Читать интересную книгу Десять лет спустя - Валерий Сегаль

Распутин вызывал у Путятина отвращение, граничащее с брезгливостью; князь, в свою очередь, внушал Гришке ужас. Распутин привык, что аристократы обращались с ним высокомерно, снисходительно, в лучшем случае — как с любимым домашним животным. Времена его могущества еще не наступили, хотя уже приближались. Князь же был едва заметно презрителен и подчеркнуто любезен, но от этой холодной любезности веяло чем-то грозным.

— Что будем заказывать? — повторил свой вопрос Черный Князь.

— Да я бы, барин, коньяку не прочь выпить, — осторожно сказал Гришка. Сказал он это как-то робко, как бы прося позволения. Все его обычное нахальство куда-то улетучилось, словно он чувствовал, что с этим человеком в черном лучше держать себя смирно, дабы шея была цела.

— А закусить не желаешь?

— Селедку люблю.

Путятин подавил улыбку. Он сомневался, удобно ли будет здесь сделать столь странный заказ. Впрочем, удобно ли было вообще заявиться сюда с этим пугалом, от которого нестерпимо воняло потом и еще чем-то, типа дерьма!

— Коньяк селедкой не закусывают, — все же заметил князь.

— А царь-батюшка закусывает, — ответствовал Распутин.

— Он просто редко бывает в свете, — сказал Путятин, вторично подавив улыбку.

Воцарилось молчание. Распутину не хотелось отказываться от селедки, но он боялся потерять коньяк. Князь просто выжидал, как бы «выдерживая» в собеседнике свою последнюю фразу. Наконец, Распутин сдался.

— Ну давайте, барин, просто коньяку, без закуски, с кофеем!

Путятин заказал штофик мадеры, кофе и бисквиты с баварским кремом.

— Расскажите же мне, любезный Григорий Ефимович, как император дошел до такой жизни, что нигде уже не бывает, коньяк селедкой закусывает и даже, как я слышал, портвейн пивом запивает. Он, право, никогда особо не блистал, ему от природы не хватает tournure, но превратить себя в полного отшельника!..

Распутин молчал. Рюмка мадеры не прояснила мозгов «любезному» Гри-горию Ефимовичу; он плохо понимал, о чем говорил князь.

— Что же вы молчите? — вопросил Астролог с ледяным презрением. — Это, право, невежливо, почтеннейший старец, или как там вас эти дураки величают?

— А что говорить-то? — пролепетал вконец перепуганный Распутин.

— Объясни мне, к примеру, по какой причине царь в городе совсем перестал показываться.

— Так ведь революция, барин! — ответил Распутин. — Пристрелят как тетерку. Лихих людей много в городе развелось.

— А ты их видел?

— Кого?

— Лихих людей.

— Да их полно! — воскликнул Гришка как-то даже удивленно. — Я в кабаках постоянно небожеские разговоры слышу.

— Это какие ж такие небожеские разговоры ты слышишь?

— А какие тебе, барин, нужны?

— Не доводилось ли тебе слышать, как замышляют убить императора, например?

— Бывало, — ответил Распутин, — и не раз.

— И ты видел этих людей?

— Как вас сейчас.

— А теперь слушай меня внимательно, Григорий Ефимович,

— строго приказал князь. — Если еще раз увидишь подобных людей, войди с ними в сговор, приведи к ним царя и предоставь этим людям сделать свое дело. Ты меня понял?

Гришка перепугался не на шутку. Ему вдруг даже приспичило посрать, и он приподнялся со своего стула.

— Сидеть! — приказал князь. — При регентстве о тебе позаботятся…

— При чем? — не понял Распутин.

— При новом правлении.

— А кто будет править?

— Это не твоего ума дело, — отказался объяснять князь. — Скажу лишь, что тебе тогда будет тепло и сытно, а вот если ты меня посмеешь ослушаться…

Князь встал, перегнулся через стол и, приподняв Гришку за шиворот, тихо и грозно произнес:

— Шкуру спущу, коли ослушаешься.

После недолгого молчания, в ходе которого Гришка сидел сгорбившись и понурившись, а князь наблюдал за ним с нескрываемым презрением, Распутин спросил:

— Но как же я приведу царя к этим людям?

— Придумаешь что-нибудь сам! — безаппеляционно отрезал князь. — Ты, по-моему, вполне достаточный для этого негодяй.

Распутину все же очень хотелось узнать, какие, конкретно, милости ожидают его, если царь будет убит с его помощью, но он боялся задавать князю подобные вопросы.

Угадав мысли этого подонка, Астролог жестко приказал:

— А теперь следуй за мной! Увидишь, какая участь тебя ожидает, если ты ослушаешься или, чего доброго, проболтаешься.

Они вышли на улицу, не допив мадеру и даже не притронувшись к бисквитам. Очутившись на Невском, Распутин почувствовал себя несколько свободнее, но ненадолго.

Их уже ждал автомобиль, при виде которого несчастному Гришке вновь стало дурно. За рулем сидел мощный головорез в сером пальто. Князь сел на заднее сиденье и жестом приказал Распутину сесть рядом.

Они быстро достигли Сенной, пересекли ее и остановились где-то в самом начале Забалканского проспекта. Это был далеко не самый фешенебельный район Петербурга, фонари здесь стояли редко, и весьма встревоженный Распутин мало что мог разглядеть вокруг себя.

«Головорез» остался сидеть в машине, а князь подвел Гришку к низкому окну в первом этаже смутно различавшегося в темноте высокого здания. По приказу князя Распутин робко заглянул вовнутрь.

Он увидел довольно большую, тускло освещенную комнату, посреди которой стоял внушительный агрегат, представлявший из себя огромный котел с множеством подсоединенных к нему мудреных приборов. Это был самогонный аппарат ультрасовременной конструкции с электрическим приводом. Гришке прежде не доводилось видеть столь серьезного оборудования, поэтому он аж застонал, когда князь с ледяным спокойствием произнес:

— Я надеюсь, что вы проявите благоразумие, почтеннейший Григорий Ефимович, и нам не придется сварить вас в этом котле.

— Нет, нет, — пролепетал «почтеннейший» Григорий Ефимович.

— Нам бы тоже этого очень не хотелось, — сказал Путятин.

Распутин, как завороженный продолжал смотреть в окно. Вдоль всех стен этой ужасной комнаты прямо на полу в различных позах валялись мужики с обалдевшими рожами и дымящимися трубками в зубах. Как слабонервный человек, начитавшись перед сном страшных сказок, порой боится посреди ночи сходить в уборную, точно также Гришка теперь с паническим ужасом взирал на этих обыкновенных и, вероятно, даже безобидных курильщиков опиума.

Но и это было еще не самое страшное.

Рядом с ужасным котлом стоял высокий, грубо сколоченный стол, за которым, друг против друга, сидели два атлетически сложенных человека — негр и еврей. Между ними наблюдалось несомненное внешнее сходство. Их можно было бы принять за братьев, если бы не различный цвет кожи. В этом не было ничего невероятного: евреи и африканцы нередко бывают похожи друг на друга чертами лица, однако в глазах Распутина внешнее сходство атлетов добавляло мистики в эту, и без того драматическую, ситуацию.

Внезапно, эти два человека почти одновременно взглянули на окно, и у бедного Гришки душа ушла в пятки. Однако, спустя мгновенье, негр и еврей вновь склонились над столом. Они поочередно поставили свои подписи на большом куске пергамента и обменялись дружеским рукопожатием.

— Попутно, — прокомментировал Черный Князь, — мы присутствуем при историческом моменте заключения секретного соглашения между масонской ложей и черной сектой воду.

Пожав друг другу руки, негр и еврей вновь взглянули на окно, и, к неописуемому ужасу Гришки, устремились вон из комнаты. Через несколько секунд они уже были на улице. Масон железной рукой схватил несчастного Гришку за шиворот и громовым голосом вопросил:

— Этот!?

— Да, это он, — спокойно ответил князь. — Но он согласен работать с нами.

— Гм, — недоверчиво покачал головой масон, с явным сожалением выпуская свою жертву.

Это уже было слишком. Распутин медленно осел на тротуар и потерял сознание прямо посреди ночного Забалканского проспекта.

* * *

В тот же час, когда масон и воду напугали до полусмерти раба божьего Григория Ефимовича, два других безбожника располагались поудобнее в своей гостиной в «Сан-Ремо», чтобы мирно посидеть, попить пива, покурить как следует, да поговорить «за жизнь».

Ульянов энергично постучал головой сухой стерляди об угол стола и принялся разделывать рыбу, а Бени тем временем чистил крутые яйца, предварительно ударяя их тупой стороной об собственный лоб. Очищенные яйца он разрезал пополам и смазывал плоскую сторону добрым слоем черной икры.

— Да, бля! — тяжело вздохнул Ульянов, покончив с рыбой и наливая себе и Бени по стакану пива. — События в Москве принимают крутой оборот.

Ульянов хорошенько отхлебнул из своего стакана, закурил и развернул свежий номер популярной в те годы газеты «Новое время».

— Я все-таки не понимаю, почему бы не попытаться убить царя? — отозвался итальянец.

— Бени, тебе не следует разбивать вареные яйца себе об лоб, — несколько даже раздраженно сказал Ульянов. — Это сильно сказывается на твоих умственных способностях.