В соответствии с белорусско-литовскими летописями, после захвата Волыни Гедимин, "собравши вси силы литовскии и жомотскии, и русскии, и поиде на други недели по Велице дни (т. е. после 15 апреля. – Авт.) на князя Станислава киевского". Киевское княжество, в состав которого в начале XIV в. входила значительная часть Среднего Поднепровья, несомненно представляло одну из главных целей экспансии литовских феодалов в Юго-Западной Руси. Несмотря на значительные разрушения, причиненные полчищами Батыя и последующими вторжениями, Киев и под игом ордынских ханов оставался в XIV–XV вв. важным экономическим, политическим и культурным центром Восточной Европы.[87] Через него проходил один из главных торговых путей из Центральной Азии в Западную Европу. Для населения различных частей Руси Киев оставался воплощением лучших традиций древнерусского наследства, символом былого политического единства русских земель. Этот фактор учитывался в Константинополе, и поэтому после перенесения в 1300 г. митрополичьей кафедры во Владимир-на-Клязьме Киев сохранил за собой номи- /27/ нальное значение религиозного центра всей Руси. Как разъяснял в 1380 г. константинопольский патриарх Нил, нельзя было стать архиереем Руси, "не получив сначала наименования по Киеву, который есть соборная церковь и главный город всей Руси".[88] Примерно также определяли значение Киева и правители Великого княжества Литовского. Например, Витовт, который на рубеже XIV–XV вв. стремился к усилению политики территориальных приобретений на Руси, отзывался о нем как о "главе всех русских земель".[89] Подчинение Киева власти великих литовских князей должно было "узаконить" их притязания на все территориальное наследство Древнерусского государства.
Как повествуют белорусско-литовские летописи, войска Гедимина, подойдя к рубежам Киевской земли, овладели Овручем и Житомиром, а затем вблизи Белгорода на р. Ирпень разгромили главные силы киевского князя, в состав которых входили, кроме ополчения местного боярства и княжеской дружины, войска брянского князя Романа, переяславского Олега и луцкого (?) Льва.[90] После этого литовские войска захватили Белгород и осадили Киев, и "кияне почалися ему (Гедимину. – Авт.) боронити". Только после месячной осады киевские бояре, потеряв надежду на помощь извне, признали, как перед этим волынские феодалы, власть великого литовского князя, обусловив взамен сохранение за ними земельной собственности ("отчин"). Власти Гедимина поддались и киевские "пригородки" – Вышгород, Черкассы, Канев, Путивль, Снепород, а также Переяславль-Русский. Перед тем как возвратиться в Литву, отмечают белорусско-литовские летописи, Гедимин оставил своим наместником в Киеве и на пригородах Ольгимунта, сына князя Миндовга Гольшанского.
Летописный рассказ о взятии Гедимином Киева, как и вопрос о конкретных исторических обстоятельствах подчинения Киевского княжества власти литовских феодалов, привлекали внимание еще буржуазных исследователей. Некоторые из них, отметив недостоверность содержащихся в этом рассказе отдельных сведений и фактов, вообще отрицали за ним какую-либо ценность как исторического источника. Противоположное мнение отстаивал Н. Дашкевич, которому удалось доказать достоверность историко-географических сведений рассказа. Им же впервые был поставлен вопрос об этапности утверждения власти литовских князей над Киевской землей и в связи с этим об отношениях Киева к ордынским властям, дан сравнительный анализ летописных известий о завоевании Гедимином земель Юго-Западной Руси. Сам летописный рассказ Н. П. Дашкевич оценивал как "сплав достоверных известий о четырех или трех разновременных движениях литовских князей с целью захвата южнорусской территории". За /28/ дату завоевания Гедимином Киевского княжества Н. Дашкевич принимал 1333 г., утверждая, что оно "не могло произойти в 1320–21 гг., но легко могло свершиться после 1332 г.".[91] Хотя мнение Н. П. Дашкевича склонны были разделить такие видные исследователи, как М. К. Любавский,[92] М. Ф. Владимирский-Буданов,[93] П. Г. Клепатский, [94] а некоторые представители русской и украинской буржуазной историографии (например, А. Пре- сняков) признавали зависимость Киевского княжества от Литвы в 30-х гг. XIV в., вопрос о достоверности летописного источника, времени и обстоятельствах включения Среднего Поднепровья вместе с Киевом в состав Великого княжества Литовского в дореволюционной историографии так и остался нерешенным.
Из советских историков наибольшее внимание данному вопросу уделили А. И. Рогов и Р. Батура; первый – с источниковедческой точки зрения, исследуя "Хронику" М. Стрыйковского, второй – в общеисторическом плане, освещая борьбу Великого княжества Литовского против Золотой Орды до середины 60-х гг. XIV в. Признавая несомненную источниковую ценность летописных известий о походах Гедимина на Юго-Западную Русь, и в частности о завоевании им Киевского княжества, эти исследователи по-разному датируют это событие: А. И. Рогов – 1322,[95] а Р. Батура – приблизительно 1325 г.[96]
На наш взгляд, летописное повествование в целом верно отражает основной ход событий, обусловивших, начиная с середины 20-х гг. XIV в., постепенное вытеснение ханской власти из Среднего Поднепровья и замену ее властью литовских князей. Некоторые из сведений, имеющих принципиальное значение для выяснения этого процесса, находят подтверждение при сопоставлении с другими разнородными и разновременными историческими фактами. Так, указанное в летописях время похода на Киев – весна – лето, как предполагаем, 1324 г. – подтверждается косвенно тем фактом, что именно в этот период рыцари Тевтонского ордена, воспользовавшись, видимо, отсутствием главных военных сил Литвы, вторглись на ее территорию: еще в начале марта крестоносцы опустошили околицы Гродно, а в мае 1324 г. совершили нападение на новую столицу Гедимина – Вильно. Ответные акции литовских войск последовали лишь в июле (нападение на Христмемель в Пруссии) и в полную силу развернулись в ноябре того же года (походы в Ливонию и Мазовию).[97]
На 20-е гг. XIV в., как время установления зависимости Киевского княжества от Литвы, указывает также неоднократно упоминавшийся в литературе рассказ о нападении в 1331 г. киевского князя Федора на новгородского епископа Василия, возвращав- /29/ шегося мимо Киева в Новгород после возведения в духовный сан митрополитом Феогностом во Владимире-Волынском. В этом эпизоде, описанном в ряде русских летописей,[98] киевский князь действовал в политических интересах Гедимина, который после того, как поддерживаемый им претендент на псковский епископский престол Арсений потерпел неудачу, "велел поимати" Василия. По словам летописей, митрополит Феогност предупредил Василия и его спутников о том, что Гедимин отправил за ними в погоню отряд воинов. Новгородцам удалось избежать встречи с погоней, но под Черниговом их настигли "Феодор князь Кыевъский со баскакы в 50 человђк разбоем", взяли с них "окуп", а "Ратьслава, протодьякона митрополича, изымав в Кыев повели".[99]
Помимо описания явно пролитовского характера действий киевского князя, летописный рассказ о событиях 1331 г. интересен еще и тем, что содержит два несомненно исторических факта, весьма важных для определения политического статуса Киевского княжества начала 30-х гг. XIV в.: 1) имя киевского князя; 2) присутствие рядом с ним в Киеве представителя ханской администрации – баскака.
До опубликования в 1916 г. М. Д. Приселковым и М. Р. Фасмером статьи "Отрывки В. Н. Бенешевича по истории русской церкви XIV века",[100] в которой приведены сведения, проясняющие вопрос о династическом происхождении киевского князя Федора, в дореволюционной историографии предполагалось, что он непременно был из рода Рюриковичей. В связи с этим одни исследователи отождествляли упомянутого в летописях под 1331 г. киевского князя с записанным в Любецкий синодик князем Федором и принимали его за одного из черниговских Ольговичей,[101] другие склонны были видеть в нем Федора Святославовича, находившегося в составе посольства Гедимина в Новгород в 1326 г.[102] Еще одна группа исследователей, следуя за белорусско-литовскими летописями, предполагала, что им был принявший вместе с православием имя Федор князь Ольгимунт Гольшанский, представитель побочной ветви литовской великокняжеской династии.[103] Против последней версии, однако, свидетельствует одна из записей о Гольшанских, внесенная в конце XV – начале XVI в. в Киево-Печерский помянник. Она, в частности, гласит: "Княз Олгимонта, нареченного в святом крещении Михаила, а в иноцех Евфимия".[104]