был там, но нет. Они живут, как Аристид, все они. Со всей этой подготовкой можно же позволить себе немного вина и пряной баранины. Но нет – всегда какая-то бурая гадость и такой черствый хлеб, что его можно использовать вместо оружия. Вот что получают люди в обществе без денег! Никто не может купить ничего лучше, чем остальные. Какой в этом смысл? Не завидую персам, которые попытались бы подняться на борт его кораблей. В этом я уверен.
Фемистокл заметил что-то странное в выражении лица Ксантиппа и проследил за его взглядом через море. Земля была недалеко, и корабли двигались, как водомерки на пруду, по маршруту, который эти мужчины прошли, направляясь к Марафону, казалось, сто лет назад.
Фемистокл оглянулся через плечо и проревел:
– А ну-ка, покажите, на что вы способны!
Триерарх на корме поднялся с места и ухмыльнулся в ответ на вызов.
– Таранная шестьдесят! – крикнул он келейсту, надсмотрщику над гребцами, стоявшему внизу так, что Ксантипп видел только голову и плечи.
Келейст мгновенно исчез, повторил команду, и скорость тут же стала увеличиваться. Где-то внизу, задавая ритм гребцам и согласуя работу обеих сторон, ударил барабан – и корабль устремился вперед.
– Разве она не летит! – восхитился Фемистокл. – Скорость бегуна, шестьдесят гребков. Таранная скорость да еще при всем ее весе!
Его гордость была очевидна, радость поднималась, как сок, чтобы покраснеть на ветру.
– Какие обязанности на мне? – спросил Ксантипп, повышая голос, чтобы его было слышно сквозь крики и барабанный бой внизу.
Их корабль рванулся вперед, оставив за спиной весь флот. Ксантипп чувствовал брызги на коже и то, как бешено колотится сердце, и ничего не мог с этим поделать.
– Мне нужен помощник, которому я мог бы доверять, – сказал Фемистокл. – Ты – такой человек, если хочешь того же и готов принять все, что я возложу на твои плечи, каким бы тяжелым ни был груз. Мне нужно, чтобы ты командовал частью нашего флота. Ты встретишься с капитанами и будешь работать с ними, изучать все, что они знают, все, что они могут.
– Сколько их? – спросил Ксантипп.
Фемистокл искоса взглянул на него:
– Сколько ты хочешь? Если скажешь «тридцать», мне это будет в помощь. Если скажешь «девяносто», я передам их в твое распоряжение группами по шесть кораблей. Не смотри так удивленно. Кимону еще нет тридцати, и мало кто из капитанов возрастом постарше готов подчиняться приказам юноши – пусть даже он сын Мильтиада. Для флота такого масштаба не существует единого образца! Если возьмешь под свое командование девяносто, мне будет легче в сражении. Представь себя стратегом. Нет, мне нужно, чтобы ты это сделал! Решать, когда и стоит ли вступать в бой, буду я, но море шире любого поля боя, оно слишком широко, чтобы подавать сигналы или выкрикивать приказы. Когда мачты опускают перед боем, мы не можем видеть далеко. Мне нужны люди, способные командовать небольшими группами. Мне нужны люди, которым я могу полностью доверять, чтобы дать бой врагу.
Качка усилилась, и скорость снизилась почти до нуля. Ксантипп снова почувствовал движение моря и услышал тяжелое дыхание людей в таламосе, глубоком трюме корабля, дыхание, похожее на стон и крик боли.
– Получается, скорость имеет свою цену, – сказал он.
– Так и есть. Выносливость наших людей – наш величайший ресурс, – подтвердил Фемистокл и, понизив голос, прибавил: – Персидские гребцы будут в море уже несколько месяцев, когда доберутся до нас. Говорят, они рабы. Кто знает, хорошо ли их кормят и поят? Я думаю, что буду быстрее и ловчее, когда дойдет до гребли. Я молюсь Посейдону и Афине, чтобы так оно и случилось. Эти двое однажды сражались за Афины. Пусть они оба благословят нас, своих любимых детей!
Он пригладил ладонью волосы; после стольких дней в море более светлые пряди стали золотистыми.
– Нельзя рассчитывать, что они не выдержат. Тяжелее всего придется тем, кто трудится внизу. Все, что они знают, это работа весел. Мы отдаем приказы и устанавливаем скорость. Они должны соответствовать этому – пусть даже мышцы горят и льется пот. Поверь мне, показатель их труда – количество воды, которую они выпивают… – сказал Фемистокл и кивнул триерарху. – На полскорости. Пусть рулевые приготовятся к повороту.
Ксантипп обратил внимание, что Фемистокл старается говорить напрямую с триерархом корабля, поддерживая его власть над командой. Приказ был без промедления передан келейсту.
– Тогда какую роль играет наш спартанский наварх? – спросил Ксантипп.
– Эврибиад? – фыркнул Фемистокл. – У него шестнадцать спартанских военных кораблей, это его роль! Мне пришлось согласиться позволить ему возглавить флот, иначе мы потеряли бы силу Спарты не только на море, но и на суше. Я приму его приказы, если они будут верны. И не приму, если они ошибочны.
Заметив, что Ксантипп нахмурился, он прибавил:
– Да, не идеальное решение, но они нам нужны. Даже я не хотел бы встретиться лицом к лицу с персидской армией без Спарты. – Фемистокл выдохнул и покачал головой. – Правда в том, что они приближаются. У нас есть наблюдатели вдоль фракийского побережья. Слава Посейдону, персы не великие моряки! Они боятся больших волн, подводных скал и летних штормов, – правда, и воды эти им незнакомы. Обычно они ползут вдоль побережья и всегда равняются на сухопутную армию, как дети, которым страшно действовать самостоятельно.
Он потер лицо, и Ксантипп понял, как ужасно устал Фемистокл. Когда этот человек спал в последний раз?
– Мы не знаем, когда они придут, – только то, что этим летом… а если нет, то в следующем году, следующей весной. Они должны прийти сейчас. Их слишком много, чтобы стоять на месте или ждать подходящего момента. Их запасы продовольствия ограниченны независимо от того, как долго они это планировали. Если слухи об их армии верны, возможно, половина из них умрет с голоду и избавит нас от необходимости убивать их. Или шторм отправит их корабли в холодные пески под нами. Мы можем молиться о таких вещах, но, в конце концов, они начали вторжение и не могут остановиться, не сейчас. Они валятся – и они ударят по нам. Наш флот встретится с их флотом, и мы решим будущее Афин и Греции. Да что такое Греция без нас? Вот почему я вызвал тебя. – Фемистокл усмехнулся. – Вот почему ты снова оставил жену и детей, чтобы стоять со мной на этой палубе. Есть кое-что в жизни, что стоит больше, чем наша жизнь. Ты это знаешь.
– Знаю, – негромко сказал Ксантипп.
Флот снова догнал их, но ощущение прежнего неукротимого восторга уже не вернулось.