мои родители…
Мама уже мертва. Она лежит, прислонившись к дальней стенке, опустив голову, а на месте ее груди зияет дыра. Маленькая струйка крови стекает по ее губам, а руки бесполезно дергаются по бокам. Отец лежит рядом с ней, еще живой, но умирающий. У него нет правой руки, она оторвана, а лицо покрыто ледяной паутиной, как будто замороженное изнутри. Он рвано дышит, каждый следующий вдох короче предыдущего.
У меня щиплет глаза. Сердце бьется так сильно, что, кажется, вот-вот выскочит из груди. Мне хочется кричать, рыдать, выть, сражаться, но тело не слушается, поэтому я просто остаюсь там, задыхаясь под полом, парализованная, пойманная в ловушку. Этого не может быть. Не может. Не может, не может, не может.
Волшебник, тот, по чьей вине все это случилось, встает первым, хромая в сторону отца. Он опрокидывает его на спину и опускается на колени, надавливая коленом ему на грудь. Волосы Волшебника растрепаны, опалены, а правая половина лица – покрытое шрамами пузырящееся месиво. Его глаз полностью выжжен, а мамин нож по-прежнему торчит из его поясницы. Но, несмотря на все это, он все еще каким-то образом идет, как будто по его венам течет чистейшая ненависть.
– Ты мелкий ублюдок, – шипит он, сплевывая кровь отцу в лицо. – Ты и правда думал, что сможешь так поступить со мной? Со мной? – Он рывком поднимает отца за воротник, их лица оказываются всего в нескольких дюймах друг от друга. – Послушай сюда, Петир, и слушай внимательно. Я найду твою дочь. Выслежу ее. И я позабочусь о том, чтобы она умерла самой медленной, самой мучительной смертью, которую ты только можешь представить. Я заставлю ее страдать, Петир. Очень сильно страдать.
У меня леденеет кровь, а дыхание замирает в горле. Я никогда в жизни не была так напугана. Но отец просто улыбается жесткой, надтреснутой улыбкой, которая отнимает у него последние оставшиеся граммы силы.
– Нет, ты этого не сделаешь, – говорит он Волшебнику. – Потому что ты уже мертв.
Затем он бросает взгляд на меня сверху вниз, чуть краем глаза, а я смотрю на него, по-настоящему, в последний раз. На своего отца, моего героя, мой мир.
– Беги, – произносит он губами.
И вот он появляется над ним, вспыхивая, как тлеющий уголек, пробуждающийся к жизни. Глиф, вырезанный на нашем потолке, достаточно большой, чтобы покрыть всю его поверхность, не замеченный никем до сих пор. Это сложно описать словами, полдюжины пересекающихся кругов, соединенных, как звенья цепи, змея, поедающая собственный хвост. Глиф исчезает… а затем вновь светится ярче и жарче, чем солнце.
Чистый инстинкт берет верх. Я все еще не понимаю, что произошло, едва начинаю осознавать это, но мое тело знает, что нужно следовать приказу отца. Я хватаю Серу за руку и тяну вперед. Мы вдвоем забираемся под половицы, как пара мышей, пробираясь через узкий грязный туннель, и я слышу, как колокола звонят все громче и громче, слышу, как Волшебник кричит в ужасе, слышу, как стены вибрируют и жужжат от шума собирающейся магии. Мы с Серой выскакиваем через небольшое отверстие под стеной дома на темную, тесную улицу, и вот я бегу, таща за собой Серу, у меня болит в боку, глаза горят, все мое тело движимо не чем иным, как отчаянной потребностью убраться подальше от этого дома.
Я не вижу, как он взрывается. Мне этого и не нужно. Я слышу оглушительный взрыв, громче самого громкого раската грома, чувствую, как обжигающая волна жара проходит сквозь меня, чувствую, как земля содрогается под ногами. На одно мгновение ночь становится светлой, как день, когда столб клубящегося, воющего пламени высотой в пятнадцать этажей взмывает в небо. Стекло разбивается вдребезги. Кирпичи трещат. Город воет голосами сотен людей, вопящих от страха.
Я не останавливаюсь. Я не могу. Я должна продолжать двигаться, хотя мои ножки уже пылают, хотя я босая и почти уверена, что наступила на какое-то стекло, хотя я понятия не имею, куда направляюсь. Я должна продолжать бежать, потому что, если остановлюсь хотя бы на секунду, то, что только что произошло, окажется реальностью, а этого не может быть. Этого не может быть. Так что я бегу дальше, по переулкам и улицам, мимо шумных таверн и ночных базаров. Семилетняя девочка в крови, в опаленной одежде и с дикими глазами. Семилетняя девочка, внезапно ставшая ответственной за свою сестру. Семилетняя девочка, мир которой только что перевернулся.
Мы выбегаем из города. Улицы заканчиваются, и мы попадаем на пляж. Тот самый пляж, на котором мы сидели всего несколько часов назад. Я бегу к краю берега и падаю на мокрый песок, уставившись на это бескрайнее пространство холодной, неведомой тьмы. Сера сидит рядом со мной и, застыв, молчит. Она не говорит, не плачет, не двигается. Как потушенная свеча.
А я – огонь, бушующий жарче солнца. Я выплескиваю эмоции наружу, издавая воющий яростный крик, полный злости, отчаяния, потерянности и страха одновременно. Крик, который длится до тех пор, пока не пропадает голос и не разрывается горло. Это крик ярости и отчаяния, крик, который убил бы всех в этом городе, если бы мог, крик, который я никогда не забуду.
В тот день я тоже умираю вместе со своими родителями. Девочки, которой я была, той, что играла с маленькой лошадкой, чувствовала себя в безопасности и под защитой, думала, что худшее, что может случиться, – это что отец задержится на работе, ее больше нет, она сгорела вместе с тем домом.
Все, что от меня осталось, – крик.
Глава 3
Настоящее
Паром в Академию Блэкуотер отправляется в полночь, но я не хочу опаздывать, поэтому добираюсь туда на закате, а это значит, что мне придется стоять в одиночестве в доках Лодердейла добрых три часа, прежде чем кто-то вообще прибудет. Лодердейл – приятнее большинства городов, в которых мне довелось побывать. Это небольшое скопление элегантных поместий и высококлассных рынков на южном побережье. От нахождения в таких приятных местах мне становится не по себе; деньги и магия всегда идут рука об руку. И мне действительно не хочется привлекать внимание, стоя в одиночестве под фонарем в жарком платье. Ничего мне не хочется так, как вскарабкаться на крышу и разведать обстановку, притаиться в тени с локусами в руках, в готовности нанести удар. Но вместо этого я должна ждать здесь. У всех на виду. Как дурочка.
К одиннадцати начинают подтягиваться остальные. Они медленно стекаются в доки, сначала поодиночке, а затем толпами, оставшаяся часть будущих абитуриентов Академии Блэкуотер. Они выглядят достаточно безобидно – подростки, одетые в строгие костюмы и сверкающие платья. Я различаю представителей всей Республики: южане