Читать интересную книгу Контрольный выстрел - Олег Вихлянцев

— Гоню или не гоню — базар десятый. Я блатных ваших законов не признаю и признавать не собираюсь. А ты мне должен. Про должок-то не забыл?

— И что с того? — хмуро спросил Ананас. Ему стало понятно, что майор не оставит его в покое до тех пор, пока не добьется своего. Но что ему от него нужно?

— Я вот что тебе скажу, — подошел вплотную к сути Скворцов. — Пустишь слух по отрядам, что Жорика еще до первой отсидки в ИВС опустили.

— Ага! Я пущу слух, а меня за это на перо поставят. Или самого опетушат! Нормально ты, начальник, придумал! Не-ет, так не пойдет!

— Пойдет, Ананас. Еще как пойдет. Я у тебя в матрасе чек ханки найду — тебе пятак прибавят. И все пойдет.

Чек ханки был реальностью в том смысле, что Скворцов вполне мог пойти на такую гадость. Тянуть лишние пять лет Ананасу не хотелось. Тем более вряд ли удастся получить теплое место вроде библиотеки. Придется наравне с мужиками на уране дохнуть или на камнедробилке рак легких зарабатывать.

— Попробую.

— Вот и хорошо, — ответил майор. — Я знал, что мы с тобой договоримся.

В тот же вечер по баракам пошел разговор, что прибывший не так давно из Алмалыкской зоны Жорик — опущенный.

Ночью мужики ворочались на своих койках, боясь уснуть в ожидании разборки. Блатные же собрались в каптерке для хранения рабочего инструмента. Из авторитетов были Борозда и Якорь. Они сидели на сложенных в кучу ватных матрацах. По обе стороны от них расположились те, кто был рангом пониже.

Пригласили и Жорика. Ответ держать.

— Слух пошел, — произнес Якорь.

— Знаю, — ответил Жорик. — Слух-то откуда? — Жорик стоял перед ворами и мысленно уже считал минуты, когда кто-нибудь сунет ему перо в живот.

— Неведомо то, откуда слух, — задумчиво сказал Борозда, низкорослый сорокалетний мужик с беззубым ртом. Беззубость — обычное явление во всех тюрьмах и колониях. Борозда отличался тем, что не имел вообще ни одного зуба. Двадцать лет всевозможных отсидок дали о себе знать. — Но дыма, говорят, без огня не бывает…

— Всякое бывает, — возразил ему Якорь. — Пусть он сам ясность внесет. — Якорь глянул искоса на Жорика. — Может, неправда все, и зря мы грешим на человека.

— Якорь, ты скажи, откуда слух пошел. А я отвечу, — проговорил Жорик.

Якорь с Бороздой о чем-то пошептались. Все окружающие не смели проронить ни звука, пока авторитеты совещались и решали проблему: как поступить с Жориком. Наконец Якорь подал голос:

— Если слух туфтовый, чем ответишь?

— Что хочешь поставлю, — ответил Жорик, хотя не знал, чего может потребовать от него Якорь.

Тот загадочно улыбнулся и вновь наклонился к уху Борозды. На этот раз шептались авторитеты недолго.

— А ну, позови грека, — приказал Якорь одному из своих подручных. Тот мухой вылетел из каптерки.

— Жорик, что будет, если человек докажет свои слова, а ты облажаешься? — хитро прищурился Борозда.

— Знаешь, что за это полагается по закону? — спросил Якорь.

— Знаю, — ответил Жорик.

В случае, если доказано, что кто-то скрывал от лагерного люда свою опущенность, полагается только одно — смерть. Или, в противном случае, смерть тому, кто пустил ложный слух. Опущение — самый тяжкий грех, с ним может сравниться лишь крысятничество — воровство у своих.

Грек появился через двадцать минут. Он вошел в помещение бочком, бегая глазами по лицам присутствующих, нервно теребя в руках кепку.

— Проходи, Ананас, чего стесняешься, — пригласил Якорь. — Тут все свои, некого бояться.

Грек мелкими шагами вышел на середину комнаты.

— Скажи, Ананас, ты доверяешь своим корешам, кто пригласил тебя сюда? — Якорь обвел присутствующих взглядом.

В каптерке стоял стол, а на высоких, до самого потолка, стеллажах хранились инструменты — от пассатижей и стамесок до двуручных пил и топоров. Здесь же валялись костыли — здоровенные гвозди, какими крепят рельсы к шпалам. По этим стеллажам и блуждал сейчас взгляд Жорика.

Похоже, он и впрямь решил прикончить своего обидчика, коим являлся Онасис. Грек, уловив намерение Жорика, стал пятиться к двери.

— Ты чё, раком отсюда выйти хочешь, грек? — насмешливо спросил Борозда. — Стой на месте и не дрыгайся, когда с тобой люди разговаривают.

Грек замер на месте, губы его задрожали, и уже ни у кого из присутствующих не возникало сомнений в том, что грек запорол, или, выражаясь нормальным человеческим языком, совершил ошибку, поступил неправильно. Погнал на Жорика, то бишь оклеветал его.

— Ну, Ананас, ты не ответил. Доверяешь нам или нет? Одним словом, — настаивал Якорь.

— Да, — ответил Онасис, еле выдавив из себя звук.

— Очень хорошо, — сказал Якорь. — Ты трёкнул, что Жорик опущенный?

— Да… то есть нет… то есть мне самому сказали… это. — Грека заколотило в нервной лихорадке.

— Ананас, тебе чё, холодно? — недобро улыбнулся Борозда. — Дык ты согрейся, языком пошевели. Путного есть чё сказать?

Казалось, в каптерке жарко не от того, что на дворе лето и весь день палило жгучее солнце, а просто атмосфера накаляется от сдерживаемых страстей. Взрыв эмоций мог произойти в любую секунду. Каждый, кто был в каптерке, нетерпеливо сжимал кулаки.

— Ты охолонись, Ананас, или согрейся — мне все равно, — обратился к нему Якорь. — Только дело говори. Кто тебе сказал, что Жорика опетушили?

— Человек один сказал… — робко начал грек. — Жорик в ИВС сидел. Ну, там…

— Врешь, сучара! — спокойно произнес Жорик.

— Цыц! — рявкнул Якорь. — Говори, Ананас.

— Ну, человек сказал, что его опустили… За что — не в курсе. Сказал, болтнул.

— Что ж, бывает и такое, — вроде как согласился с рассказчиком Якорь. — А кто этот человек, что тебе про Жорика сказал? Не мент, я надеюсь?

— Если мент — не считается, — высказал Борозда прописную лагерную истину, что ментам верить нельзя и их слово ничего не стоит.

— Так кто сказал, грек?

— Я… забыл. — Грек опустил плечи и закрыл глаза.

В ту же секунду среди присутствующих поднялся ропот:

— Что значит «забыл»?

— Языком трёкнул — пусть отвечает!

— Чем. ответишь, грек?

— Допустим, забыл, — вновь согласился Якорь. — Скажи, чем ответишь за базар? Или есть, кто подпишется?

— Не… не знаю. — Грека трясло.

— Жорик, что скажешь? — повернулся к Жорику Борозда.

— Ананас гонит, — коротко сказал тот. — Паскуда.

— Жорик, докажи. — Якорь вынес своеобразный вердикт, за которым должно было непременно последовать некое активное действие, подтверждающее сказанные слова.

Не столько сила в цене на зоне, сколько воля, и теперь она решала все. Сие качество в почете и на свободе, но проявляется редко. Взгляд Жорика в очередной раз коснулся тяжелого костыля, покоящегося на одной из полок.

Жорик протянул руку и взялся за него.

Ананас, словно ошпаренный, кинулся к двери и стал изо всех сил в нее тарабанить. Дверь оказалась заперта.

— А-а-а!!! — фальцетом вырвалось из груди клеветника. — Суки! Су-у-ки-и!

На орущего в зверином страхе грека никто не обращал внимания. Все смотрели на Жорика, ожидая, как тот поступит в следующее мгновение. А он поудобнее приладил костыль в ладони и крепче сжал ее.

Лицо во мгновение ока стало бледно-серым, скулы заострились, зубы заскрипели так, что казалось, скрип этот можно было услышать даже за пределами лагеря. К общему удивлению, Жорик направился с костылем не в сторону бьющегося в истерике Онасиса, а к столу.

— Не понял! — издал удивленный звук Якорь. Борозда положил ему на плечо руку, давая жестом понять, чтобы тот не мешал. Сами воры располагались чуть в стороне от стола. Всем было интересно, что будет делать Жорик. Самое простое — убить грека. В его виновности никто не сомневался. Жорик решил поступить иначе.

— Пустите меня! — все еще умолял грек. — Выпустите! — Не хочу! Выпустите! Он полз на коленях от двери прямо к Жорику. Складывалось впечатление, что Онасис сошел с ума, ибо в здравом рассудке мало кто поползет навстречу смерти. — Пустите меня! — Он судорожно ухватил Жорика за штанину. Тот брезгливо посмотрел на него и пинком отшвырнул от себя.

Тогда грек с истошными криками принялся биться головой об пол, разбивая себе в кровь лицо.

— Успокой, — одним словом приказал Якорь подручному. Зэк, сидящий рядом, схватил грека за ворот и шибанул о стену несколько раз, чтобы вывести его из шока. Подействовало. Онасис опустился возле стены на корточки и притих.

Жорик сплюнул густой горячей слюной и повернулся к Якорю.

— Дай закурить! — буквально выкрикнул он, чем немало обескуражил вора.

— Потом покуришь. Сперва ответь.

— Да-ай!!! — срывая голосовые связки проорал тот. — Сигарету!

Вор кивнул, и один из «шестерок» протянул почитаемые на зоне «Мальборо». К слову сказать, по всему Союзу, за пределами лагерей, американские сигареты в ту пору были исключительной редкостью. Авторитетные же воры давно к ним привыкли.