пытаемся поддержать друзей, которые были у нас в 15 лет.
Что бы ни произошло за это время, Ника всё равно видела перед собой Лизу, секреты которой были и её секретами. Ника благодарила школу только за эту дружбу.
– Глупо, – наконец, выдавила из себя Лиза и прикусила губу.
Именно здесь, возле актового зала, она призналась Максу в любви. Именно здесь он, после неловкой паузы, нервно засмеялся и назвал её «хорошей девчонкой», не забыв после «но» сказать, что ни во что не ставит её чувства. Именно после этого разговора Макс перестал ходить к лизиному отцу в гараж. А в марте родители Лизы развелись. А 5 лет назад отца не стало.
Он предал её любовь. Они. Она хотела сказать «они».
– Ты ещё любишь его что ли? – заметила Ника, рассеяно глядя в школьный двор.
Они сели на подоконник, чего раньше не могли себе позволить из-за страха перед завучем. Лиза сухо улыбнулась и несколько раз пнула холодную батарею.
– Скажешь тоже.
– Ну а что? Это похоже на тебя.
Лиза непонимающе взглянула на подругу.
– Так любить, – поспешила объяснить Ника. – Я больше не встречала людей, которые бы умели любить так, как ты.
– Да кто не влюблялся в школе? – ухмыльнулась Лиза. – Ничего особенного.
– Нееет, – протянула девушка и уставилась в потолок. – Любовь будто бы твой смысл жизни. Ты ведь не признавалась Максу больше года, потому что боялась остаться без этого чувства. Кажется, ты до сих пор ему не простила только то, что он расслышал твоё признание. Лиза! – Никины глаза расширились от внезапного озарения, – ты просто привыкла всем делиться, но любому человеку нужно что-то своё, личное. Любовь, боль, обида. Хоть что-нибудь. И ты отставила себе обиду.
Лиза отвернулась к окну.
Она бы хотела рассказать Нике, что отец умер 5 лет назад, и что на границе сознания он всё просил показать Максу, как перешиты торпедо дверных карт в его форде. Она бы рассказала, как сидела на его больничной койке, гладила по холодной руке и давала обещание, что обязательно всё покажет, обязательно. Она бы рассказала, как в последние дни отца слишком много ему врала.
Но Лиза промолчала, потому что друзьям, которые были у нас в 15 лет, бывает так стыдно признаться, что мы повзрослели, встретились со смертью и до сих пор не знаем, сможем ли полюбить кого-то сильнее.
Поэтому Лиза просто повернулась к Нике и обняла её, как бы благодаря за то, что та ещё помнит Лизу маленькой и счастливой.
– Хорошего дня, – они стояли на крыльце друг напротив друга.
– И тебе, – улыбнулась Лиза.
– Пиши, – попросила Ника.
– И ты.
Первым делом Лиза увидела женщину, которая стояла возле старой шестёрки, и переминалась с ноги на ногу.
– Маргарита Степановна! – Лиза перебежала дорогу и бросилась к ней. – Что же вы!
– Успокойся, Лизавета, я в порядке, – махнула ей женщина, дверь шестёрки открылась изнутри, и голос Макса крикнул:
– Не пил я, не пил, да, садись давай! Тоже мне, в какое положение ты меня ставишь!
Он вышел из машины, чтобы закрыть пассажирскую дверь за Маргаритой Степановной и только сейчас заметил Лизу, которая замерла. Почти не дышала.
– Кататься она вздумала, – по инерции пробурчал Макс.
– Это внук мой, Лиз! – весело крикнула женщина из тесного салона шестёрки. – Макс!
– Да господи мы знакомы! – прикрикнул молодой мужчина.
Лиза все ещё непонимающе переводила взгляд со своей машины на машину одноклассника, на румяное счастливое лицо Маргариты Степановны, на её кеды, зависшие над снегом. Девушка как-то автоматически подошла к шестёрке и помогла женщине примостить ноги на прорезиненном коврике в салоне. Макс было уже бросился им на помощь, но Маргарита Степановна лишь громко захохотала.
– Эта девчонка лучше тебя знает, что нужно твоей бабке! Хоть бы раз спросил, что да как, куда подвезти… Нет! Только фиф своих развозит!..
– Ба! – попытался остановить её Макс.
– … только голову морочит девчушкам-то бедным! Вот воспитали тебя две женщины! Вырастили! Дамский угодник что надо! А эта девчонка бабке твоей лекарства привозит, подгузники закупает! Тьфу ты! Мелочь пузатая, – наконец, закончила Маргарита Степановна и довольно откинулась на спинку кресла.
Лиза чувствовала, как Макс смотрит ей в спину и боялась обернуться.
– Хорошей дороги, Маргарита Степановна, – наконец, произнесла она, и женщина деловито кивнула в ответ.
Не оборачиваясь, Лиза перенесла вес с одной ноги на другую и, едва шевелясь, вставила ключ в дверь форда. Повернула, взялась за ручку.
– Я слышал про твоего отца, – вдруг произнёс Макс за её спиной, и голова Лизы налилась чугуном, в ушах зазвенело. Руки дрогнули.
– Ага.
– Мне очень жаль. Он был человечищем.
– Спасибо, – неуместное, жалкое и вопреки надеющееся на продолжение диалога.
Макс протёр фару своей шестёрки и помялся на месте. Лиза тяжело вздохнула. Опустила плечи. Обернулась.
– Что-то ещё?
– Я бы… я бы хотел, – фара шестёрки блестела, – …посмотреть торпедо…
Лиза закрыла глаза. То ли в надежде, то ли в страхе от того, что он сейчас произнесёт.
– …торпедо дверных… дверных…
– Дверных карт, – закончила за него Лиза.
– Вот, да! – оживился Макс.
– Пожалуйста.
– Можно, да?
В глазах молодого мужчины появился огонёк. Вспыхнули какие-то важные только для него воспоминания, уголки губ приподнялись. Только из-за неловкости перед Лизой он не бросился к двери форда и не дёрнул её изо всей силы, а медленно подошёл, осторожно открыл. Это был момент мальчика с вечно красными щеками.
Когда Лиза села за руль, Макс водил рукой по обшивке, трогал швы и бормотал себе под нос что-то похожее на «А, вот вы как здесь сделали, ну даёте!». Он не замечал Лизу несколько минут, и это до боли напомнило ей отца: тот так же возился со своей машиной, не замечая всех вокруг.
Лиза положила руки на руль и посмотрела на школу. В груди что-то треснуло, и по телу разлилось тепло. Пальцы обхватили руль, и он будто бы тоже был тёплым.
– Пользуешься? – раздалось где-то над ухом.
Макс положил руку на панель и показал на кнопку снизу от руля.
– Дядя Игорь ведь подогрев руля себе тогда делал. Когда…
Он судорожно соображал, как бы назвать тот год, когда Лиза призналась ему в любви, а он не придумал ничего лучше, чем просто назвать её «хорошей девчонкой». Лиза улыбнулась и махнула рукой.
– Ну сделал, получается, – облегчённо добавил Макс и вдруг весело цокнул языком. – Вот ведь мастер!
Они замолчали. С одинаковыми мягкими улыбками они смотрели прямо перед собой, и каждый слышал в голове голос одного и того же мужчины, чей смех было невозможно