дед. Мама. Фабиан изумленно моргнул глазами и тоже расплылся. Как огни по залу, улыбки вспыхивали одна за другой.
– Да, – прошептала, больше не сдерживая слез. – Да, да, да! Я стану твоей женой!
Кольцо село как влитое, а когда мой Хозяин Стужи поднялся, я вскочила навстречу ему, и в вихре аплодисментов, взорвавших зал, снова почувствовала его губы на своих губах. Падая в наш новый поцелуй, хотя скорее взлетая. Над залом. Над громкими хлопками собравшихся. В бесконечном кружении нашей любви.
Три месяца спустя
Кто бы мог подумать, что свадьба – это так утомительно! Особенно когда это свадьба правителя Эрнхейма, а еще – твоя собственная. Пусть хлопоты и были приятными, но их было столько! Мама категорически отказалась отдавать организацию в руки кого бы то ни было, заявив, что это – ее обязанность: спустя столько лет отсутствия устроить свадьбу собственной дочери. Разумеется, во всех обсуждениях я принимала непосредственное участие, поражаясь, сколько всего нужно сделать.
И все же, несмотря на уйму дел, тот самый день настал гораздо быстрее, чем я рассчитывала. Казалось бы, еще вчера обсуждала фасон свадебного платья, и вот оно уже готово, и мне его надевать завтра утром. Украшены бальная зала Эрнхейма и аллеи парка, готова площадка на берегу озера, где будут накрыты столы для приглашенных. Весна в этом году выдалась теплой, и праздничный ужин было решено перенести в парк, как по заказу благоухающий нежным цветением.
Чем ближе был день брачного обряда, тем сильнее я волновалась. И хотя мама предупреждала, что это абсолютно нормально – переживать перед свадьбой, у меня никак не получалось успокоиться. В тот миг, когда я увидела себя в зеркале – в роскошном белоснежном платье с длинным шлейфом, укутанную в кружева и облако фаты, крепящейся на невероятно красивой высокой прическе, что-то в груди дрогнуло.
Мама, почувствовав мое настроение, взмахом руки отпустила служанок и подошла ко мне. Остановилась за спиной напротив зеркала, положила руки мне на плечи.
– Все будет хорошо, Ливия.
– Правда? – Я обернулась.
– Правда. Знала бы ты, как я волновалась, когда твой отец сделал мне предложение… Хотела сбежать, Отказаться от этой свадьбы. – Мама на миг прикрыла глаза, а потом распахнула их – солнечная, светлая, она просто лучилась счастьем. – Как же я сейчас рада, что мне хватило смелости не отказаться! Потому что если бы отказалась, сейчас у меня не было бы тебя.
Ее ладони чуть сильнее, ободряюще сжали мои плечи.
– Не было бы Фабиана. Вас, моих самых любимых. Моего безграничного счастья. Думай об этом, когда тебе снова захочется поволноваться. Или вспоминай, как переживала я перед встречей с родителями.
Я невольно улыбнулась. Оказывается, бабушка с дедушкой перед встречей с ней волновались не меньше. Мама считала, что подвела их, они – что подвели ее, когда отпустили с тем хитрым ларгом. Именно поэтому до последнего откладывали разговор с дочерью. А после нашего с Хьяртаном поцелуя на приеме в их честь, ставшем еще и помолвкой, рассказали, как все было. Почему они слепо доверились эрцгерцогу и чувствам мамы. Почему так легко отпустили.
Оказывается, брак Снежного и Солнечной, их притяжение – самое сильное. До войны такой союз считался благословенным и нерушимым, потому что помимо чувств пару объединяла такая разная, но сильная магия, а дети, рожденные в таком союзе, сочетали в себе обе стихии и становились особенно одаренными. Увы, подобное притяжение было редким, зачастую снежная магия отторгала солнечную, и наоборот. Но если они находили единение, такие узы были нерушимы.
Была и обратная сторона у этой связи: зависимость и «питание» от солнечной магии. Эрцгерцог злоупотребил тем, что могло стать самой большой силой – единством и счастьем, которые могли бы у него быть, и использовал маму для подпитки, чтобы становиться сильнее.
– Мы ошиблись, Оллина. – Я как сейчас помню тот разговор на балу и слезы в глазах бабушки. – Как же жестоко мы ошиблись… Скажи, ты сможешь нас простить?
Тогда было много слез и столько же счастья. Мама на балу действительно не задержалась – почетные гости очень быстро покинули празднество вместе с дочерью и, как я потом узнала, проговорили всю ночь. Они были искренне счастливы, что снова ее обрели, но еще больше – что обрели нас. Нас с Фабианом признали наследниками дочери князя Фолькона, а уж сколько надарили подарков… кажется, дед с бабушкой решили завалить нас подарками за все упущенные годы. Я же просто радовалась их любви и вниманию, а еще больше – тому, как они приняли мою маму и ее любовь с отцом.
Пробыли гости в Эрнхейме недолго, около недели, и было решено, что до моей свадьбы мама с Фабианом останутся в Драэре, а потом поедут в Фолькон. Туда же собирались и мы с Хьяртаном – в свадебное путешествие на самое теплое и красивое Бирюзовое море.
Вспоминая те дни, я с трудом сдержала слезы счастья. Волноваться сразу перехотелось, и я порывисто обняла маму.
– Спасибо, – выдохнула искренне.
– За что, доченька?
– За то, что нашла нужные слова. За то, что ты рядом со мной…
Этот день и правда никогда не был бы таким без моей мамы. Никогда не стал бы настолько нежным, настолько ярким, исполненным волнения и предвкушения… Конечно, когда я садилась в карету, что должна была пройти сквозь портал и выехать уже на центральной площади столицы, у главного храма, я все равно переживала. Понравится ли Хьяртану платье? А я в нем?
Нашла о чем тревожиться! Но тем не менее…
Платье – пожалуй, единственное, что он не видел перед свадьбой. Платье и меня в нем, потому что все остальное контролировал: по его мнению, наша свадьба должна быть идеальной.
– Самая восхитительная женщина в мире заслуживает самой прекрасной свадьбы, – сказал он, когда я призналась, что меня устроила бы тихая церемония в кругу семьи. Разумеется, я понимала, что королевская свадьба такой быть не может, но меня и правда устроила бы. На нашей же только приглашенных было пятьсот человек, включая почти всю знать Драэра и Фолькона.
К алтарю меня вел дед. Между застывших в рядах гостей, глядящих на меня, под органную музыку, по лепесткам, разбрасываемым маленькими красавицами в белоснежных платьицах. Себя я едва ощущала, глядя на Хьяртана. Самый прекрасный в мире мужчина в военной форме, невероятно красивый, застыл у алтаря, дожидаясь меня. Кажется, я выдохнула, только когда наши пальцы соприкоснулись, а он произнес:
– Ты прекрасна, моя бунтарка.
Даже если бы он этого не сказал, я бы почувствовала, а