Читать интересную книгу Десять лет спустя - Валерий Сегаль

— Судя по твоему виду, Бени, — говорил на ходу Ульянов. — Нам совершенно необходимо навестить Льва Абрамовича.

— А это кто? — спросил Бени.

— Он был вчера у Александры.

— Там было очень много людей. Я всех не запомнил.

— Зато ты запомнил Анжелику! — усмехнулся Ульянов.

— О, да! — пылко воскликнул юноша.

— Ну и как успехи?

— Пока никак.

— В таких делах следует сразу брать быка за рога, а точнее корову за вымя, — назидательно сказал Ульянов. — Впрочем, в твои годы мне также не хватало динамики в этом вопросе.

На углу Невского и Знаменской они вошли в магазин, над дверями которого красовалась табличка с надписью: КАСКАД И СЫН КРЕПКИЕ НАПИТКИ За прилавком стоял сам Лев Абрамович. Сыновей у него не было. В этом деле, основанном его отцом, Лев Абрамович сам был «сыном». С тех пор прошло сорок лет, но вывеска сохранилась. Обычно Лев Абрамович все делал сам. Лишь изредка он нанимал временных помощников. Когда же ему требовалось ненадолго отлучиться, он, как правило, договаривался с Александрой, и в магазине хозяйничала Анжелика.

Лев Абрамович нисколько не удивился, увидев Ульянова.

— Святой Моисей! Доброе утро, Владимир Ильич! Признаться, не сомневался, что нынче утром увижу вас здесь. Приветствую и вас, юноша! Открыть вам по бутылочке пива?

— И как можно быстрее, дорогой Лев Абрамович, спаситель вы наш! — сказал Ульянов, потирая руки.

Ульянов залпом выпил бутылку пива, смачно отрыгнул, извинился, а затем, переведя дух, попросил еще одну бутылочку, и на сей раз пил уже не спеша, хотя по-прежнему с большим удовольствием. Бени почти не отставал.

— К Лехе, небось, направляетесь? — осведомился Каскад.

— Вы сегодня утром поразительно догадливы, милейший Лев Абрамович! — ответил Ульянов.

— Мой вопрос задан неспроста, — сказал Каскад. — Если вы собираетесь к Лехе, могу порекомендовать прихватить с собой пару бутылок «Ерофеича». Последнее время это их с Пятницей любимый напиток.

— Что-то я не знаю такого напитка, — удивился Ульянов.

— Это новинка прошлого сезона, — улыбнулся Лев Абрамович, снимая с полки сразу две бутылки с хитроватым дедулей на этикетке. — Сорок градусов. Вкус специфический. Под дзеренину, я думаю, пойдет.

— Пожалуй, возьмем, — сказал Ульянов.

— Я бы сегодня ограничился пивом, — осторожно подал голос Бени.

— Пивом голову не обманешь! — поучительно отметил Ульянов. — Заверните нам, пожалуйста, четыре бутылочки этого самого «Ерофеича», Лев Абрамович.

— Святой Моисей! С превеликим удовольствием, Владимир Ильич! Заходите почаще.

— Обязательно! Ну а как, вообще, идет торговля?

— Да не жалуюсь, Владимир Ильич, не жалуюсь. Торговля спиртным, я вам скажу, — самый стабильный бизнес. Мир, война, революция, потоп — все одно: человеку требуется выпить. Ко мне приходят социал-демократы и анархисты, педерасты и монархисты. Даже от самого императора посылают ко мне за портвейном.

— Да, этим господам без портвейна никак не обойтись!

— Да за этих-то сволочей волноваться не приходиться. Другое дело — вы, Владимир Ильич. Давно хотел вас предостеречь: опасными делами занимаетесь!

— Опасно быть евреем, Лев Абрамович, а делами заниматься неопасно! — афористично ответствовал Ульянов.

Каскад с сомнением покачал головой.

— Всего хорошего, Лев Абрамович! — попрощался Ульянов. — Пошли, Бени.

— Большой привет Лехе! — отозвался Каскад.

Несколько минут спустя приятели вошли в один из подъездов ничем не примечательного здания, на котором впоследствии благодарные потомки повесили мемориальную дощечку, дабы увековечить событие, нами сейчас описываемое. Друзья позвонили в квартиру No 29, и дверь им открыл крепкий, высокого роста мужик, слегка похожий на обезьяну.

— Во-овчи-ик! — заорал мужик. — Эй, Пятница, Вовчик приехал!

— Привет, Леха, — сердечно сказал Ульянов. — Это мой друг Бени, малый не без достоинств.

Едва войдя в квартиру, Ульянов почувствовал густой запах готовящейся баранины. Леха провел гостей в кухню, там Осип Пятницкий огромным охотничьим ножом шинковал чеснок. Хотя дзеренина и напоминает баранину, Ульянов слишком хорошо разбирался в мясе, чтобы его можно было так «лечить».

— Что это вы тут готовите? — иронически спросил он.

— Рыночную баранину?

— Увы! — виновато улыбнулся Пятницкий.

— А где лось?

— Лось в лесу.

— Ясно! В следующий раз,чувствую, придется мне пойти с вами. Видишь, Бени? Ты говоришь: «Царя убить!» Эти люди даже лося убить не могут. Знаю я этих охотников. Налакаются рому и ходят по лесу вприсядку, даже ружье зарядить забудут. Куда ездили-то хоть?

— В Саблино, — ответил Леха.

— Хорошо еще, что вам там пизды не дали. У меня в Саблино сестра живет, так что в следующий раз поедем вместе.

— Лося нам подстрелить не удалось, — сказал Леха. — Зато самогоночки мы там приобрели славной. Хотите попробовать?

— Да, кстати, мы ведь тоже не одни! — вспомнил Ульянов и вручил Лехе свой пакет. — Мы с «Ерофеичем».

— «Ерофеич» — есть «Ерофеич», а самогон — есть самогон! — философски заметил Леха. — Восемдесят градусов!

— Ну-ка налей нам по стаканчику! — не выдержал Ульянов.

Леха наполнил два стакана мутноватой жидкостью.

— Бени, это надо пить залпом, — объяснил Ульянов и сразу подал личный пример. — Отличная штука!

Бени понюхал стакан, зажмурился и медленно, не без труда выпил. Он тут же сел на стул и молча протянул руку в поисках какого-нибудь «запивона». Леха быстро открыл зубами бутылку пива. Ульянов достал из кармана пачку папирос. Заметно покрасневший Бени сделал несколько глотков и закурил.

— Как сказал бы Лева Бронштейн, у тебя морда лица стала как жопа у макаки! — засмеялся Ульянов. — Ну, а как вообще жизнь, ребята? Федор в городе?

— Ну, а где же ему еще быть! — ответил Леха.

Ульянов удовлетворенно кивнул головой и задал новый вопрос.

— Леха, ты, как я слышал, сидел?

— Четыре месяца в «Петропавловке».

— Пиздили?

— Да не особенно.

«То есть, как-то, все-таки, пиздили!» — отметил про себя Ульянов, а вслух спросил:

— А сейчас чем занимаешься? Пишешь чего-нибудь?

— Начал писать большой роман. Думаю назвать его «Мать».

— Про индейцев? — оживился Ульянов.

— Да, нет, — удивился Леха. — Про рабочее движение.

Ульянов сокрушенно покачал головой.

— Про рабочее движение следует писать теоретические работы, а для привлечения внимания читателей к этим работам, мы должны печатать в нашей газете роман про индейцев… Ты только, Леша, не расстраивайся, — Ульянов дружески похлопал Горького по плечу. — Я, конечно, дам твоему роману хороший отзыв, напишу, что это очень нужная своевременная книга… Ну, а что Федор поделывает?

— Поет, — ответил Леха.

— Гм, поет! — усмехнулся Ульянов. — Кстати, Пятница, баранина скоро будет готова?

— Минут через пятнадцать.

— Я тогда, пожалуй, пойду посру, — сообщил Ульянов.

— А, заодно, ознакомлюсь с твоим, Леха, романом. Разумеется, если ты не возражаешь.

— Ну, что ты, Вовик! — засуетился Леха. — Я мигом!

Он куда-то убежал и вскоре вернулся с пачкой отпечатанных листков. Ульянов деловито просмотрел рукопись и отправился с ней в уборную.

Отсутствовал он довольно долго. Пятницкий тем временем заправил баранину чесноком, выложил в миску соленые огурцы и сообщил, что все готово, и пора перебираться в гостиную.

Леха внезапно вспомнил, что он забыл повесить туалетную бумагу в уборной. Схватив рулон, он выскочил в коридор, но там сразу натолкнулся на удовлетворенного Ульянова.

— С облегчением, Вовочка! — поздравил Леха товарища.

— Только там, кажется, не было туалетной бумаги.

— Не беда! — ответил Ульянов. — Я воспользовался твоим романом. Надеюсь, у тебя есть другая копия.

— Да-да, — упавшим голосом ответил Горький.

— Не сердись, дружище, — сказал Ульянов. — Своими действиями я только лишний раз подтвердил тезис об исключительной своевременности твоего романа!

— Тебе не понравился мой роман?

— Роман твой, Леха, — полное говно! — с большевистской прямотой и откровенностью сказал Ульянов. — Чтобы хорошо писать, нужно много работать, а ты слишком много бухаешь!

— Но ведь Достоевский…

— Но ты же не Достоевский!

Горький потупился, но не обиделся. Он, вообще, никогда не обижался на Ульянова. Ни один серьезный и требовательный к себе писатель не мог обижаться на ульяновскую критику, какой бы беспощадной она не была. Объяснялось это очень просто: Ульянов блестяще разбирался в литературе, а любой подлинный писатель всегда чувствует и ценит настоящего читателя.

Вскоре четверо друзей уже сидели за столом в гостиной и завтракали.

Первым делом, конечно, врезали по стакану самогона «за знакомство». Закусывали весьма бодро. Ульянов положил себе на тарелку солидную порцию бараньей грудинки и расправлялся с ней с завидной энергией. В конце он с аппетитом высосал мозги из трубчатых костей, принял стакан самогона, налил себе пива и с наслаждением закурил папиросу.