Читать интересную книгу АдрастеЯ. Или Новый поход эпигонов - Иван Плахов

Все мысли Людочки рано или поздно вновь и вновь возвращались к ней самой и ее неопределенному положению незамужней девушки с нерастраченным желанием любить и быть любимой. Она продолжала верить, что полюбит и будет любима, что ей непременно повезет в жизни, обязательно повезет.

7

Когда у женщины месячные, то она испытывает не только физические, но и моральные неудобства, боясь, как бы кто рядом не узнал о ее телесной нечистоте, и стыдясь краткосрочного недомогания. В это время ее организм начинает вырабатывать какой-то ни с чем не сравнимый запах. И из страха выдать себя женщина постоянно принюхивается, проверяет, не просочился ли этот срамной запашок ненароком наружу из-под одежды. А некоторые мужчины, способные уловить его, чувствуют, с одной стороны, стойкое отвращение, а с другой – неконтролируемые приступы похоти. Видимо, неспроста привередливые иудеи запрещали приближаться к женщинам в такие дни, а в качестве обряда очищения требовали от них заклания двух горлиц.

Сегодня у Людочки был трудный день. У нее опять неожиданно начались месячные. И, как назло, на рабочем месте. Это извержение произошло так неожиданно, что она еле успела добежать до туалета. Как ни торопилась, новые кружевные трусы были безнадежно испорчены. Вот незадача! Ужасное огорчение. Только позавчера потратила пять баксов на первоклассные шелковые трусы с кружевами – и на тебе, они уже навсегда утратили товарный вид.

«Эти пятна хрен отстираешь… Что за проклятое у нас, баб, устройство организма. Без кровавых инцидентов не обойтись. Нет, это явно западло – испортить вещь, всего лишь раз надеванную. Ведь я же эти трусы, черт побери, купила только ради похода в гости к Сережке Драчу, сегодня или завтра. Не в бабушкиных же шароварах идти к парню, с которым собираешься заняться любовью», – лихорадочно думала Людочка, устраняя последствия природной катастрофы.

Она сняла злополучные трусы, оставшись лишь в шерстяных колготках на голое тело, засунула скрученный на скорую руку из ваты и туалетной бумаги тампон в промежность, а из носового платка быстро соорудила что-то вроде прокладки, чтобы помогло на первое время, пока она не достанет нормальный тампон. Кое-как приведя себя в порядок, как можно плотней натянув колготки, чтобы импровизированное средство защиты не выпало при ходьбе, Людочка поправила платье, вышла из туалетной кабинки и принялась разглядывать испачканные трусы.

«Как-никак, а вещь импортная. Сегодня же вечером попробую хозяйственным мылом отстирать, – утешала себя она. – Хотя никакой гарантии, что выйдет. Вот ведь угораздило, как это я свои дни не рассчитала…»

Скрипнула дверь, и в туалетную комнату вошла Ирка Хромова, брюнетка из тринадцатой комнаты, дознаватель по гражданским делам. Людочка торопливо спрятала трусы за спину, но не помогло: глазастая Ирка их заметила.

– Над чем работает соседний отдел? – весело поприветствовала она Людочку. – Как вижу, соседний отдел устраняет кризисную ситуацию! – И звонко расхохоталась шутке. – У вас, уголовки, без крови ну никак не обойтись.

Людочка пропустила ее слова мимо ушей и деловито спросила:

– Ир, слушай, ты не знаешь, у кого из девчат на нашем этаже можно разжиться тампоном? Будь другом, помоги.

В ответ Ирка молча заперлась в туалетной кабинке и весело зажурчала струей мочи о стенки унитаза.

– Точно не знаю, – наконец ответила она, через пару минут выходя наружу под шум спускаемой воды. – Ленку из шестой комнаты можешь спросить. У нее вроде бы сейчас те же проблемы. Хотя, если честно, ты чего? Не целка ведь. Будто первый год замужем. Могла бы и заранее позаботиться. Я всегда об этом помню, за пару дней уже начинаю всё свое носить с собой. А ты сейчас как выкрутилась?

– Да вот, в спешке кое-что соорудила, только боюсь, надолго не хватит, – пробормотала Людочка. – Ты же знаешь, как вначале льет.

– Да, можешь протечь, пока будешь сидеть, это факт. Можно тогда и платье запачкать, – задумчиво, будто говоря сама с собой, протянула Ирка, стоя рядом с Людочкой и внимательно разглядывая себя в зеркале.

– Нда, красься – не красься, а синяки под глазами не скроешь. Вот что значит бессонная ночь с голодным мужиком, – наконец глубокомысленно произнесла она и, поправив прическу, вышла из туалетной комнаты. Напоследок окинула Людочку полным презрения и в то же время оценивающим взглядом соперницы в борьбе за мужское влияние на этаже.

Людочка решила засунуть испачканные трусы в полиэтиленовый пакет, в котором обычно таскала дежурный набор косметики, чтобы он не рассыпался. Для этого ей пришлось вывалить всё содержимое прямо в сумку.

Из пакета полетели тюбички, футлярчики и флакончики – помада, тушь, пудреница и еще черт знает что. Ибо перечень насущно необходимого на каждый день зависит только от финансовых возможностей женщины, но никак не от здравого смысла.

Последней выпала сложенная вдвое бумажка. Прошелестела мимо сумки прямо на кафельный пол.

«Ну вот, теперь еще и нагибаться, поднимать… Даже не помню, что это. Надеюсь, что-нибудь важное. Хотя, скорее всего, просто мусор. Прямо-таки день сюрпризов! Сплошные западло», – мысленно пожаловалась себе Людочка и нагнулась за бумажкой.

То ли от критических дней и тошноты, то ли от чересчур резкого наклона она неожиданно громко пукнула и несказанно сконфузилась.

«Видно, нервы расшатались», – горько подумала девушка и, выпрямившись, развернула злополучный клочок бумаги. Там ее рукой был написан чей-то телефон и еще кое-что: «худ Дим пол-нол 05.03». Причем надпись была почему-то сделана карандашом для губ, отчего получилась мутной, неотчетливой.

«Писала точно я. Почерк мой. Но вот кто такой худ Дим и почему он полный ноль? И чей это телефон – ума не приложу. А главное – ну совершенно не помню, когда и зачем его записала, – удивилась Людочка записке. – Может, выбросить? Хотя жалко, а вдруг это что-то важное. Число сегодняшнее стоит. Правда, неохота этот мусор и дальше в сумке попусту таскать: и без него не знаешь, куда лишнее барахло деть. Вот как я сделаю. Если до вечера не вспомню, кто и что этот худ Дим, то выкину к чертовой матери, а если вспомню, позвоню. А пока, дружочек, полезай-ка обратно к мамочке в сумку. Может быть, ты – моя судьба, хотя вряд ли. Хм, что же это? Ума не приложу».

Тут Людочка случайно взглянула на наручные часы и увидела, что уже минут пятнадцать ее нет на рабочем месте.

«Месячные месячными, а Иванову не будешь этим что-то объяснять. Он не женщина, не поймет. Пора спешить, труба зовет», – испугалась она своей вынужденной отлучке и, наскоро и беспорядочно побросав всё в сумку, сверху аккуратно положила пакет с трусами и осторожно застегнула молнию.

Внимательно оглядев себя в зеркале спереди и особенно сзади, Людочка поправила растрепавшиеся волосы, смахнула мизинцем приметную только ей одной соринку с накрашенных ресниц и, вполне довольная видом, отправилась на рабочее место.

8

Варухова на входе задержал молодой сержант милиции и решительно потребовал предъявить служебное удостоверение. Это было столь удивительно для Игоря Петровича, что он даже немного опешил. У него, старожила прокуратуры, пропуск никто никогда не спрашивал.

Пошарив по карманам пальто с полминуты и наконец-то найдя злополучную корочку, он раскрыл ее и недовольно ткнул сержанту чуть ли не в лицо.

– Вот теперь вижу, проходите, – невозмутимо ответил тот, и тупо-самодовольное выражение его нисколько не изменилось.

– Своих, сержант, в лицо надо знать, – зло заметил Варухов.

– Свои, товарищ старший следователь, все дома. А здесь все чужие, потому и поставили в наряд документы проверять, – парировал сержант.

– Ну-ну. Я вижу, сержант, далеко пойдете. У нас таких любят – принципиальных! – через силу сдерживая возмущение, процедил сквозь зубы Варухов и резко зашагал по коридору.

День начинался как-то коряво, с мелких неприятностей вроде ботинок, которые вдруг начали жать, першения в горле, хамства в метро – или стычки с постовым на входе. А грозило всё, по опыту, перерасти в большие неприятности для Игоря Петровича.

«Что-то какая-то общая хреновость в воздухе. Не дай бог, что-нибудь случится, потом целый день будешь бегать, – тревожно подумал Игорь Петрович, и у него в груди учащенно забилось сердце. – Боже, каждый раз, когда прихожу, прошу: пусть не будет неприятностей, пусть не понадобится принимать безошибочные решения. Я же не герой, не герой я, люди, слышите, никакой я не герой. И не хочу им быть, не желаю, дайте мне просто нормально, спокойно работать, и всё. Мне большего ничего не надо, честное слово – и так нервы и здоровье ни к черту. Ох, пронеси, господи, пронеси».

Варухов не был верующим человеком. Бога вспоминал только всуе. Но в приметы твердо верил, точнее – жизнь его заставляла верить. Приметы у него были свои: или предчувствия, или неожиданно случившаяся мелкая неприятность – надежные знаки грядущих больших напастей. И хотя Игорь Петрович не любил ни своей нынешней жизни, ни, тем более, работы, которой вынужден был заниматься, но менять ничего категорически не хотел.