Читать интересную книгу Зимняя война 1939-1940 гг - Гордон Сандер

В тот момент это казалось достаточно логичным шагом, как отметил Джоффри Кокс. «Они (Таннер и его союзники) знали, что радио и газеты Молотова громко кричали о невозможности иметь дело с нынешним финским правительством. Если Каяпдер и Эркко уйдут в отставку, может быть, русские вернутся за стол переговоров. По крайней мере, эти изменения могут спасти Хельсинки от налета завтра утром».

В то же время слухи о фактическом перевороте достигли прокуренной комнаты для прессы в «Кемпе». Как всегда, некоторые сообщения были неверными. В три утра Юнайтед Пресс опубликовало молнию о том, что Таннер будет новым финским премьером и примет любые условия Москвы. Все это было не так. Он просто хотел возобновить переговоры. И остановить бомбежки.

Таннер явно не был заинтересован в посте премьера. Для этого архитектор нового финского правительства выбрал другого: Ристо Рюти, чиновника с железными нервами. Президент Каллио одобрил этот выбор. Хотя большую часть политической жизни Рюти провел в банковской сфере, у него было много опыта в вопросах обороны. Более того, финансист обладал хорошей репутацией среди промышленников и бизнесменов, а с ними как раз нужно было сотрудничать. С Кремлем до этого Рюти дел не имел.

Разумеется, проконсультировались и у главнокомандующего. Маннергейм не был особо доволен кандидатурой и сначала немного посомневался, но затем согласился. Теперь Таннеру оставалось только убедить главного фискала Финляндии принять предложение.

* * *

Итак, с утра пораньше, 1 декабря, как только открыл свои двери Банк Финляндии, Таннер позвонил Рюти и изложил ему свою идею. Вскоре приехал президент Каллио, который сам когда-то возглавлял Центробанк, для того, чтобы помочь уговорить Рюти.

Как и ожидалось, Рюти сначала отказался. Его прошлый роман с политической жизнью в 1938 году закончился плачевно — тогда он проиграл Каллио на президентских выборах. В любом случае, он предпочитал управлять делами Финляндии из своего офиса в банке. Таннер и Каллио настаивали. Он был нужен Отечеству. Но Рюти все еще сомневался. Затем, по воспоминаниям Таннера: «Я сделал самое неосмотрительное обещание в своей жизни — если Рюти станет премьером, то я готов работать исполняющим обязанности министра иностранных дел». Это обещание Таннер исполнил. Из-за этого обещания Таннер вместе с Рюти в 1946 году отсидел несколько лет в тюрьме после незаконного суда, затеянного Советами. Суд нашел обоих виновными в «военных преступлениях». Как Таннер записал в своих мемуарах, «когда Рюти сопротивлялся вхождению в новое правительство, он был абсолютно в своем праве так поступить».

Очевидно, этот аргумент Таннера стал последней каплей. Рюти согласился. После принятия этого решения новоиспеченный премьер-министр спокойно сформировал кабинет. К Рюти в новом правительстве присоединился Юхо Паасикиви, который ушел с поста посла в Швеции (его сменил Эркко) и стал министром без портфеля. Вместе с Таннером и Маннергеймом эта троица направляла финскую внешнюю политику на протяжении войны.

Новое правительство являло собой смесь из Аграрной партии (партии Рюти), 5 мест, социал-демократов Таннера (4), Коалиционной партии (3) и Шведской народной партии (3). За исключением замены трех ключевых министров, правительство не сильно отличалось от предыдущего.

Как отметил Таннер, «это была, наверное, самая быстрая смена правительства в истории Финляндии».

* * *

В час пятнадцать уже ставший привычным вой сирен возвестил о прибытии очередной порции «сталинских соколов» в небесах над Хельсинки. Изможденные жители города опять бросились в бомбоубежища. В это же время другие советские бомбардировщики совершили налет на всю южную часть Финляндии, сбросив бомбы на Выборг, Коувола и еще 10 финских городов.

Джоффри Кокс, который, как и Марта Геллхорн и многие другие журналисты в «Кемпе», уже имели опыт бомбежки с испанской гражданской войны, предпочитал отсыпаться в номере. Но долго поспать не удалось:

«В этот момент раздался громкий стук в дверь. Я вскочил, схватил одежду и открыл дверь. За ней я увидел высокую угловатую женщину лет под сорок, в очень британском пальто и сероватых мехах, которые, как казалось, только что вытащены из шкафа на даче. Она стучала в дверь своей туфлей и кричала на английском голосом деревенщины: «Давай, давай. Я специально обученная сотрудница МПВО. Вниз!»

Несколько секунд спустя то же создание появилось в фойе гостиницы, где собрались прохожие, чтобы переждать налет. «Теперь все к стене! Все к стене!» — кричала она на английском. Терпеливые финки, которые вбежали в гостиницу с улицы, застыли в недоумении. Выражение на их лицах несомненно является частью современной войны. Странные женщины кричат команды на странных языках».

Результаты этого налета, второго из трех в тот день, были не столь веселыми: 50 убитых и большое количество раненых. Психологический ущерб был еще больше, город еще не привык к суровой реальности бомбардировок с воздуха.

Репортер «Дейли Экспресс» видел усталость города везде в тот день: в усталых лицах банковских клерков и покупателей в магазинах, в трамваях, где народ ругался из-за мест и багажа. Швейцары в «Кемпе», когда-то радостные и приветливые, стали унылыми и раздражительными.

Сможет ли Хельсинки выстоять? Пока что было непонятно…

* * *

В один момент на второй сумасшедший день войны Кокс сумел посетить место падения одного из сбитых стервятников.

«Перепутанные обломки горели. Хвост, с буквами СБ и огромной тускло-красной советской звездой, лежал около дерева. Рядом лежало кровавое месиво из головы пилота и его торс в форме цвета хаки. Его руки были крепко сжаты… Тела двух других членов экипажа уже унесли. Финские стражи подошли с куском фанеры, затащили на него расплющенный торс и его тоже унесли».

Глядя на эту кровавую сцену, Кокс не мог не задуматься, что мотивировало этого погибшего летчика.

«Каким он был, этот пилот, чья жизнь закончилась так? Молодой, готовый сражаться за социализм, чтобы построить новый, лучший мир? Искатель приключений, или просто привлеченный престижностью профессии? Ему уже было все равно. Его жизнь закончилась сегодня, в этот серый день, когда он пролетал над домами Хельсинки…

О чем он думал, когда получил приказ сбросить бомбы на город? Мои мысли вернулись к воздушным боям, что я видел над Мадридом, когда курносые советские истребители значили спасение и свободу от фашистских бомбардировщиков. Толпы приветствовали их как избавителей — такие же толпы, как эти молчаливые финны, которые столь же бесстрастно смотрят на обломки, как они смотрели в небеса несколькими секундами ранее».

По некоторым данным, некоторые финны, которые отловили экипажи сбитых бомбардировщиков, не были столь пассивными. По сообщению «Таймс», два сбитых советских летчика, которые сумели выбраться из самолета, были захвачены местными жителями и убиты (несмотря на правдоподобность, этот инцидент никогда не получил подтверждения).

* * *

Все это безумие прекратится, считал Таннер, как только Москва узнает о новом, более миролюбивом правительстве Рюти.

США уже предлагали свои посреднические услуги в переговорах между Хельсинки и Москвой. Согласятся ли они сделать это еще раз? Сообщение было передано в американское посольство, оттуда в госдеп, оттуда президенту, который сразу согласился. Рузвельт позвонил послу в Москве, Стейнгардту, и дал указание назначить встречу с Молотовым как можно скорее. Молотов согласился, и встреча была назначена.

В 10 вечера по Москве, 1 декабря, когда пожарные в Хельсинки и других местах, переживших налет, убирали обломки с улиц, Стейнгардт, посланник и США и нового финского правительства, встретился с русским министром иностранных дел в его кабинете в Кремле. Можно себе представить напряженность сцены, когда бывший полковник, ставший послом, который уже дал понять, что Москве он не друг, сел напротив новоиспеченной «правой руки» Сталина.

Возможно, лучше всего Молотова описал Уинстон Черчилль, который много раз встречался с ним и решал вопросы и до, и во время Второй мировой войны:

«[Молотов был] человеком выдающихся способностей и хладнокровной жестокости. Он пережил все те страшные опасности и испытания, которые прошли все большевистские лидеры в годы победоносной революции… Его голова — пушечное ядро, черные усы, проницательные глаза, лицо кирпичом, ловкость речи, невозмутимое поведение — были прекрасными проявлениями его качеств и умения. Лучше всех он подходил на роль агента и инструмента политики гигантской машины… Я никогда не видел человека, который лучше бы подходил под современную концепцию робота».

Один из ведущих советологов Америки, покойный Джордж Кеннан, набросал похожий словесный портрет в своих воспоминаниях в 1960 году. Кеннан, который сам какое-то время был американским послом в Кремле, так вспоминал Молотова: