Лицо Рау перекосила злобная гримаса. Из-под насупленных бровей он глядит на Горюнова. Но любопытство превозмогло. Он несмело приближается к диковинному созданию, которое, убив зверя, присмирело и неподвижно лежит у ног Горюнова. Неуверенно улыбаясь, колдун трогает тетиву лука. Тетива звенит…
Теперь этот звук сопутствует онкилонам всюду: на охоте и на рыбной ловле.
Кабан на водопое. Поднимает морду — с нее капает вода. Прислушивается. Звон тетивы. Кабан тяжело падает. Над зарослями поднимается торжествующий охотник.
С челна рыболовы стреляют в воду. Звон тетивы. На поверхность озера всплывает большая рыба. Стрела качается в ее боку.
Звон тетивы. Первобытная оружейная мастерская. Горюнов заканчивает изготовление нового лука. Нерхо рядом оттачивает стрелы.
— Да, ты правду сказал, Горюн, — кивает Нерхо. — Завтра племя будет пировать!
Глава шестая
ЧТО ДЕРЕВО СКАЗАЛО ГОРЮНУ
Онкилоны пируют после удачной охоты. Пылают праздничные костры. В сосуды из кожи и пузырей, в выдолбленные стволы деревьев, в которых готовится мясо, женщины опускают раскаленные на огне камня, — таков примитивный способ приготовления пищи. Пар валит из чанов.
Нечасто приходится онкилонам наедаться досыта. Поэтому в еде они жадны, спешат, выхватывают из груды мяса огромные куски. Рау, сидящий на почетном месте, удивляет Горюнова своим аппетитом. Этот щуплый, кривляющийся старик в несколько мгновений до блеска обглодал козью ногу, отшвырнул кость, хвастливо подмигнул Горюнову, потянулся за другой. За его спиной выросла горка костей.
Но вот раздалась музыка. Между кострами возникла вереница танцоров. Сначала мужчины танцуют свой военный танец. Они держатся за плечи. Поднимая то одну ногу, то другую, с силой опускают их на землю.
…Раздалась музыка. Между кострами возникла вереница танцоров.
Оркестр состоит из барабанщиков, выбивающих на стволе поваленного дерева, отчетливо-резкую дробь.
В неподвижном вечернем воздухе вытянулись столбы дыма от пиршественных костров.
В отблесках пламени мелькают смуглые мускулистые тела. Земля дрожит от ритмичного топота множества ног. Танцуют теперь не только воины, но и женщины.
В группе онкилонов Рау гадает на костях. Он раскладывает их на срубе дерева, как пасьянс, сосредоточенно рассматривает, гнусавя под нос, сохраняя свойственный ему глупо-торжественный вид.
— Бойся рыбьей чешуи и лунного света, — наставительно говорит он плечистому воину, сидящему перед ним. — В них твоя смерть.
Воин кивает головой. Он расстроен и угнетен. Уступает место другому вопрошателю судьбы.
Нерхо с удовольствием поясняет Горюнову эту сцену:
— Он может угадывать будущее по костям.
Рау покосился на Горюнова, еще быстрее забормотал над костями.
— Ты бы смог так? — спрашивает Нерхо простодушно.
Горюнов подумал, улыбнулся.
— Лучше.
Рау поднял голову, нахмурился.
— Убери это, — указал Горюнов на кости. — Ты гадал на костях, я буду на дереве.
Пляска приостановилась. Круг теснится подле поваленного дерева, на котором играли музыканты.
Горюнов наклонился над пнем. На срезе его — концентрические круги различной толщины. Это кольца древесины. Каждое из них нарастает в течение одного летнего вегетационного периода.
— Я узнаю сейчас, как жили здесь раньше, — сказал Горюнов, приглядываясь к кольцам. — Хорошо ли пригревало солнце, часто ли шел дождь…
— Тебя не было здесь, — раздается недоверчивый голос я толпе.
— Дерево было. Оно скажет.
— Оно не вспомнит…
— Почему не вспомнит?.. Дерево старое… Сколько колец? Раз, два, три, четыре. Ну вот четыре года назад… Кольца широкие. Значит лето было длинное, теплое. Теплее, чем в этом году…
Онкилоны улыбаются, довольны правильным ответом.
Рау протолкался вперед, лег у дерева, приложил ладонь рожком к уху: не удастся ли ему подслушать, как дерево разговаривает с Горюновым?
— А десять лет назад, можешь сказать?
— Могу… Еще теплее…
Восторженные возгласы:
— Дерево помнит… Теплее!.. А пять лет назад?.. А два года назад?
Но Горюнов нагнулся к стволу, молча водит пальцем по срезу, точно неожиданно вычитал там что-то страшное.
На срезе видно: чем дальше от сердцевины ствола, тем уже и уже концентрические кольца. Это значит, что с каждым годом лето на острове делается все короче и короче. Разрывов, скачков нет. В этом — закономерность!
Горюнов поднимает глаза к горам, оцепившим котловину. Не слушает одобрительного гула, пытливо всматриваясь в снеговое кольцо на вершине гребня, в белые концы ледников, которые нависли над долиной, как занесенные мечи.
— Снег? Ближе? С каждым годом все ближе, да?..
Нерхо кивнул. Удивленно спросил:
— Тоже дерево сказало?
Рау с удовольствием подтверждает:
— О, раньше снег лежал далеко…
Онкилоны не замечают перемены, которая вдруг происходит с Горюновым. Его веселья как не бывало. Брови нахмурены, губы плотно сжаты.
Из толпы снова спрашивают с детской готовностью продолжать магическую игру-гаданье:
— А будущее? Ты не сказал нам о будущем. Каким будет лето теперь?
Горюнов попрежнему глядит на снеговое кольцо в горах. Ответил неохотно:
— Холодным…
— А через три года? Через пять?
— Еще холоднее…
Он садится на свое место, погруженный в задумчивость. Вокруг по прежнему кипит веселье. Возобновляются пляски.
Взгляд Горюнова рассеянно блуждает по долине, потом, словно завороженный, поднимается к снеговым вершинам, где за белыми зазубринами гребня повисло солнце.
Да, первое ощущение не обмануло его. Когда он поднялся на гребень и удивительная зеленая котловина впервые открылась перед ним, ему представилось, что все вокруг эфемерно, как мираж.
Так оно и было. Мир этот был похож на одуванчик. Дунь на него — и нет его!..
Глава седьмая
ИСЧЕЗАЮЩИЙ МИР
…С порога пещеры, расположенной несколько выше дна котловины, открывается широкая перспектива.
Вдали, будто дразня, то появляются, то исчезают серебристые столбы гейзеров. Курятся испарения над озерами. Ветра почти нет. Покой разлит в воздухе.
В нише пещеры самодельные водяные часы. С хрустальным звоном падают капли, отсчитывая время. Горюнов, сидящий у порога, склонился над бивнем мамонта. Медленно, с видимым усилием, он высекает буквы. Через его плечо можно прочесть продолжение надписи:
«…кажущееся спокойствие, затишье перед бурей».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});