Читать интересную книгу Зимняя война 1939-1940 гг - Гордон Сандер

В тысяче ста километрах от Финляндии шеф берлинского бюро CBS Вильям Ширер зло слушал первые сообщения о подлом советском нападении из столицы тогдашнего германского союзника. Из-за ограничений германской цензуры по отношению к Советскому Союзу Ширер написал о нападении на следующий день в нейтральных тонах.

В частной обстановке этот видный американский журналист с трудом сдерживал себя. «Советский Союз вторгся в Финляндию!» — написал он в своем дневнике, который после стал известен миру как «берлинский дневник». «Великий защитник рабочего класса, могущественный проповедник против фашистской агрессии, праведный наблюдатель за соблюдением договоров (это цитата из выступления Молотова месяцем ранее) напал на одну из самых эффективных малых демократий в Европе и тем нарушил более полудюжины священных договоров. Я бесился тридцать часов, — вспоминал радиоведущий. — Не мог заснуть».

* * *

По другую сторону Атлантического океана, в Вашингтоне, округ Колумбия, поезд, везущий президента Франклина Рузвельта, подошел к вокзалу. Рузвельт возвращался из краткого отпуска в Варм Спрингс, штат Джорджия. Специальная делегация из госдепа, в которую входили секретарь Кордел Халл и его заместитель, Самнер Уэллес, подъехала прямо к вокзалу, чтобы лично проинформировать президента о русской агрессии. Специальные вечерние выпуски газет с заголовками об агрессии уже продавались на вокзале, куда подъехала группа для встречи поезда Рузвельта.

Рузвельт, который шестью годами ранее предпринял политически непопулярный шаг и признал советский режим, был не рад таким новостям. Донесение о советском вторжении, пришедшее по телеграфу, вызвало бурные дебаты в госдепе — как реагировать на это вторжение. Эти дебаты в Вашингтоне шли несколько недель. Обычно выдержанный Уелпес вышел из себя и требовал разорвать дипломатические отношения с Кремлем. Халл, его более осторожный начальник, сомневался. Такое решение, отметил он, может быть очень популярным в тазах общественности, но волна возмущения постепенно сойдет на нет, а расхлебывать все придется именно госдепу.

Двадцатью пятью годами ранее США и тогдашний президент Вудроу Вильсон были шокированы вторжением Германии в нейтральную Бельгию — «изнасилование Бельгии» — так это было названо. Вторжение и сильно раскрученные военные преступления против бельгийского гражданского населения стали первыми ударами, которые в результате разбили американский изоляционизм. Двумя годами позднее Америка вступила в войну.

Теперь Рузвельт использовал похожую терминологию для описания русского вторжения в Финляндию. «Это ужасное изнасилование Финляндии, — писал в письме другу, Томасу Мак-Вею, президент. — Народ вопрошает, почему нужно вообще иметь дело с нынешним советским руководством, так как их идея цивилизации и человеческого счастья полностью отличается от нашей. Все Соединенные Штаты не только в ужасе, но и в страшном гневе».

В то же время президент, несмотря на все поползновения в пользу военного вмешательства, был юридически связан политикой строгого нейтралитета. Это была политика, которую Рузвельт хотел демонтировать через серию нейтральных законов. Процесс был начат в 1937 году, когда Рузвельт выступил в Чикаго с речью «Карантин агрессора». Этот процесс завершился двумя годами позже, когда США стали фактическим союзником Великобритании, а в декабре 1941 года японская атака на Перл-Харбор уничтожила нейтралитет США окончательно. Несомненно, русское вторжение в Финляндию стало одним из важных пунктов на этом долгом пути. Как отметил в своем дневнике заместитель секретаря госдепа Адольф Берле через несколько дней после русского вторжения: «Нейтралитет США уже не так незыблем, как неделей ранее».

Несмотря на все симпатии Рузвельта и миллионов американцев к Финляндии, нельзя было сбросить со счетов тот факт, что большинство политиков и в особенности бизнес-круги оставались на позициях строгого изоляционизма. Очевидно, госдеп обсуждал все возможные варианты, вплоть до вступления в войну.

Пока Рузвельт размышлял, он дал согласие на аудиенцию финскому послу Хьялмару Прокопе. Высокий, обходительный Прокопе был хорошо известен в деловых кругах США в 1930-х годах благодаря его должности в финской бумажной ассоциации. В 1938 году он согласился возглавить крохотное финское посольство из трех человек. Поскольку трения с Кремлем возросли, задачей его было получить американскую дипломатическую поддержку для ходатайствований перед Кремлем.

Высокий, красивый, красноречивый Прокопе всегда был желанным гостем на коктейльных вечеринках в Вашингтоне. Теперь Финляндия внезапно стала темой дня рождественского сезона 1939 года, и его стали звать вообще везде, и везде он использовал свое очарование для того, чтобы призвать на помощь Финляндии. На встрече с президентом Прокопе призвал его разорвать дипломатические отношения с Кремлем. Рузвельт обещал подумать. В то же самое время он надеялся, что сможет послужить посредником в переговорах Москвы и и Хельсинки о мире, а разрыв отношений в этом плане был не нужен. В конечном итоге, по совету Хэлла, Рузвельт отношения разрывать не стал.

Несмотря ни на что, престиж США и общественное мнение требовали того, чтобы начальник сделал по поводу войны сильное заявление. Первый шаг Рузвельта был столь осторожным, что он был фактически бессмысленным: он написал сильное, но обобщенное обращение, осуждающее бомбардировку мирного населения в Хельсинки и призывающее обе стороны в этой необъявленной войне более так не делать. Оба посла США, Стейнгардт в Москве и Герберг Шенфилд в Хельсинки, получили поручение передать это послание обеим сторонам. Как отметил один писатель, «США хотя бы отметились на стороне против зла».

И в то же самое время Рузвельт был фанатом американского футбола и яростно болел за команду Флота США. Ежегодный матч по американскому футболу между командами Армии и Флота США был его идеей фикс. Рузвельт намекнул, что в связи с советским вторжением он, может быть, не приедет на матч и отложит поездку в свое поместье в Гайд-Парке. Он был президентом уже семь лет, и за частной жизнью спасителя Америки следили как за частной жизнь королевской особы. Не приехать на любимый матч — вот это было бы сильным заявлением.

На следующий день Рузвельт был красноречив. Он также четко дал понять, кто на стороне зла:

«Советская морская и воздушная бомбардировка финской территории вызвала глубокий шок у правительства и народа Соединенных Штатов. Несмотря на все усилия разрешить спор мирными методами… одна держава решила прибегнуть к силе оружия».

Сильные слова. И в то же самое время президент еще не решил, поедет ли он на матч по американскому футболу между командами Армии и Флота США.

Однако 350 финских американцев — а «Хельсингин Саномат», ведущая ежедневная газета Финляндии, с волнением сообщила о 3000 — уже решили, что они будут делать, — они будут сражаться! Неделей позже эти мужчины, назвавшие себя Финским американским легионом, отправились в Хельсинки, чтобы присоединиться к 12 000 других добровольцев со всего мира, которые приехали в Финляндию поддержать ее в борьбе.

* * *

По другую сторону Ботнического залива, в Стокгольме, правительство другого нейтрала, которое было больше всего затронуто войной, Швеция, также вело скрытые дебаты по поводу того, как реагировать на вторжение. Некоторые члены кабинета, возглавляемые активным министром иностранных дел Рикардом Сандлером, ратовали за полную военную помощь, включая создание общей обороны Аландских островов. Другие министры сомневались. В отличие от далеких США, которые не были под угрозой непосредственного вторжения, независимо от предпринимаемых политических шагов, Швеции нужно было вести себя осмотрительно. Неправильный шаг мог моментально привести к появлению русских или немецких бомбардировщиков в небе.

Официально правительство Пера Альбина Ханссона, ярого нейтрала и социал-демократа, хранило строгое молчание. Но сомнения в том, что считало по этому поводу шведское общественное мнение, не было. «Сложно выразить чувство ужаса и гнева, которое охватило все население Финляндии, Норвегии и Дании в результате русского нападения на Финляндию», — написал скандинавский корреспондент «Нью-Йорк таймс» 2 декабря. В тот же день две тысячи шведских студентов пришли к финскому посольству в Стокгольме с криками «Мы за Финляндию!» и другими финнофильскими лозунгами. Так же случилось в Риме, Париже и других городах.

* * *

В Карельской зоне боевых действий Олави Эронен был занят эвакуацией ошеломленных жителей деревни Сейвасто на запад, в безопасность, за линию Маннергейма.

«Я отбыл туда в сумерках и собрал всех жителей деревни. Конечно, все пригодные к службе мужчины были в армии, так что присутствовали только женщины, дети и старики. Я никогда не видел настолько притихших людей. Все пожитки были завернуты в одеяла. Это все, что они могли с собой взять. Конечно, все ушли добровольно. Никто не хотел остаться в лапах у русских. Я отвез их за линию обороны, дальше их вез другой грузовик».