на выход. Я сегодня работаю…
— Еще раз извините, — Виноградов склонил голову, — благодарю за приятный вечер. А дочь ваша пусть не ходит к Войцеховскому. Нет, не говорите ничего. Мне же сам Войцеховский доложил… До свиданья.
Красинская любезно улыбнулась. Проводила гостя до двери. И, глядя на белесую щетину на затылке поручика, подумала: «Нет. Войцеховский не мог ему ничего сказать. Зачем он лжет?»
А Виноградов в дверях круто повернулся и прямо в глаза бросил отрывисто, с еле скрываемой злостью:
— Вы подумали: зачем он лжет? Да? Угадал?
Красинская еле сдержалась, только у сердца пронесся противный холодок. Медленно прикрыла глаза.
— Нет. Я подумала…
— О чем? О чем вы подумали? Отвечайте!
— О, поручик, вам не хватает такта. Вы не скромны.
— Так-с, — Виноградов улыбнулся, — я не Борис, но я и не Александр Ильич… И если бы не его «охранная грамота»…
— То что бы? — Красинская нервно водила пальцами по дверной ручке.
— Ничего, — Виноградов склонился и хотел поцеловать ей руку, но рука соскользнула вниз. — Может, я люблю вас?
Поручик резко повернулся и хлопнул дверью.
VII
…Ленька никогда бы раньше не поверил, что он может болтаться перед окнами гостиницы, подвергаясь риску встретиться с поручиком или попасть под руку пьяных офицеров или купцов. Да еще ради кого? Ради девчонки!
Но ему так хотелось увидеть Еву, поговорить с ней. Никогда бы не подумал, что можно соскучиться по ней так. Ленька часто подходил к гостинице и глядел в окна. Но увидев через окно тень Евы (а может просто похожую тень?), быстро убегал в переулок или дальше — на пустынную рыночную площадь. И там, прижавшись к мокрому дикому камню лабаза, Ленька переводил дыхание и закуривал. Кашлял, давясь едким дымом. И успокаивал себя: подумаешь — нужна она ему! Ха…
И все же вновь и вновь ноги его оказывались на плитчатом тротуаре Гостинодворской. Ноги были упрямы. Они не просто прогуливались, а вели упрямо вниз по Гостинодворской до гостиницы, а там вдруг делались вялыми, нерешительными. …Ленька только что вышел из темного зала кинематографа. А потому даже заходящее солнце его заставляло жмуриться. Но если бы он смотрел широко открытыми глазами, то и тогда Ленька никого бы не увидел; он все еще находился там, в притихшем зале, вместе с Лизой. …Лизу играла Александра Гончарова. И как играла! Здорово. Особенно, когда она опускала длинные ресницы и робко отворачивалась от барина. В это время она чем-то напоминала Еву… Ленька смотрел «Барышню-крестьянку» целых два сеанса подряд. Он запомнил точно каждое движение рук, губ, каждое выражение лица Лизы и барина. И мог повторить их… Ах, если бы он был таким же сильным и взрослым… Почему так медленно идет время?
— Пшла отсюдова, пшла! — прогремело чуть ли не в самое ухо Леньке и он вздрогнул. В дверях ресторана показалась и исчезла опухшая рожа хозяина. Смотри, как кричать умеет, а тогда, при поручике, говорил по-другому, стелился пухом.
У мраморных ступеней стояла женщина в летнем голубом платье. Белокурые волосы упали на лоб, на щеке краснело пятно: неужто от пощечины?
— Зверюги, — женщина покачнулась и заплакала тонко и жалостно. Ленька подскочил к ней и поддержал. Ему довелось видеть немало разных клиентов: пьяных разухабистых купчиков, лощеных офицеров, развеселых девиц. Но эта женщина отчего-то внушала жалость, ей хотелось помочь и он попросил:
— Идите скорее домой, а?
— Домой? — переспросила женщина и всхлипнула, — а где он дом-то мой, где?
Глаза ее, чуть косящие, смотрели куда-то мимо Леньки. Хлопнула дверь. Показался грузный мужчина, на жилетке золотая цепочка, галстук сбился на бок. В руках рыжеватое старое пальто.
— На, надень и уходи! — мужчина бросил пальто под ноги женщине и ушел. Ленька поднял пальто, отряхнул его и помог женщине одеться.
— Спасибо тебе, — она запахнула пальто и пошла по тротуару, сгорбившаяся и простоволосая.
В конце улицы над крышами разливалось оранжевое зарево. А выше над ним зеленоватое небо переходило в синее, холодное и безразличное. И первая ранняя звездочка уже робко светилась, тщетно пытаясь отогреть бездонную пропасть неба.
— Как снежинка искрится, правда красиво? — услышал Ленька и закрыл глаза, крепко, до боли сомкнув веки.
— Здравствуй, это я. Что с тобой?
Она, голос ее. Только она одна может так ласково и протяжно произносить: «здравствуй…» Такое мягкое, легкое: «здравствуй».
Ленька разлепил веки. Перед ним стояла Ева. Ямочка на подбородке задрожала. Это Ева сдерживала смех:
— Ох, а я подумала не заболел ли?! А я все знаю уже… Знаю, как ты сам Цвиллинга нашел… Знаю, и как записку отдал дяде Саше.
Она перешла на шепот, хотя именно теперь-то уже можно было никого не бояться, ибо самое главное она уже рассказала.
— А ты, оказывается, молодец.
И «молодец» она произнесла на свой особый лад — ласково и восхищенно. «Молодец» — прозвучало куда внушительнее, чем «герой».
— А… ты куда? — спросил Ленька и покраснел. Он с трудом выговорил — ты. И сразу как-то увидел себя со стороны: свои рыжие от старости башмаки с бечевкой вместо шнурков, бахрому на брюках, широкий отцовский пиджак с подвернутыми засаленными рукавами. Простая желтая верблюжья кофточка на Еве казалась ему одеждой королевы.
— Так, — повела Ева рукой вокруг, — вышла подышать свежим воздухом на минутку.
— А, — протянул Ленька.
— Бэ, — передразнила Ева и кокетливо прищурилась, — и с тобой захотелось поговорить.
— Ну?
— Вот тебе и ну, — улыбнулась она, — что ты удивляешься. Я умею на расстоянии мысли угадывать и заранее знаю, кто и где, когда будет. Я точно знала, что ты сейчас здесь…
Ева тронула его за локоть. Ленька неловко отдернул руку. Они пошли рядом, медленно и молча. Дойдя до угла, Ленька искоса взглянул на Еву:
— Значит мысли отгадываешь? Ну скажи: о чем я сейчас думаю?
Ева остановилась и внимательно посмотрела ему в лицо. От ее пристального взгляда Леньке стало не по себе, но он выдержал, даже не мигнул.
— Так, сейчас скажу. Скажу о чем ты думаешь… Минуточку. Так-с… Во-первых, ты подумал о том, что как это здорово получилось, что со мной встретился. Во-вторых, ты подумал, что я вру и мыслей отгадывать не могу. И в-третьих, ты подумал, вернее загадал, что… что я знаю и ты знаешь, и что говорить не будем, так?
Ленька машинально кивнул. Они пошли дальше. Ленька повторял про себя: не забыть и хотя бы через год, два или три, но спросить Еву о том, как ей удалось все отгадать? В-третьих… Что она имела в виду? Неужели то же, что и он? Верно: он загадал — если