попадешь, пришибет на месте. А если нет, то пользовать свите своей разрешит. Иль подарит кому, иль пыткам подвергнет. А если смертная в Наварру попала, ходу назад нет, заруби себе на носу, – ухмыляется. Чует инквизитор, что раунд выиграл.
– То есть ты в курсе, что я не София? – у меня глаза кровью наливаются. – Знал! И все равно меня в этот дрянной мир утащил?!
– Сомнения в конце появились, уж больно ты отличалась от той девки, что в волшебном зеркале созерцал.
– Ах ты, гнида! – набрасываюсь на него и кулаками, в грудь бью. Все по роже хочу заехать, но не дотягиваюсь. Слишком высокий и огромный, паскуда. Трехэтажным матом его крою. Даже боли в руках от ударов по кольчуге не ощущаю. Чем больше во мне злости, тем ярче его глаза пылают.
– София в танце как лебедь порхала, а ты как гусыня неуклюжая передвигаешься, – и ржет, так что листья с деревьев опадают.
Резанули его слова. И больно так под грудь врезали, что дышать нечем стало. И ведь правду сказал. София балерина. Я с ней лично незнакома. Но мне показывали и фотки, и видео ее. Как она на сцене выступала, такое вытворяла, как будто костей у нее нет. С детства танцами занимается.
Конечно, такому меня научить за месяц невозможно. Меня это и не парило. Какие танцульки, когда за три года ни разу досыта не ела? Я думала, как поскорее разделаться со спектаклем, денюшку заграбастать и свалить. Может, жизнь наконец наладить, хату снять, на работу устроиться. А вот как гаденыш инквизитор нас сравнил, задело. Он значит, ее где-то там, в зеркалах рассматривал, восхищался, а тут я неуклюжая каракатица. Вроде бы похожи мы с ней, лица один в один, а тут приходит сознание, насколько большая между нами пропасть. И как ни старайся, фальшивка все равно проигрывает. И никогда ей оригиналом не стать.
- Так чего не отпустил? Какого сюда притащил? – еще раз со всей дури кулаком ему в грудь заезжаю.
Охаю. Металл кольчуги в руку впивается.
Берет меня за запястье. Через перчатки жар опаляет. Глазами в душу пробирается, заставляет что-то болезненно сжиматься внутри. Губы приоткрыты. Какие они все же у него красивые. Контур словно кто-то специально прорисовал, нижняя губа чуть-чуть больше верхней. Эта припухлость странно на меня действует, хочется дотронуться пальцем и проверить, такие ли они гладкие на ощупь.
Мотаю головой, прерываю, зрительный контакт. Что за чушь мне в голову лезет? Мало мне геморроя на одно место? И все же, какой он без маски? Чем дольше инквизитор рядом, тем больше его эта странная амуниция меня раздражать начинает. И снова о ереси думаю. Мне бы злиться, что втянул меня в мутотень эту. Что не отпустил, даже когда поверил! Теперь только ненависть к врагу! И бред из головы своей убрать, выкинуть, сжечь, растоптать.
- У тебя кровь, - проводит пальцем по ребру моей ладони. – Больно? – голос тихий, появляется едва заметная мягкая нотка. И мне до чертиков приятно ее слышать.
- Тебе какое дело?! Иди вон лучше лебедей королю в болоте вылавливай. Отвали ты от меня, а!
Не обращает внимания на мои слова. Как будто и не слышит их. Подносит руку к губам и слизывает кровь. Раздвоенный шершавый язык скользит по моей коже, а у меня разноцветные круги перед глазами расплываются, и ноги ватными становятся. А еще странное жжение между ног и по телу волнами дрожь пробегает. Воздух вдруг в огонь превратился, легкие обжигает. А язык бесстыжий, продолжает кровь слизывать. И в голове только одна позорная мысль пульсирует: «Не останавливайся!».
- Сейчас раны затянутся, - голос шипящим стал, а глаза желтым светятся, светлые-светлые стали. Грудь вздымается, а дыхание дракона меня обволакивает, вьется вокруг, подобно облакам пуховым.
- Угомонись, хозяин! – ворон между нами вклинивается, да так плотно, что в мой приоткрытый рот его перья попадают.
- Тьфу, отвали! – вырываю свои руки. Отталкиваю птицу.
Сразу так холодно стало, словно с облаков пушистых на твердую землю шмякнулась. Нет, этот мир явно на мой мозг неправильно действует!
- Чую, смердит похотью запретной! Давно ты, хозяин, птичку не таранил. Вот отдадим эту королю, и выберешь себе по вкусу, кого покрыть,- Марко летает вокруг инквизитора. – Главный запрет нарушаешь! Королевские вещи неприкосновенны!
- Каркуша, ты мне скажи, где та ведьма живет, я сама тебя к ней отнесу и попрошу, чтоб не только перья выдернула, но и суп из тебя сварила, - подбираюсь к нему сзади, и со всей дури за хвост дергаю, так что несколько перьев у меня в руке остались. – И заруби себе на клюве своем, я не вещь. И на хрен мне ваш король не упал.
Такая злость на птицу эту гадкую взяла. Похлеще, чем на инквизитора. Задели его слова, да так запекло в груди, что аж согнулась пополам, воздух хватаю, а на глазах сырость появляется. Что я за слабачка такая!
- Я Марко! - на свой хвост оглядывается. – А будешь из своего рта подобные речи извергать, так сама в кипящем чане окажешься.
- Заткнулись, - рявкает инквизитор. – Будешь, Злата, правду свою отстаивать, гнев королевский накличешь.
И в словах его грусть отчетливо читается. Или у меня уже… того, крыша подтекает. Смотрит на меня странно, словно сам с собой какую-то борьбу ведет.
- Так нафиг ты меня притащил, не пойму?! Раз понимал, что не та.
- Он не знал точно. Портал закрывался. А без улова мы вернуться не могли, - каркает Марко.
- Нам пора, - обречено вздыхает дракон. Расправляет крылья, подхватывает меня на руки и устремляется в багровое небо.
Черные облака нас обволакивают, розовые звезды сверкают над головой, вороны по бокам галдят. Я к груди его прижимаюсь, и вдаль смотрю. А там, в облаках виднеется город. Висит в воздухе. А в самом центре города замок огромный с черными башнями возвышается. Хочется остановить время, чтобы тот город так и остался вдалеке, чтобы никогда до него не долетели. И снова глюки у меня, дракон сильнее меня к себе прижимает, а крылья едва шевелятся. Неужто тоже не хочет к городу подлетать. Нее…быть такого не может…
Глава 4
Король драконов возвращался в Наварру, сгорая от предвкушения. За сотню лет ни одна мирская особь не заставила его чресла изнывать в томительном ожидании. Была