Читать интересную книгу Гнев Земли - Константин Злобин

Михаил согласно кивнул. Пожалуй, он знал лучше самого профессора, как и кто изобрел промышленный озон. Михаил гордился тем, что лично был знаком с этими людьми. Дмитрий Замятин, Виталий Филючкин и Григорий Казин – они учились на соседнем эколого-технологическом факультете на три курса старше него. Днями и ночами пропадая в лаборатории, тогда еще никому не известные студенты, они что-то смешивали, взбалтывали и разливали по пробиркам. Их тетради были исписаны многоэтажными формулами, а в разговорах часто проскакивали непонятные и, как казалось посторонним, неприличные слова. А что можно было подумать, услышав такое?

– Эта конвергенция совсем не то, что нам нужно. Обычная флуктуация была бы намного предпочтительнее. И волатильность потоков нужно снизить хотя бы на сотые процентов. Если я не прав, то аргументируйте свою точку зрения, – говорил высокий со всклокоченной шевелюрой Виталик Филючкин.

– Я полностью с тобой согласен! – быстро и съедая половину слов, тараторил Гриша Казин. – С одной-единственной поправкой. Диссоциация молекулярного кислорода на атомы возможна только под воздействием ультрафиолетового излучения и при соответствующем давлении, отличном от того, которое присутствует у поверхности Земли.

– А я против такой постановки вопроса! – горячился похожий на вопросительный знак Дима Замятин. – Фотолиз кислорода происходит только при определенной длине волны. Что бы вы здесь не говорили, а главное – это наличие ультрафиолета, а не давление.

– Так его-то как раз навалом – хоть лопатой греби.

– Грести, конечно, можно, но длину волны лопатой не исправишь…

Не раз и не два будущих первооткрывателей прогоняли из лаборатории и наказывали за «чрезмерное пользование электричеством», которое тогда выходило в копеечку. Одно время друзья-экспериментаторы ютились в гараже отца Виталика.

Михаил помнил тот день, когда пожарная команда, разметая и разбрасывая на своем пути картонные лачуги новосибирской бедноты, пробралась к месту пожара – бывшему гаражу – и вонзила в него мощные струи воды. На горе-ученых наложили огромный штраф за «порчу кислорода», который был поглощен огнем, и «растрату воды», которую пожарные вылили на их многострадальную лабораторию. Казалось, что их научные карьеры были навечно загублены, а репутации «подмочены», но произошло чудо. Изобретенный ими состав, вступив в реакцию с водой из пожарных гидрантов, превратился в озон – первый озон, полученный искусственным способом. Доживи до того времени Нобелевская премия, друзья-изобретатели непременно получили бы ее.

Так пожар обернулся новым открытием, а в дело, как водится, не преминула вмешаться администрация президента. Чиновники простили студентам штраф, но взамен присвоили право распоряжаться их изобретением. На следующий год лицензия на производство озона была продана в двадцать пять стран, а Россия превратилась в эксклюзивного озонового поставщика, что фактически означало монополию на жизнь.

Цена на лицензию была заоблачной, и зарубежные партнеры не раз обвиняли Сибирский Кремль в злоупотреблении. Новосибирск десятками получал требования снизить цену, но что было делать – в послевоенном мире, как и в мире довоенном, политика была тесно переплетена с экономикой. Цену снижали, но только «для своих», в каждом случае применяя «индивидуальный подход». Если Северные Штаты Америки платили два миллиона долларов за лицензию на один город, то соседка Монголия получала право производить озон без каких-либо ограничений, отдав за лицензию тысячу монгольских лошадок, которые были столь неприхотливы, что хорошо себя чувствовали на скудном подножном корме, на разреженном воздухе и плевать хотели на недостаток озона…

– Что с вами? Вам нехорошо? – голос профессора звучал как сквозь вату.

Согнувшись вдвое, Михаил держался за виски. В его лице не было ни кровинки.

– Голова…, – простонал он сквозь стиснутые зубы. – Очень болит…

Профессор отстранил его руки и слегка надавил у основания шеи. Стало легче. Маска страдания на лице Михаила уступила место слабой улыбке.

– Спасибо! Так лучше.

– Часто с вами такое?

– Временами случается. Все из-за чипа.

– Вы имеете в виду хэдер-чип?

– Да, – Михаил отер со лба капельки пота. – Это бывает каждый раз в середине полета. Начинает ныть затылок, а потом голова будто раскалывается. Не знаю, почему. Обычно чип ведет себя спокойно. Иногда реагирует на рамки металлоискателей, еще бывает в лифтах.

– Очень интересно. Скажите, а когда вам его имплантировали?

– Во время первого государственного осмотра – в два года.

– Так-так. Два года, – Богомолов подсчитывал в уме. – Это значит в 2022-ом. Да, в те времена чипизация всея Руси шла полным ходом. Насколько я помню, процесс был достаточно налажен и отработан. Должно быть, ваши боли – это следствие не технического брака, а вашего юного возраста, в котором вам вшили имплант. Чипы хорошо приживаются у людей взрослых, но не годятся для растущего организма.

– То же самое говорит мой врач. Он выписал мне лекарство, но оно лишь на время снимает боль. Я спрашивал его о переимплантировании, но он ответил, что повторная операция невозможна. До сих пор все подобные попытки не оканчивались ничем хорошим – за годы чип врастает в черепную кость и с ним уже ничего не поделать. К тому же микросхема превращается в центр сплетения нервных окончаний и капилляров. Вмешательство в этот узел очень опасно. Не говоря уже о том, что операция проходит рядом с головным мозгом.

– Я вижу, вы в этом хорошо разбираетесь.

– Станешь тут разбираться, когда несколько раз в году штопором завинчиваешься от боли. Я много читал об этом и знаю, что первые чипы вживляли в руку, куда-то сюда – в ладонь. Не понимаю, почему от этого отказались. Ведь это безопаснее, чем вживлять чип в голову. Я интересовался у знающих людей, но никто из них не дал мне внятного ответа.

– Я знаю ответ на ваш вопрос, и он очень прост. Действительно, поначалу чипы вшивали в тыльную сторону ладони. Однако при этом не учли одного. Бывало такое, что после аварии или другого несчастного случая человек терял кисть или руку целиком. То есть человек жил, а его чип оставался в отрезанной конечности. И это было равносильно смерти. В чипе была записана вся его жизнь – имя, дата рождения, национальность, родственники, номер телефона, банковский счет, пенсионное удостоверение и многое другое. Человек мог поменять пол, сделать пластическую операцию, что угодно, но только не переделать чип. Все потому что чипы программировались на генетическом уровне. Оказываясь в отрезанной руке, они «умирали» вместе с ней, а люди без чипа попросту вычеркивались из рядов общества. Их словно не существовало. На них не реагировала ни одна автоматическая дверь, их не брали на работу, они не могли расплатиться в магазинах, ездить в общественном транспорте, получать пенсию – зачем мертвецам деньги? «Нет чипа – нет человека», – таков был лозунг нашей бюрократии.

Но проблема была, и ее нужно было решать. Самым разумным и практичным показалось вживление чипов в голову. Тут чиновники рассудили логично – если человеку оторвет голову, он вряд ли останется живым. Еще никому не удавалось существовать без головы. Поэтому чипы стали имплантировать в череп, а точнее в затылочную кость. Кстати, как вы к этому относитесь?

– К чему, к затылочной кости?

– Нет, конечно. Как вы относитесь к универсальным чипам? К этому вмешательству в физиологию образа и подобия Творца на земле.

– Ну…, я думаю, что это очень удобно. Я слышал, что раньше нужно было носить кучу документов – паспорт, права, какие-то удостоверения, а еще деньги, телефон и прочую мелочь, которые можно было потерять или их могли украсть. Теперь у людей свободные руки и им не страшны воры. На этот счет мне понравилась одна фраза из «Правительственного вестника» – «Все в твоей голове».

Михаил даже просиял от удовольствия. Таким исчерпывающими и неопровержимыми показались ему собственные аргументы.

– Наивная молодость, – с грустью произнес Богомолов. – Чему вы радуетесь? Ничего другого и не могла сказать официальная пропаганда. Ведь как-то нужно было заставить людей лечь под нож хирурга. Вас «прошили» в два года. Кто-нибудь спрашивал, хотите вы этого или нет? И вы еще говорите о демократии. Безусловно, введение чипов было разумно и важно. Не знаю, известно вам или нет, но в преддверии Войны многие страны предприняли в отношении своих будущих противников «валютные провокации».

– Да, нам что-то об этом говорили.

– Валютная провокация – такой запрещенный прием. Одно государство выпускает партию фальшивых денег, естественно той страны, против которой провокация направлена. Подделки пускаются в оборот, деньги обесцениваются, и экономика противника летит в тартарары. Накануне Войны это стало наиболее излюбленным приемом многих стран в борьбе за свои интересы. Вскоре деньги обесценились настолько, что ими обклеивали стены и использовали как закладки для книг. Требовалось создать противоядие, которое в будущем могло бы избавить от подобных махинаций, а именно полностью исключить наличные деньги. Кто-то высказал давно витавшую в воздухе идею о вживляемых чипах. Впервые их опробовали в Северных Штатах Америки. Там «чипизация» началась в 2018 году. Примеру Америки последовала Европа, Австралия, юго-восток Азии. В России первые чипы вживили в 2020-ом, в год вашего рождения. Сначала делали добровольно, потом – принудительно. На раздумье давалось два года. Кто не желал имплантировать микросхемы, автоматически становился изгоем.