которому мог доверять. Это Ксантипп понимал. При Марафоне Мильтиаду понадобились Аристид, Фемистокл, сам Ксантипп и другие стратеги. Некоторые уже умерли за прошедшие с тех пор годы. Другие подверглись остракизму и домой не вернулись. От этой мысли Ксантипп скрипнул зубами. Их очень не хватало. Хорошие стратеги – редкость. Их присутствие означало, что архонт мог укрепить слабеющую линию или противостоять внезапной атаке с фланга. Он мог перестраивать войско в своем воображении и видеть, как осуществляется общий грандиозный план.
Ксантипп не знал, действуют ли те же правила на море. Он понимал, что учиться придется быстро, чтобы просто быть полезным. Он молился Афине, чтобы ему никогда не пришлось выбирать между приказами капитана-спартанца, считавшего себя командующим флотом, и Фемистокла, который был реальным навархом.
– Триерарх Эрей, – сухо произнес Ксантипп, – вернувшись в Афины, я видел, как коды и сообщения передаются через весь город с использованием факелов и щитов, в обшивке которых проделаны дыры.
– Ну, передать таким образом сообщения можно, наверное, с Акрополя или Пникса. Но при дневном свете это не сработает, тем более в море. И мы не плаваем ночью.
Проявление собственного упрямства доставляло капитану удовольствие, и Ксантипп ясно это видел. Возможно, Фемистокл послал его к Эрею не только учиться, но и наставлять.
– Взгляни на другие галеры, стратег, – предложил триерарх.
Он взял Ксантиппа за руку и подвел его к самому краю палубы – ужасающе близко внизу проносилось кипящее море. Не в первый уже раз Ксантипп подумал, что было бы неплохо поставить перила.
– Посмотри, стратег, как они колышутся на волнах, как поднимаются и падают. Мы можем приблизиться к врагу шеренгой или колонной, если водное пространство ограниченно. Такая система хороша для защиты наших флангов. Но когда начинается сражение, все оборачивается хаосом. Я это видел, стратег.
Подразумевалось, что Ксантипп этого не знает. Еще больше раздражало то, что это было правдой.
– Только вчера, триерарх, я видел, как вызвали лодку высоко поднятым на копье знаменем. Такое вполне возможно – было бы желание.
– Эта лодка, должно быть, ждала неподалеку… – начал Эрей.
Ксантипп перебил капитана, и в его голосе зазвучали жесткие нотки. Церемониться было некогда, хотя резкость и лишала его шансов на дружбу этого человека.
– Если у тебя нет желания, Эрей, я немедленно освобожу тебя от должности. Вызову для тебя лодку и отправлю в тыл – переждать дневные маневры. На закате, когда мы вернемся в порт Пирей, я высажу тебя на берег, чтобы ты прогулялся в город один. У тебя там есть семья? Тогда ты и объяснишь им, почему остался, когда весь флот готовится встретить врага.
– Я не… Фемистокл… – попытался возразить Эрей.
– Фемистокл назначил меня, – повысил голос Ксантипп. – На этом его участие заканчивается. Теперь, если я не верю в твою готовность и способность выполнять мои приказы, у меня нет другого выбора, кроме как с позором вернуть тебя в Афины. Я потеряю твой опыт, но не стану оглядываться. Понимаешь?
Лицо триерарха утратило веселое выражение и медленно побагровело. Капитан резко кивнул, хотя намеревался продолжить возражения. Ксантипп поднял палец и увидел, как приоткрытый рот триерарха, щелкнув, закрылся. Эпикл с видом напускного безразличия смотрел в никуда; он явно испытывал неудобство, ожидая, когда закончится столкновение характеров.
Усилием воли Ксантипп подавил собственное недовольство тем, какой оборот принял разговор. Пусть он и не знал ничего о море, у него не было времени ни на то, чтобы стараться понравиться, ни на то, чтобы убеждать триерарха, который искренне считал себя хозяином на своем корабле.
– Мы оба служим здесь, Эрей, ты и я, по приказу собрания, – холодно сказал он. – Собрания, которое, между прочим, сейчас вокруг нас гребет на этих галерах! Я знаю свой народ, Эрей. Наши люди изобретательны. Так что сделай мне одолжение как гоплиту, как солдату. Без презрения, без насмешек. Это ясно? Или мне взять командование на себя?
Ксантипп не был до конца уверен, что последует за этим и сможет ли он заставить людей выполнить приказ. Команда, по всей видимости, была верна стоявшему перед ним человеку, красному от стыда и дрожащему от волнения. Однако он не выказал ни малейшего признака слабости, ожидая ответа.
Спустя целую вечность триерарх снова опустил голову и произнес:
– Пожалуйста, не забирай мой корабль. Эта маленькая птичка – все, что у меня есть.
Ксантипп положил руку ему на плечо, показывая, что конфликт исчерпан. Кто дрался хорошо, второй раз в драку не полезет. Вместо этого он посмотрел на парус, который раздувался над ними, натягивая веревки так, что они казались железными.
– Я хочу попробовать подавать сигналы на мачтах… – произнес Ксантипп и замолчал, когда Эрей начал поворачиваться к нему. – Да, знаю – мачты снимают в бою и складывают в трюм или даже оставляют на берегу, чтобы сэкономить на весе. Тем не менее я хочу установить принцип: несколько простых сигналов с помощью флажков, развевающихся на нашей наибольшей высоте. Меня досрочно вернули из ссылки, чтобы служить моему городу. Давай выясним, есть ли какая-то польза от того, что я здесь!
Триерарх отправился исполнять распоряжения.
Ксантипп повернулся к Эпиклу, ожидая критики, но друг только пожал плечами и усмехнулся:
– Теперь он знает, что ты не прогнешься. Да, ему нужно было это понять. Однако триерарх Эрей – хороший человек. Команда вовсю старается угодить ему, и он умело управляет кораблем. Ты увидишь.
Ксантипп кивнул, хотя и почувствовал, как краска прилила к щекам, заставив задуматься: изменит ли он свои манеры или будет и дальше унижать и ломать честных людей?
Глава 37
В Пирей флот вернулся на закате, измотанный продолжавшимися весь день маневрами. Усталость читалась в понурых плечах гребцов, когда они сходили с подошедших к причалу триер. Темными группками люди брели по дорожкам к каменным набережным, опустив головы, мечтая о еде, вине и благословенном сне. Тысячи отправились в Афины, переговариваясь и смеясь, встречаясь с друзьями и сравнивая впечатления. Сами собой, без каких-либо приказов, те, что провели день под командой Ксантиппа, тянулись друг к другу, сбивались вместе. Весь день они ждали его сигналов, его флагов, поднятых на мачтах или длинных афинских копьях. На тот момент флагов было всего два – из двух основных цветов, которые удалось найти в открытом море. Кусок красной ткани, вырезанный из старого спартанского плаща, означал «атакуй». Порванный на сотню полос белый гиматий поднимали для передачи приказа «стройся в шеренгу». Все знали, что в поисках синей ткани Ксантипп отправил лодку к Фемистоклу, но либо