– В тюрьму? – Он сморщился. – Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
– То, что говорю.
Перис обошла верстак и попыталась пройти мимо него. Он резко схватил ее за руку.
– Ну, конечно, ты мастер так обращаться с женщинами. Тогда ты чувствуешь себя настоящим мужчиной.
– О Господи! Ты выслушаешь меня или нет?
– Слушать твои россказни? Будешь притворяться, что ты не разрушил жизнь моей сестры своими требованиями? Будешь отрицать, что ты просто зверь, скрывающийся под маской человека? – Она перевела дыхание. – Будешь утверждать, что не пытался силой заставить ее вернуться к тебе?
– Да, – прошипел он, и лицо его приняло мрачное выражение. – Именно это все я и буду делать.
Перис с трудом оторвала его пальцы от своей руки и кинулась открывать дверь.
– Если бы я не любила сестру, то сказала бы ей о твоем приходе. Но я не буду говорить, потому что это причинит ей боль и испугает ее. Она рассказала мне все о тебе, Тобиас, и ни одного доброго слова не прозвучало в твой адрес.
– Уж за это я могу поручиться. А теперь я скажу.
– Вон! – приказала она и подождала, пока он медленно приблизился. Когда он остановился в дверном проеме, глядя на нее сверху вниз, она сказала: – Ты чуть не погубил Синтию своими запросами. Теперь ты пытаешься использовать секс, чтобы поставить меня на колени. Это низко.
– Я не использовал секс, о Боже, я…
– Ты везде используешь секс, – отрезала она. – Ты же просто маньяк, поэтому Синтия и оставила тебя. Убирайся.
Он позволил вытолкать себя на лестничную площадку.
– Это только первый раунд, – сказал он. – Я вернусь.
– Только через мой труп. А если попытаешься, я сделаю так, чтобы люди, чье мнение так дорого для тебя, узнали о твоем извращении.
– Извращении?
– Да, извращении. Человек, который заставляет свою жену все время ходить перед ним голой, – извращенец.
Его губы зашевелились, но он не издал не звука.
– Что, наконец-то тебе нечего сказать? Ты заставлял ее готовить голой, и мыть посуду голой, – у нее перехватило горло. – И только извращенец заставляет свою жену вступать с ним связь по нескольку раз за ночь самыми дикими способами, которые он может придумать.
Тобиас наконец произнес:
– Ты не собираешься перечислить мне эти способы? – От него исходила явная угроза. Но Перис уже было все равно.
– Это бы тебя возбудило, да? Я не знаю все эти способы, это ты знаешь.
– Скажи мне. Назови хоть один.
– Ну, заставлял ее одеваться, как школьницу, и смотреть грязные фильмы, и… – Ее лицо запылало от смущения.
– Продолжай, – проговорил он бархатным голосом. – Или ты действительно такая ханжа, как тебя описывают?
– Нет, не такая, – ее взгляд обжег его. – Тебе нравилось изображать, что ты совращаешь школьницу, и ты заставлял ее делать все, что показывают в этих отвратительных фильмах.
– Что именно?
– Снимал с нее одежду и заставлял ее…
– Что я заставлял ее делать? – Его лицо было неподвижным, мускулы вокруг рта побелели.
– Она должна была становиться на колени перед тобой и… – Перис задохнулась.
– И сосать мой член? – Он рванул дверь на себя. – Это я заставлял ее делать?
Перис прижала руки к лицу и отвернулась.
– Рад, что ты не ханжа, – сказал Тобиас ей в спину. – Держу пари, хуже всего было, когда я сосал ее зад, – и сильно, – да? К сожалению, у меня нет сейчас времени, чтобы остановиться на каждом пункте подробнее. Позже, ладно, милашка?
Половицы заскрипели под его шагами. Хлопнула дверь, и она услышала его возглас:
– Позже, Перис. Я вернусь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Найджел Квинн поставил локти на стойку бара. Одной рукой он прижимал к уху телефонную трубку, другой поддерживал голову.
– Я уже говорил тебе, – сказал он, чувствуя слишком знакомые спазмы в животе. – Дай мне еще немного времени, и мы оба не останемся в накладе. Мне нужно еще немного времени.
Он услышал отчаянье в собственном голосе. Это было плохо. Такие люди паразитируют на отчаянье. Чем больше они его видят, тем жестче становятся.
Человек на том конце провода размышлял и курил.
Найджел услышал вдох и представил, как прищурился бесцветный глаз, когда его владелец затянулся сигаретой.
– У тебя тут неплохое местечко, – проскрежетал, наконец, голос. – Миллиона на три потянет? Или на четыре?
Больше, подумал Найджел.
– Откуда я знаю, – вслух сказал он. – Это не мое.
– Как же получается, что ты пользуешься этим куском земли как своим?
– Он принадлежит одному хорошему другу, – соврал Найджел. – Он практически здесь не живет. И позволяет мне наведываться сюда, когда я в Сиэтле.
В трубке раздался прокуренный смех.
– Не вешай мне лапшу на уши, малыш, – сказал мужчина. – Ты же знаешь, что бывает с теми, кто пытается надуть Пигги?[2]
– Я не… Я с тобой напрямую, – пробормотал Найджел, покрываясь потом.
– Сейчас, как же! – Пигги закашлялся. – Это загончик твоего брата. Он уехал отсюда после развода и никогда не жил с тех пор. Тобиас сейчас обосновался в плавучем доме. Что за долбаное имя – То-би-ас? Как я понимаю, все, что ты можешь сделать, – это пойти к Тобиасу и сказать: «Мне нужно в долг, большой брат. Дай-ка мне деньжат, или ты обнаружишь, что ошибался насчет своего единственного братца». – Скажи ему это.
Тобиас никогда не должен узнать, что произошло с Найджелом в Лас-Вегасе.
– Как ошибался?
Снова раздался смех.
– Ошибался, думая что ты его единственный брат. Когда окажется, что ты его единственная сестра.
Найджел вздрогнул и инстинктивно прикрыл пах рукой. Сукин сын вполне способен на это, да еще испытает удовольствие. Ноги отказывались держать, и Найджел еще сильнее наклонился над стойкой.
– Ладно, забудь, – сказал Пигги. – Я пошутил. Меня просто иногда заносит. Из-за того, что у меня слишком живое воображение. Моя старуха, бывало, говорила, что я родился с большим воображением, чем нужно для хорошего мальчика. – Смех перешел в приступ кашля, и он не сразу продолжил. – Хотя есть несколько сучек, которые считают, что мое воображение – самое то. Еще не встречал сучки, которую нельзя было бы в этом убедить.
Найджел представил себе Пигги. Коротышка, примерно одинакового размера в ширину и высоту. Густые светлые волосы приглажены назад, низкий лоб. У него совсем не было бровей, просто два блестящих выступа над маленькими, бесцветными глазками. Еще у него не было шеи. Полное лицо сливалось со складками кожи, выпирающими из воротника, и, казалось, он весь оплывает вниз, от жирных плеч к широким бедрам и коротким ногам. Но самой примечательной чертой Пигги были руки. Розовые, лишенные волос, они представляли собой нагромождение каких-то пузырей, причем они раздавали карты и наносили удары с одинаковой легкостью.