Я часто дурно обращался с ней, бил. Она терпеливо сносила все это, пока я не зашел слишком далеко, и в конце концов летом 1844 года она бросила меня. В течение того времени, что она была со мной, — а это длилось девять или десять месяцев, — мне очень везло, у меня всегда в кармане было двадцать — тридцать фунтов, и у нее столько же. Я модно одевался, у меня были золотые часы и золотой футляр для них.
Все это время я был связан с этими людьми и, как обычно, ходил на Чипсайд, церковный двор Сент-Полз и Флит-стрит. В конце 1844 года меня арестовали за попытку обокрасть женщину на Сент-Мартин-Лейн, неподалеку от Бен-Контса. Обвинение против меня выдвинул Сити, и я получил шесть месяцев заключения в тюрьме Тотхилл-Филдз.
Это было мое первое длительное тюремное заключение. Сначала я месяц пробыл в Тотхилл-Филдз а затем три месяца в городской тюрьме в Блэкфрайарз, где у меня было много привилегий, и я не так чувствовал неволю. Режим тишины был очень строгим, а так как я был очень своенравным, я часто подвергался наказаниям. Это возымело на меня такое действие, что последние шесть недель своего заключения я провел в лазарете. Мои сообщники пришли меня встречать, когда истек срок моего заключения, и я снова поехал с ними к ним домой.
В течение того времени, что я был в тюрьме, они взяли другого мальчика. Но они сказали, что охотно откажутся от него или передадут его каким-нибудь другим людям. Однако я сказал, что они могут оставить его. У меня была другая причина расстаться с ними. Когда я попал в тюрьму, у меня было имущество, стоившее кучу денег. Выйдя на свободу, я обнаружил, что они продали его и так и не отдали мне деньги. Они сделали вид, что деньги были потрачены на мою защиту в суде, но я знал, что это лишь отговорка.
До того как я попал в тюрьму, моя девушка ушла от меня, что положило начало моим несчастьям.
После этого я больше не ходил на дело с теми ребятами. У меня было немного денег, а в одном пабе я познакомился с двумя мужчинами, которые жили на Грэвел-Лейн, Рэтклиффское шоссе. Я пошел с ними и начал обчищать карманы женщин, но в другой части города. Мы отправлялись на Уайтчепел и Коммершл-Роуд. Я не проработал с ними и шести недель, как меня снова арестовали. Судили меня на площади Олд-Арбор, и я получил три месяца тюрьмы с отбытием наказания в Колдбат-Филдз. Если я считал, что в Тотхилл-Филдз было плохо, то я нашел еще гораздо худшее место.
Когда я вышел на волю, меня никто не встретил, и я решил, что буду работать один. Приблизительно в этот период я и начал красть мужские часы.
Первые часы я украл из кармана селянина в Смитфилде в рыночный день. Это были серебряные часы, которые мы называли «сковородкой». У них не было футляра, только старая цепочка и замок. Они принесли мне около восемнадцати шиллингов. Я снял один из замков, который был золотым, и он принес мне столько же, сколько и часы, если не больше. Я продал их человеку, с которым я познакомился на Филд-Лейн, где я сначала снимал жилье после ухода из кофейни, когда я только приехал в Лондон, и где хозяйка оставляла меня ночевать бесплатно несколько раз. Я возместил ей небольшую сумму, которая ей причиталась, за ее доброту ко мне.
Я стал снимать там комнату и вскоре стал жить вместе с другой женщиной. Это была крупная, полная женщина на десять лет старше меня. Она была хорошо сложена, но черты ее лица были грубыми. Я недолго жил с ней, только три или четыре месяца. Тогда мне было всего лишь пятнадцать лет. В тот период я всегда работал один. Иногда она ходила со мной, но она была мне плохой помощницей. Я высматривал толпы людей на ярмарках, на пожарах, и всякий раз при скоплении людей я обычно ограничивался часами и булавками для галстуков у мужчин.
Тогда я не был так удачлив и едва мог вести приличную жизнь. Моя женщина была очень расточительна и «проглатывала» все, что я мог заработать. Я прожил с ней около четырех месяцев, когда меня арестовали на Эксмут-стрит в Клеркенвелле, и я получил четыре месяца заключения в тюрьме Колдбат-Филдз.
Когда мой срок истек, она пришла встретить меня у ворот тюрьмы, и мы пробыли вместе всего два дня, когда я узнал, что она была мне неверна. Я не стал обвинять ее в этом, а просто убежал от нее.
Когда я бросил ее, я стал жить на Чарльз-стрит, Друри-Лейн. Я остановился там и работал в одиночку пять или шесть месяцев, пока не познакомился с молодой женщиной, которая с тех пор была всегда преданна мне. Сейчас ей тридцать три года, но она выглядит гораздо старше, чем на самом деле; она среднего роста. Мы сняли комнату и обставили ее. Вскоре я познакомился с некоторыми членами воровской шайки на Севн-Дайалз и стал работать с тремя парнями; и снова по женским кошелькам. В это время я был гораздо удачливее с ними, чем за все время после своего выхода из тюрьмы Тотхилл-Филдз. Я работал с ними до апреля 1847 года. Мы посещали основные излюбленные места отдыха публики: сады Суррей, Риджент-парк, Зоосад, музей мадам Тюссо, Колизей и другие места. Двух моих товарищей и меня арестовали в Колизее за карманную кражу. Нас отвезли в полицейский участок на Олбани-стрит, и на следующий день мы предстали перед судом. За это преступление я получил двенадцать месяцев тюрьмы, а двое других — четыре года каторжных работ из-за того, что они были осуждены ранее. Я раньше был осужден только в порядке суммарного судопроизводства без участия присяжных, что не всплыло на суде.
В это время предыдущие приговоры, вынесенные преступнику без участия присяжных, не учитывались в последующих случаях.
Часто за нами следили полицейские и детективы в штатском, которые ходили по пятам и часто бывали в одних и тех же местах развлечений, что и мы. Мы их знали, равно как и они знали нас, и мы часто ускользали от них. Из-за того что они ходили за нашей компанией, мы во многих случаях не могли работать, так как знали, что они присматривают за нами.
Я вышел из тюрьмы за три или четыре дня до собрания чартистов (участники чартистского движения,