. Что тебя беспокоит?»

«Этот человек, которому я служу здесь… Что-то стало занимать его мысли, что-то, что я не могу понять».

«Объясни».

«С тех пор, как я знаю его, с тех пор, как я увидел его ужасное лицо, у него была лишь одна страсть, которую я поощрял и лелеял при каждом удобном случае. В мире, который он воспринимает как всецело враждебный ему, всё, что он когда-либо хотел, это преуспеть. Именно я направил его страсть к деньгам и к всё большим деньгам, и это привело его к Тебе на службу».

«Ты прекрасно потрудился, слуга. С каждым годом его богатство увеличивается, и ты должен следить, чтобы оно посвящалось мне».

«Но с недавних пор, господин, он стал чрезвычайно одержим другой заботой. Это пустая трата времени, но что гораздо хуже, это пустая трата денег. Он думает только об Опере, а от Оперы прибыли нет».

«Я знаю. Бесполезное дело. И сколько же из своего состояния он теперь тратит на этот свой фетиш?»

«Покуда всего лишь малую долю. Я только боюсь, что это отвлечёт его от того, чтобы увеличивать твою империю Золота».

«Он прекратил зарабатывать деньги?»

«Напротив, в этой области всё идёт как всегда. Оригинальные идеи, прекрасные стратегии, необыкновенная изобретательность, которая мне иногда кажется сверхъестественной – всем этим он по-прежнему владеет. Я по-прежнему председательствую на собраниях Совета Директоров. Именно я провожу все эти сделки по поглощению и сооружаю ещё большую империю из слияний и инвестиций, именно я уничтожаю слабых и беззащитных, радуясь их мольбам о пощаде. Именно я поднимал арендную плату в домах в бедных кварталах, приказывал сносить дома и школы под строительство фабрик и полицейских участков, я подкупал и давал взятки городским властям, чтобы быть уверенным в их содействии, именно я подписывал к покупке большие пакеты акций во всех развивающихся отраслях по всей стране. Но все инструкции – всегда его, все операции планируются им, и всё, что я должен сделать или сказать, придумывается им».

«А его суждения начали его подводить?»

«Нет, Господин, его суждения как всегда безупречны. Все на Фондовой Бирже разевают рот в удивлении от его дерзости и прозорливости, даже если они думают, что это – моя инициатива».

Я задаюсь вопросом, «Господин, не настало ли время ему уйти, а мне – унаследовать его богатства?»

«Слуга, ты прекрасно трудился, но лишь потому, что следовал моим приказам. Ты талантлив, это верно, и ты всегда знал это и был верен только мне. Но Эрик Мулхэйм – нечто большее; когда дело касается золота, то здесь редко можно найти истинного гения. Он только один такой, и даже больше. Вдохновленный лишь одной ненавистью людей, ведомый тобой и служащий мне, он не просто гений, умеющий зарабатывать много денег, но он и абсолютно не восприимчив к угрызениям совести, принципам, милосердию, жалости, состраданию и, что важнее всего, как и ты, он полностью невосприимчив к любви. Прекрасный человек-орудие, о таком можно лишь мечтать. Однажды придёт его час, и я прикажу тебе окончить его жизнь. Так что ты сможешь унаследовать, конечно. Все царства мира – это фигура речи, которую я использовал когда-то в отношении… другого. Тебе же я подарю всю финансовую империю Америки. Я тебя когда-нибудь обманывал?»

«Никогда, Господин»

«А ты когда-нибудь предавал меня?»

«Никогда, Господин».

«Да будет так. Пусть всё идет пока что так. Расскажи мне больше об этой новой страсти и её причине».

«Его библиотечные полки всегда были заполнены оперными партитурами и книгами на эту тему. Но когда я организовал всё так, чтобы у него не могло быть своей частной ложи, защищённой занавесом так, чтобы спрятать своё лицо в Метрополитен Опера, он как мне казалось, потерял интерес, а теперь он вложил миллионы в соперничающую Оперу».

«Пока что он всегда успешно возмещал все свои вложения и даже больше».

«Верно, но это предприятие наверняка повлечёт потерю денег, хотя эти потери составляют меньше одного процента от всего его капитала. Но есть ещё кое-что. Его настроение изменилось».

«Почему?»

«Я не знаю, Повелитель. Это началось после прибытия того загадочного письма из Парижа, города, где он жил».

«Расскажи мне».

«Пришли двое мужчин. Один из них был дрянным маленьким репортёришкой из Нью-йоркской газеты, но он был всего лишь гидом. Зато другой был юристом из Франции. У него было письмо. Я бы открыл его, но он за мной наблюдал. Когда они ушли, он спустился вниз и взял у меня письмо. Он сел и прочёл это письмо прямо за столом в комнате переговоров. Я сделал вид, что ушёл, но на самом деле я подглядывал сквозь дверную щёлку. Когда он встал, то мне показалось, что он изменился».

«А с тех пор?»

«До этого он был просто теневым партнёром Хаммерштейна в строительстве нового оперного театра. Хаммерштейн состоятелен, но не идёт ни в какое сравнение с ним. Именно Мулхэйм вложил наибольшее количество средств для завершения строительства театра.

Но с тех пор, как пришло письмо, он стал участвовать в делах гораздо интенсивнее. Он уже отправил Хаммерштейна в Париж, чтобы убедить певицу Нелли Мелбу приехать в Нью-Йорк для выступлений в новом сезоне. А теперь он послал ещё одно сумасшедшее сообщение в Париж с наказом Хаммерштейну убедить приехать ещё одну примадонну, самую большую соперницу Мелбы – французскую певицу по имени Кристина де Шаньи.

Он стал сам подбирать артистов, заменяя оперу для открытия театра с оперы Беллини на другую, а также настаивал на смене каста. Но что важнее всего, он каждую ночь проводит, яростно сочиняя музыку».

«Сочиняет что?»

«Музыку, Господин. Я слышу, как он играет в пентхаусе наверху. Каждое утро там лежат свежие кипы нотных листов. На рассвете я слышу звуки этого органа, установленного им в своей гостиной. Я не разбираюсь в музыке, она ничего не говорит мне и для меня это просто бессмысленный шум. Но он сочиняет что-то там, наверху, и я думаю, что это его собственная опера. Только вчера он заказал самую быструю доставку на Восточном побережье, чтобы доставить законченную часть его оперы в Париж. Что мне делать?»

«Это всё безумие, мой слуга, но относительно безвредное. Он вкладывал больше средств в его проклятую оперу?»

«Нет, мой Господин, но я беспокоюсь о моём наследстве. Давным-давно он пообещал, что если с ним что-нибудь случится, то я унаследую всю его империю, его миллиарды, и тем саамы я смогу посвятить их Тебе. Теперь я боюсь, что он, возможно, передумал. Он может оставить всё, что у него есть, какому-нибудь Фонду, посвящённому этой его проклятой одержимостью своей Оперой».

«Глупый слуга, ты – его приёмный сын, его наследник, его преемник, тот, кому судьбой назначено принять его империю Золота и Власти. Разве он не обещал тебе? И даже более: разве я тебе не обещал? А разве меня можно победить?»

«Нет, Повелитель, Ты верховный и единственный бог».

«Тогда успокойся, но позволь мне сказать тебе следующее. Не совет, а твёрдый приказ. Если ты столкнёшься с реальной угрозой твоему наследованию всего того, что у него есть: его денег, его золота, его власти, его царства, тогда ты уничтожишь эту угрозу без жалости и промедления. Я ясно выразился?»

«Очень ясно, мой Повелитель. Благодарю тебя, я выполню Твой приказ».

6

Колонка Гейлорда Сприггса

Оперный критик, «Нью-Йорк Таймс», ноябрь 1906

Для любителей оперы в Нью-Йорке, и даже тех, кто находится в пределах нашего великого Метрóполиса, я принёс хорошие новости. Началась война.