«…кажущееся спокойствие, затишье перед бурей».
Горюнов склонился над бивнем мамонта.
Это очень кропотливая работа — такое примитивное письмо. Костяное долото соскакивает, буквы получаются острые, угловатые. Ни одному ученому, наверное, не давалось так мучительно его произведение, как Горюнову. Это не только умственный, но и физический труд.
Однако только так можно сохранить для науки важные наблюдения. Мысль о том, что даже после его смерти найдут и прочтут эти записи, поддерживает, ободряет Горюнова.
Когда станет ясно, что конец близок, что время существования острова измеряется не годами уже, а часами, драгоценный бивень будет со всеми предосторожностями уложен в яму, внутри поросшую мхом. Пропитавшись водой, — а воды на острове будет тогда избыток, — мох превратится в губку, которая преградит доступ воздуху. А сверху будет навален курган из камней.
Когда это будет? Очень скоро, может быть.
…Непрочность, странную иллюзорность всего окружающего Горюнов ощутил сразу после прихода на остров. Тогда еще при виде пышной зелени, при виде ярких цветов и бабочек им овладела боязнь, что все вдруг исчезнет, рассеется, как мираж. Первое ощущение! И оно, как всегда, было правильным.
Перед ним был исчезающий мир, теряющий яркость своих красок, тускнеющий на глазах…
«Остров онкилонов — не что иное, как кратер потухшего вулкана, недра которого еще сберегают тепло. Все сходится: форма котловины, наличие вулканических пород, горячие источники, наконец, фумаролы— струи дыма, выходящие из расщелин на дне ущелья, где приносят жертвы.
Кратер вулкана принято называть в геологии кальдерой. По-испански кальдера — котел. Определение это особенно точно в данном случае. „Котел“ подогревается снизу. Крышкой же, которая прикрывает его, служат туманы, которые постоянно висят над островом и препятствуют рассеиванию тепла.
Воздух в котловине вдобавок обильно насыщен углекислотой — результат вулканической деятельности. Редким сочетанием случайностей создалось подобие теплицы. Теплый и влажный климат в этом странном уголке в какой-то степени повторяет климат далекой от нас геологической эпохи…»
Записав это, Горюнов сидит некоторое время в раздумьи.
Удивительно, что мысль об этом не пришла ему в голову раньше. Ведь ряд островов в Арктике сформирован из вулканических пород. Мало того: в Исландии, на Камчатке и Аляске вулканы действуют и по сей день. Над снежными куполами Геклы, Ключевской сопки, вулкана Врангеля[4] до сих пор вьются зловещие черные дымки.
Многое из того, на что Горюнов не обращал раньше внимания, стало ясно ему отсюда, с острова онкилонов. И то, почему вблизи Камчатки бьют из-под снега горячие источники. И то, нечему на Аляске, под 61 градусом северной широты, водятся птички, близкие к роду тропических колибри. Тепло земных недр, вырывающееся наружу, самым неожиданным образом меняет климатические пояса.
Но на острове Горюнова влияние вулканизма на климат, конечно, нашло наиболее причудливое выражение.
В недрах Арктики возник оазис, во мраке полярной ночи затеплился, замерцал огонек.
Однако льды попрежнему вокруг. Их холодное, мертвящее дыхание не ослабевает. Все сильнее и сильнее колеблется огонек, вот-вот готовый погаснуть. Кончаются запасы тепла, земля под ногами остывает.
Это написано постепенно утончающимися, концентрическими кругами на срезе дерева. Разгадка острова. Его история. Его будущее…
Тогда, под стук праздничных барабанов, под одобрительный гул онкилонов, довольных удачным гаданьем, сразу все открылось перед Горюновым: они — на дне кальдеры, «котел» подогревается все меньше и меньше, гибель фантастического мирка неизбежна.
Это означало гибель и самого Горюнова: он понял и это. Мог ли он пытаться уйти отсюда тем же путем, что и пришел: больной, с искалеченными ногами? Вокруг на сотни километров расстилалась ледяная пустыня. Он не прошел бы и десяти километров.
А что бы он делал, если бы встретилась полынья? На острове много деревьев, из которых можно построить лодку, — но не с каменным же топором браться за ее сооружение?..
Осознав, что он пленник острова, Горюнов ощутил вместе с тем ни с чем не сравнимую гордость ученого. На его долю выпало счастье сделать за такой короткий срок два выдающихся географических открытия. Найден народ, считавшийся погибшим. Обнаружена в глубине Полярного бассейна земля, нахождение которой он предсказал.
Быть может, и тайна Маук как-то связана с этими двумя уже разгаданными загадками.
Представим себе, — размышлял Горюнов, — что Птица Маук — некое символическое обобщение, воплощение злых, враждебных человеку сил природы. Что может противопоставить природе онкилон? С какими возможностями вступает он ежедневно, ежечасно в борьбу с нею? Его оружие несовершенно. Его топор тяжел. Его копья часто ломаются, настигают зверя лишь на самом близком расстоянии.
Быть может, — продолжал размышлять Горюнов, — в мрачном культе Птицы воплощено также и ожидание. Известно, что животные зачастую инстинктивно чувствуют приближение опасности: крысы бегут с тонущего корабля, рыба уходит на глубину, чуя приближение бури. Подобно им, не чуют ли первобытные люди, что их остров обречен?
То, что из расщелин в ущелье выходит дым, онкилоны объясняют так — Маук варит пищу. Отсюда — ритуальные жертвоприношения. Ход рассуждений очень прост: чем больше пищи у Маук, тем теплее должно быть на острове. Ведь даже наступление ночи онкилоны связывают все с той же всеобъемлющей Маук. Считают, что прожорливая Птица проглатывает солнце, и оно, потускневшее, уменьшившееся в размере, просвечивает сквозь ее брюхо в виде луны.
Но почему тогда это птица? Не рыба? Не медведь? Не мамонт? Почему это воплощение зла по мифу приняло облик именно птицы, прежде чем превратиться в скалу, перед которой приносят жертвы?
И, наконец, почему самое первое из ее изображений, известных Горюнову, исполнено так реалистично и так мучительно напоминает ему что-то знакомое, уже виденное?..
…Через плечо Горюнова видно окончание надписи на бивне мамонта:
«…нет, я не ушел отсюда, и жизнь онкилонов стала моей жизнью».
Годы, прошедшие с того дня, когда дрейфующую льдину с Горюновым прибило к острову, были наполнены яростной борьбой с Маук.
Вслед за луком, который смастерил Горюнов, он ввел много других преобразований в жизнь онкилонов. Он помогал им жить, помогал им думать. Теперь гораздо более важным представлялось ему не столько объяснить этот исчезающий мир, сколько, по мере сил, отсрочить его гибель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});