Гипотеза, объяснявшая- удивительный миф таким образом, доказана.
Отсюда, с появления корабля, начинается удивительный культ онкилонов.
Шит и мертвецов доставляют со всеми подобающими церемониями на дно ущелья. Наверное, вначале там же приносят и жертвы. Потом ущелье — жилище мертвых — и примыкающая к нему часть пещеры объявляются «табу», запретными. Культ делается все сложнее, таинственнее, строже.
Спустя несколько десятков лет, уже, повидимому, во втором или в третьем поколении, три онкилона, охваченные непреодолимым любопытством, нарушают «табу» и проникают на дно ущелья.
В зловещих отсветах пламени, которое выходит из расщелины, предстает перед ними двуглавая Птица, сидящая у подножия скалы. Блеск металла ослепляет смельчаков, повергает ниц.
Предание гласит, что два онкилона умерли в ущелье. Вернулся лишь один из них, который и передал потомству облик Птицы. С первого натуралистического изображения позднейшие художники только снимали копии, упрощая и искажая его.
Как удивительно в этом культе столкнулись две различные эпохи: железный и каменный века.
Для первобытных людей, вытесненных из тундры на лед океана, эмблема царизма стала воплощением всего злого, что окружало и страшило их. Отныне они жили на своем маленьком островке в тени огромного, черного, нависшего над ними крыла. Маук для онкилонов была их судьбой, неумолимой и непонятной.
И отрадно было сознавать, что можно еще исправить эту ошибку.
В силах Горюнова было по-новому столкнусь на острове железный и каменный века. Ведь то, что он упорно искал много лет и не находил, сейчас было у его ног: железо — целые «залежи» железа!
Глава одиннадцатая
ПОЕДИНОК
У входа в пещеру сгрудились, шепчутся старики — старейшины племени. Один за другим появляются запыхавшиеся гонцы.
— Он разжигает костер.
— Он сделал большой каменный молот.
— Он швырнул в огонь мясо птицы.
— Слушайте!
Слышны удары молота по наковальне — это Горюнов стучится в плотно закрытые двери каменного века, стремясь вырваться наружу.
— Птица Маук не может умереть, — сказал Рау убежденно. — Маук сбросила оперение и улетела. Она вернется.
Старики, сгорбленные, зловещие, растерянно переглядываются.
— Маук вернется, — бормочет один старик.
— Гнев Птицы страшен, — вторит другой.
— Как спастись от гнева Птицы?
Очень долгая пауза. Рау роняет глядя в сторону:
— Убить Горюна.
Нерхо, сидящий в углу среди своих топоров, луков, костяных гарпунов, поднял голову и снова опустил ее.
Один из стариков, косясь на Нерхо, притворно вздыхает:
— Кому по силам бороться с ним?
Чувствуя на себе взгляды собравшихся, Нерхо медленно сказал:
— Он мой друг.
— Но он нарушил запрет.
— Он подарил нам крылатое копье.
— Но нарушил запрет.
— Он спас Кеюлькана, — слабо возражает Нерхо.
— Он навлек на нас гнев Маук, — резко говорит Рау.
Нерхо опустил голову.
— Кто дороже тебе: сын или племя?
Гонец в дверях:
— Горюнов делает топор из крыльев Маук.
Нерхо решительно поднялся, выбирает из своего арсенала оружие.
— Я готов.
…Пещера, где живет Рау. Из расщелины наверху падает сноп света.
Журчит вода, стекая по осклизлым сводам.
На земляном полу старики сосредоточенно перекладывают чуринги — веретенообразные гальки, помеченные особыми волшебными знаками.
Нерхо стоит в стороне, опершись на топор, мрачно наблюдая за церемонией.
Это одна из самых странных особенностей первобытного мышления, — душа человека, по представлению онкилонов, отделена от него я существует самостоятельно. Здесь — святилище племени, тайное тайных, склад душ.
Старики бормочут, перекладывая чуринги:
— Душа Нерхо… Душа Куа… Душа Нярга… Душа Нуху… Душа Нырши…
Рау замечает пренебрежительно:
— Души обыкновенных людей, онкилонов. Но слушайте, вот тайна, — здесь, в жилище душ, есть душа Горюна.
Старики обернулись к нему. Удивленный Нерхо подступил ближе.
— Ты шутишь, колдун.
— Нет, его душа в моих руках.
Один из стариков недоверчиво смотрит на Рау.
— Где ты взял ее?
— Море выбросило ее на берег. На льду, у самого берега, я увидел это. Оно было, как лед, но круглое, душа Горюна догнала его, но я нашел ее и спрятал от него. Я стерегу ее ночью и днем. Что он может сделать против меня, если его душа здесь?
Старики расступились. На земле лежит стеклянный шар. Луч света падает на него сверху. Поворачиваемый Рау, шар начинает испускать странное сияние.
Приглушенные возгласы:
— Лед! Белый!
— Какой свет исходит от него.
— Не тает.
— Прозрачен, как вода.
Мерный стук барабана.
Старики раскачиваются в такт, бормоча заклинания. Рау бросает пучок травы в тлеющий костер, кричит приплясывая:
— Пусть его храбрость исчезнет, как дым! Пусть он падет раньше, чем поднимет топор! Пусть его сердце треснет надвое!
Он высоко поднял волшебный шар, с силой бросил наземь, но литое стекло прочно, шар не разбился.
Нерхо попрежнему стоит неподвижно, не сводя глаз с шара, тяжело опираясь на топор.
— Отважный Нерхо встал на тропу мести, — торжественно произносит Рау, распоряжаясь церемонией. — Наденьте на него обувь мстителя.
Нерхо обувают в особые, магические туфли с привязанными к ним перышками, которые будут заметать его следы.
— Он пройдет, не оставляя следов. Духи, оберегающие Горюна, не увидят его.
Рау напутствует Нерхо:
— Убей ого сразу. Убей его сзади.
Нерхо обернулся с порога. Сказал гордо:
— Я убиваю, глядя в глаза.
…Закоулок пещеры, превращенный в кузницу. Блики пламени на стенах. Кеюлькан держит щипцами раскаленное железо. Горюнов бьет каменным молотом. Борода его кажется огненной, тень, раскачивающаяся под сводами, — огромной. Это новый Прометей, похитивший у злых духов их сокровище, чтобы осчастливить людей.
Горюнов бьет каменным молотом. Борода его кажется огненной, тень, раскачивающаяся под сводами, — огромной.
Любопытные сгрудились у входа.
Топор выкован и брошен в лохань с водой. Вода зашипела. Горюнов вынул топор, оттачивает на оселке, попробовал, — хорош! Обвел глазами пещеру. Увидел у входа Нерхо в полном боевом убранстве.
Толпа расступилась.
Они идут навстречу друг другу. У Нерхо в руке каменный топор, у Горюнова — железный. Сошлись. Взглянули друг другу в глаза.
— Вот я сделал топор, Нерхо, — сказал Горюнов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});