ходунки, прислонённые к боковой двери машины, и снова на женщину.
– Добежала! – радостно воскликнула та и, заметив растерянность Лизы, помрачнела. – Что? Никуда не едем? А школа? А встреча?
Она хлопнула себя по коленям и, зажмурившись, запрокинула голову.
– Я бежала, как дура. Ну конечно! Ты что ж, решила поиздеваться над бабкой?! – начала раздражаться она, но после взгляда на девушку, в её голосе появилась озабоченность. – Аль боишься?
Лиза задумчиво кивнула и потеребила чехол для руля.
– Первый раз что ль?
– Ну да.
– И сколько не виделись?
– Пятнадцать, – кротко ответила Лиза.
Маргарита Степановна пожала плечами.
– Ну делааа… Это тебе, что ж, тридцать?
– Тридцать три.
– А выглядишь на двадцать, – протянула пожилая женщина, и это прозвучало, как огромный комплимент. – Хороша девчонка!
Они молча уставились в окно. Мимо машины с жёлтым знаком на лобовом стекле то и дело проходили люди, которые заглядывали в салон, встречали прищуренный взгляд Маргариты Степановны и тут же прятали глаза. Она очень не любила, когда люди суют нос не в свои дела. Пусть помалкивают и идут своей дорогой, не до них сейчас.
– А чего волосы расплела? – бросила она, лишь бы нарушить эту едкую тишину.
Лиза пожала плечами.
– Причёска-то хорошая была, добротная.
– Это сестра, – скромно ответила девушка, продолжая смотреть в окно.
О чём она расскажет одноклассникам? Что ответит на их вопросы? Как отреагирует на их достижения? Будет ли завидовать, сравнивать и заниматься самоуничижением? Всё это выглядело, как испытание, из которого Лиза боялась выйти другим человеком. Окончательно растерять то, что удалось собрать после смерти отца. Без его любви она не знала, чем гордиться.
Маргарита Степановна внимательно смотрела на девушку за рулём. Это было ей совершенно не свойственно, но она вдруг очень захотела понять, о чём та думает.
– И о чём ты думаешь? – так и спросила она напрямую, и эти слова были вязкими, непривычными.
Губы не слушались, мозг отчаянно пытался добавить фразе колкости, но женщина сдержалась. Её ладонь до сих пор помнила тёплое прикосновение лизиной руки. Этой девчонке даже не нужно было ничего говорить, чтобы дать понять, что она рядом. Такая редкость для их поколения, Маргарита Степановна знала это наверняка.
– Думаю, что рассказать своим одноклассникам, – прямо ответила Лиза. – Думаю, чего я достигла к своим 33 годам. Без образования, без семьи, каждые выходные провожу с мамой, а по будням езжу на отцовской машине, – на последних словах в горле опять возник ком боли. – О многом.
– Я в 33 вышла замуж во второй раз, – вставила Маргарита Степановна и, только произнеся эту фразу вслух, поняла, что она звучит не особо ободряюще. – Что б ты понимала, прожили мы недолго. Характер у меня несносный, да и внешность… на любителя.
Лиза посмотрела на женщину и уже собралась произнести что-то из разряда приятной лести, но Маргарита Степановна её остановила.
– Не надо. Я знаю о себе всю правду, нестрашно.
– Я бы хотела знать всю правду о себе, – произнесла Лиза и оторвала от чехла небольшой кусочек поролона.
– Ничто не расскажет о тебе больше, чем твоя любовь, – бросила Маргарита Степановна снежной воде под своими ногами. – Это от одиночества сердце становится жёстким, как камень, и не остаётся ничего, кроме ненависти и желчи. Я сдалась, а ты не сдавайся, девчонка.
Лиза замерла, закрыла глаза и закусила губу, чтобы не разрыдаться. Покрепче вцепилась в руль, что запястья побелели от напряжения. Повернула ключ зажигания, выжала сцепление. Машина тронулась с места, и Маргарита Степановна радостно хлопнула по панели.
– Едем?
– Едем, – ответила Лиза.
«Я сдался, а ты не сдавайся», – сказал ей отец в свой последний вечер, и его бледная рука, почти не отличимая по цвету от больничной простыни, легла на ладонь дочери. Кончики пальцев дрогнули. Лиза только училась быть счастливой, но любовь больше никто не сможет у неё отнять. Никогда.
Машина отъехала от поликлиники, и на снегу так и остались стоять металлические ходунки, которые Маргарита Степановна проводила дерзким взглядом. «Помалкивайте, здесь дела поважнее».
Школа, построенная по принципу замкнутого квадрата с двором-колодцем посередине, появилась на углу улицы, и обе женщины в салоне маленького неуклюжего форда подались вперёд. Они обе отметили новый выкрашенный забор, снег, аккуратно разложенный небольшими кучками на клумбах, и растрёпанные флаги, так и торчащие над пристроенным крыльцом.
Сердце в груди заходило ходуном, и Лиза остановила машину на парковке для родителей учеников.
– Каникулы, – вдруг сказала Маргарита Степановна и расстегнула ремень безопасности. – Можешь парковаться. Ты же думаешь о том, не помешает ли кому-нибудь твой захудалый форд, я правильно понимаю?
Лиза удивлённо посмотрела на пожилую женщину.
– Не помешает, – ободряюще добавила она. – Выходим.
Маргарита Степановна уже взялась за ручку, чтобы открыть дверь, когда девушка вдруг резко схватила её за рукав. Женщина хотела возмутиться, напомнить, что человека с больным сердцем нельзя так пугать, но, увидев бледное лицо Лизы, снова передумала.
– Что? – лишь тихо, почти невозмущённо, спросила она.
– Подождём.
Маргарита Степановна покорно кивнула и, вытащив из кармана куртки свою карточку из поликлиники, принялась изучать закорючки, которые написал ей очередной терапевт.
– Тьфу ты, ничего не разберёшь, – бормотала она, пока Лиза неподвижным взглядом следила за старой шестёркой, которая как нарочно начала парковаться рядом с их фордом, в десяти сантиметрах от Лизы.
Будто бы не было других мест, будто бы назло.
Молодой мужчина в кожаной куртке ловко выкрутил руль и, наконец, заглушил мотор. Лиза видела, как он потянулся к пассажирскому сиденью, взял поясную сумку и вышел из машины. Несколько раз хлопнул дверью, зашагал к школе, и Лиза уже выдохнула, расправила плечи, решив, наконец, никуда не идти. Маргарита Степановна бросила взгляд на соседнюю машину и снова принялась ворчать на врача.
И тут мужчина, о чём-то вспомнив, обернулся и скорым шагом подошёл к своей машине, открыл дверь, достал торт в пластиковой упаковке. Лиза уставилась на свои бледные руки, обхватившие руль. Сердце билось уже где-то в горле, голова стала тяжёлой, а глаза несколько раз нервно моргнули.
Она очень старалась не двигаться. Движение у дверей шестёрки тоже замерло, как и само время. И только Маргарита Степановна продолжала бороться со своей дальнозоркостью и врачебным почерком. Лиза очень старалась не дышать и подняла глаза всего на миллиметр, чтобы узнать, когда уже можно будет уехать отсюда и больше никогда (никогда!) не возвращаться. И в этот же миг мужчина посмотрел в салон знакомого форда.
Их глаза встретились. В тишине, в беззвучности, которая только может возникнуть между вами спустя 15 лет. И впервые не Лиза первая спрятала глаза. Молодой