— И в этом ты тоже единственный. Когда ты совсем не знал, что делать, ты разделял со мной ответственность за то, что придумывала делать я.
Наконец, мужчина вздохнул.
— Значит, — все еще немного робко уточнил альбинос, — теперь я ваш советник?
Бансабира тоже вдруг улыбнулась:
— Именно. Маджруху поручено следить, чтобы в скрипториях сделали копии указа о твоем назначении, сколько получится. С этого дня ты — советник, которому следует помнить, — снова взяв строгий тон, акцентировала женщина, — от кого зависит его жизнь.
Гистасп кивнул: он и прежде не забывал.
— Дружба с сюзереном — самая трудная из всех.
— И самая выгодная, — вполголоса заметил танша.
Гистасп засмеялся в открытую: точно. То, что он был генералом, все равно никто не забудет, и его слово в воинских рядах по-прежнему будет иметь вес. Влияние в невоенных вопросах возрастет, а риск помереть в авангарде в какой-нибудь заварухе практически сведен к нулю. Ну да, он больше не распоряжается войсками, но, положа руку на грудь: кто и когда на его памяти распоряжался ордами пурпурных, кроме Сабира и Бану?
— Что ж, — Гистасп набрал полную воздуха грудь, — я присягал вам уже, но позвольте дать повторную клятву. Сим клянусь быть полезным всем, чем располагаю, могу и не могу Матери лагерей, тану Яввуз Бансабире. Это честь для меня, — он улыбнулся шире. — Право, я уже был готов идти на публичную плаху на рыночной площади, а тут … Вы умеете удивить, — шепнул альбинос. — Да благословит вас Кровавая Мать Сумерек!
Из недр груди Гистаспа по всему телу разлилась и ударила в голову безудержная волна радости. Той самой, какую испытываешь, достигая жизни, которая всегда представлялась идеальной.
Однако следующая фраза танши озадачила советника.
— Если всерьез думаешь, будто я чего-то не знала о твоей роли в участи отца, — Бану чуть наклонила голову, и в её взгляде на миг мелькнуло снисхождение, — ты совершенно ничего не смог обо мне узнать за время, что провел рядом.
Мужчина подобрался судорожно.
— Думаешь, Русса единственный прочесывал лес в поисках злосчастного растерзанного кабана? Ведь ты же убил его, чтобы спасти моего отца. И хотя ты помчался с телом Сабира в лагерь, следы убитого животного должны были остаться. Или хотя бы следы удирающего раненого зверя там, где мы нашли человеческую кровь.
Гистасп, как рыба, беззвучно открыл рот.
— Ты столько раз оговаривался, и я все ждала, когда наберешься смелости. Знаешь, это многого бы стоило — зайди ты ко мне в кабинет и скажи, глядя прямо в глаза, что убил Сабира Свирепого.
Гистасп дрогнул, подивившись неуместной мечтательности в женском голосе. В сердце залегло приятное чувство: она верила в его храбрость.
— Где был твой самый серьезный прокол?
Альбинос едва заметно качнул головой, а потом спохватился и предположил:
— Плечо подводило тана хуже самого никчемного солдата, конь дернул, Сабир не удержал поводья… — Гистасп прикрыл глаза, вспоминая свои объяснения. — Вы знали, что тан Сабир Свирепый мог управляться с любым конем без поводьев вообще.
Бансабира мрачно облизнулась:
— И без стремян.
Сабир всерьез скрывал таланты в верховой езде, демонстрируя разве что ближайшим доверенным мечам да дочери, когда та была совсем крохой и едва ли помнила. Потому что, если об этом будут говорить все, повторял тан, во всяком сражении от него можно ждать, что вот сейчас тан бросит поводья и будет стрелять из лука, или умудрится взяться за копье, или даже возьмет два одноручника. А неожиданность всегда предоставляет свои несравненные преимущества. Конечно, в Ясе были выдающиеся конники, но с годами сноровка утрачивалась у большинства. Сабир оказался исключением. В конце концов, именно с его примера Бансабира уже в пять бесстрашно вскарабкивалась на лошадь, цепляясь за гриву, и Сабир тогда только и успевал вскочить в седло позади дочки.
Гистасп обреченно выдохнул: отпираться бессмысленно.
* * *
— По… почему я…
— А что бы я выиграла от твоей казни? — Бану поняла Гистаспа молниеносно. — Мой отец бы все равно не воскрес.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Умоляю! — Гистасп вскочил на ноги, оперся на стол ладонями, горячо смотрел Бансабире в глаза. — Умоляю, поймите, почему я так поступил! Я был вынужден!
— Конечно, какие у тебя были альтернативы? — с таким пониманием отозвалась танша, что Гистаспа едва не вывернуло наизнанку.
Он заставил себя продолжать:
— Пожалуйста, тану. Дайте мне возможность объяснить.
Бансабира всматривалась в его лицо и понимала: Гистасп давно держал в себе это признание, изводился им. Как прежде еще дольше изводился необходимостью выбирать между ними — Сабиром и его дочерью. Она стерла эмоции с лица: Гистасп заслужил хотя бы быть выслушанным.
— Если бы вернулись вместе с Сабиром, он бы подавил вас, это же очевидно! Рано или поздно вам бы осточертело жить по его воле, и разгорелся бы семейный конфликт! Всякий, кто видел вас с отцом вблизи, мог понять: как соправители вы бы никогда не ужились! Русса бы делился между чувством вины перед вами и этой его щенячьей сыновьей преданностью, — цинично выплюнул альбинос. — Вы и покойный тан взаимно разочаровались бы друг в друге, и в итоге в выгоде остался бы только Адар, потому что, скрепя сердце, Сабир завещал бы танаар ему! И потом… Дойдя до Гавани Теней, вы не выказывали никакого желания сменить династию Яасдур на династию Яввуз. Узнай об этом остальные таны, вас сочли бы выскочкой, которая только бахвалится силой, но не может на деле ничего. А если бы все-таки узурпировали власть — сочли бы выскочкой, которая пытается отбить себе неположенное, и это спровоцировало бы новую волну боевых действий. Север был гол, его взяли бы налетом, а остальным до вас было бы рукой подать! Ну скажите, разве вам тогда не был нужен повод, чтобы наскоро уехать домой?! — Гистасп, наконец, взвиваясь, вытянулся в струну. — И, скажите, — он вдруг попросил, самым настоящим образом заумолял, — вы же понимаете…
Он потерял контроль над собой и просто замолчал. Понимает, кивнула Бану. Понимает, что от чудовищной необходимости выбирать между ними Гистасп поседел — просто он альбинос, и этого никто не заметил. Бансабира не смогла не улыбнуться: он восхитителен, как никто. Он самый удивительный из людей, если мог все эти годы так владеть собой и при этом так терзаться совестью. А что до отца… Гистасп все сказал правильно: она сама едва ли не теми же словами когда-то объясняла это Аймару Дайхатту.
— Вот потому ты и жив, — обронила танша, убедившись, что мужчина закончил. — Ты понимаешь ход моих мыслей. Ты не предавал Яввузов, но при этом остался верен мне, и я могу не опасаться, что кто-нибудь из родственников переманит тебя посулами. Твои твердые принципы позволили тебе выжить. Любая последующая месть теряла смысл. К тому же, оставалось много всего, с чем я всерьез боялась не разобраться. Чужой чертог, чужие люди, не знающие меня и вряд ли жаждущие подчинения. Я бы не обошлась без опытного помощника. И, как видишь, не ошиблась, — заговорила Бану деловито. — Ты помог мне раздавить Отана и таким образом обессилить Адара, лишив надежд на танское кресло. Тем же ты помог приструнить Видарну. Теперь женился на Иттае, и это позволит мне контролировать ее, Тахбира и главное Тала. Сейчас они выглядят покладистыми, но, кто знает?
Уж он-то знает, нашел силы усмехнуться в душе Гистасп, не перебивая.
— Даже нынешний твой поступок совсем не повлек за собой никаких серьезных осложнений, наоборот! — оживилась Бансабира. — Я нашла людей, которым скину текущую грязную работу. Русса прижмет на границе Раггаров, и так хоть раз в жизни окажется полезен, а Раду убьет Этера Каамала. Либо отмоются, либо понесут заслуженное наказание, все как нельзя лучше, не так ли? — не дожидаясь ответа, танша резюмировала. — Словом, ваша ссора оказалась как всегда вовремя. Ты вообще зачастую поступаешь ко времени.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Гистасп, дослушав, окончательно сравнялся цветом лица с мрамором. Он сглотнул, заведомо предчувствуя, что услышит сейчас.