нащупал и вытащил из Ленькиной стеганки новенький вороненый наган.
— Да из ресторана вез вчера пьяного офицера, ну и того… — Ленька шмыгнул носом, — экс…экспри…про…ровал у буржуазии для охраны революции. Они вон как вооружены, а вы так гуляете. Вчера сам видел, как один тут крался за Александром Алексеевичем, выслеживал гад, куда тот шел…
Кичигин, Мискинов и Цвиллинг переглянулись.
— Да вы не думайте, я этот наган не для себя взял, хотел вам отдать, мало ли что в дороге может приключиться… Не знал только как…
Цвиллинг сунул наган в карман:
— Спасибо, за мной — должок. А теперь, езжай… И вот что: не обижай Михалыча — переходи к нему. Ну, расти большой!
И Цвиллинг, взяв Ленькину ладонь, с размаху хлопнул по ней рукою.
— Гордый ты хлопец. Это хорошо! А шапка у тебя, пожалуй, получше моей…
Цвиллинг повернулся, четко, по-солдатски.
Ленька стоял еще несколько минут, глядя вслед уходящим. Они шли рядом, плечо к плечу. Шли быстро и твердо ступая по пожухлой, почерневшей от грязи траве. Обходили лужи с маслянистой и зеленоватой от лунного света водой. Остро пахло сырой корой, так что даже сводило скулы. Ленька плотнее запахнул стеганку, впрыгнул в коляску: ааа, пшел, золотопогонник! И Таур, не спеша перебрав ревматическими ногами, как бы попробовав их на прочность, лениво потащил коляску по густой грязи.
Ленька ехал и думал: до чего же все-таки Цвиллинг интересный человек! Все замечает: видно ему шапку тоже Красинские связали… Умеет так сказать, что все слышат, а понимает только тот, кому следует. И говорит о любом так, что навек запомнишь. Необидно шутит, за равного всех считает, даже его, Леньку…
Ленька ехал медленно. И мечтал: вот кончится все это время, вернется отец… Будет мирная, хорошая жизнь. Будет такая же тихая звездная ночь. Будет Ева…
…Вот идет она мне навстречу, спешит по зеленоватому лунному булыжнику: тук, тук, тоненькие каблучки. Длинные ноги чуть расставлены и мешаются, как у молоденького олененка. У того, что видели когда-то с отцом в лесу и стрелять не стали. Жалко.
Вот увидела меня. Подошла. Прижалась щекой к моему плечу. И стоим мы рядом, одни под звездами теплыми, одни мы…
Свежестью пахнут волосы. От ресниц скользят тени. Заглянуть бы в глаза твои…
Я не целую. Я еще никого не целовал. И она понимает, почему я ее не целую. И говорит мне: ты настоящий человек, Ленька, настоящий…
Я говорю: я никогда не забуду тебя. Что бы ни случилось со мной, я всегда буду помнить о тебе. И когда тебе будет трудно, когда буду нужен, я всегда приду к тебе…
Ударил тихонько колокол. Ленька поднял голову: перед ним темнел собор. Верно ветер шалит на колокольне.
На углу Николаевской и Кладбищенской светились окна ресторана. Из дверей вывалился казак. Хватаясь руками за выщербленную кирпичную стену, он вытянулся в рост и крикнул в приотворенную дверь.
— Ксанка, подлая, где же ты?
Ленька натянул вожжи. Из ресторана вышла пышная женщина. На шляпе торчали страусовые перья. Казак оттолкнулся от стены и навалился на женщину. Он дернул воротник платья и ткань треснула. Громко и резко. Казак поднял голову и увидел Ленькину коляску.
— А ну, подъезжай сюда, стервец, да вези нас куда-нибудь… куда… Куда?
Женщина что-то сказала, но Ленька уже не расслышал. Он хлестнул Таура и тот пошел неожиданно ходко.
— Куда! Закудахтал, — ворчал Ленька. — Буду я всякую мразь возить, нет уж! Увольте-с! Не тот день!
X
ТЕЛЕГРАФ СООБЩАЕТ:
Петроград
«В ночь с 7 на 8 ноября[1] революционные рабочие, солдаты и матросы штурмом взяли Зимний дворец и арестовали Временное правительство».
«7 ноября 1917 года в 10 часов 45 минут вечера в Смольном открылся II Всероссийский съезд Советов».
«На съезде приняты декреты о мире и о земле. Сформировано правительство — Совет Народных Комиссаров. Председателем избран Ульянов-Ленин».
Оренбург
«8 ноября полковник Дутов объявил Оренбург на военном положении. Создано казачье войсковое правительство».
«По инициативе эсеров и меньшевиков в Оренбурге создан комитет спасения Родины и революции».
«Клуб большевиков разгромлен».
XI
Казалось, все застыло кругом: и земля, и дома, и голые черные деревья, и даже небо. Осень. Снега нет — все оголено и серо. Одни лишь золотистые листья беспечно поблескивают. В эту пору их обычно сметают в кучи и сжигают, но нынче этого не сделано. По Николаевской по замерзшему до синевы булыжнику дробно простучал казачий патруль. У ресторана тихо и безлюдно. Ленька прошелся раз-другой перед окнами Красинских. Белесые окна были немы. «Эх, — подумалось Леньке, — был бы у меня сейчас тот револьвер! Уж я бы из него бахнул! Вот бы все всполошились. Казаки за мной — погоня. Куда бежать? Рядом — гостиница. Скорее в нее. К Еве. Спокойно бросаю на стол расстрелянное оружие: спрячь, может пригодится. Спокойно сажусь, закуриваю. Обе Красинские, хотя нет, пусть одна — Ева, волнуется, боится за меня… Но только выкурив папиросу, я не спеша (а у двери уже стучат подкованными сапогами) открываю окно и…»
— А, приятель! — перед Ленькой стоял поручик Виноградов, шинель топорщилась на груди, носки сапог упрямо тянулись кверху. — Узнаешь? Так был тогда на вокзале?
Ленька кивнул. Что с ним говорить… Мать всегда учила его: не перечь старшим, не борись с сильным. И хотя Леньке очень хотелось сдерзить поручику, он все же покорно опустил глаза. Кроме всего Ленька боялся: вдруг по глазам поручик поймет, что он обманул тогда…
— А я тебя запомнил. Я всех запоминаю с первого взгляда. У меня, приятель, глаз-ватерпас! Ха-ха…
— Вы забыли шарф, — в дверях гостиницы показалась Ева. — Возьмите.
Виноградов взял шарф, обвязал шею. Хотел поцеловать руку Евы, но та отшатнулась. Поручик ухмыльнулся. Сегодня он был в отличном настроении. Мельком скользнул взглядом по Леньке, пробормотал что-то себе под нос и пошел вдоль улицы. Ева плюнула ему вслед. А Ленька озорно подпрыгнул, сделал сальто и покраснел.
— А ты, хотя и акробат, но парень хороший, — сказала серьезно Ева, нахмурив брови. — Идем к нам?
— Не, — замотал головой Ленька, — к вам не пойду…
— Из-за него? — кивнула в сторону уходившего поручика Ева. Как она отгадала?
— Тогда подожди, пожалуйста, — сказала Ева, — я оденусь и мы погуляем.
И не ожидая ответа, повернулась к дверям. Ленька остался ждать. Наконец Ева появилась. На ней было надето короткое пальто в крупную сине-зеленую клетку и розовый платок. Ого, как вырядилась! Ленька пошел рядом, боясь коснуться ее, даже