Русса уставился на сестру с изумлением: доходчиво.
— И потом, — продолжала танша, — в академии как раз взращивают «меднотелых», офицеров, рядовых, и даже женские подразделения сейчас тренируют там. Принципиально важно, чтобы все они были не только славными воинами, но и неукоснительно преданными подданными. Чувства верности и привязанности может взрастить только человек, который сам предан до глубины души, — нежно заговорила женщина, касаясь его лица.
На этих словах Русса воссиял, зацвел, как ландыш, и, ласкаясь, потерся о руку на своей щеке.
— Наконец, Раду — самый могучий из всех «меднотелых», и было бы логично, чтобы именно он возглавил их пятитысячную гвардию, главная задача которой — костьми лечь, но обезопасить мою жизнь. А малый отряд телохранителей — с ним справится и Вал. Он отлично подходит для этой должности, как знаток в должностных перестановках.
Русса смотрел на Бану с восхищением: как? Как она всегда ухитряется предусматривать все? Учитывать чужие погрешности, мотивы, чувства, достоинства? Как прилаживает к выгоде сильные стороны одних, пряча за таковыми слабости других и наоборот? Это и есть дар управителя? Или все еще дар полководца?
Русса терялся в догадках.
— Бансабира, — зашептал брат трогательно, притягивая сестру за плечи. — Это… это просто удивительно. Я с радостью приму…
— Разве я не сказала, что ты все испортил? — вдруг осадила сестра, скидывая мужские руки с плеч. Она отошла и отвернулась. — Я назначу тебя комендантом академии только после того, как твоя верность моим приказам снова будет вне сомнений.
— Но я…
— Отправляйся на границу с Раггарами. Возьми две тысячи человек, из них три сотни — «меднотелыми», и возглавь местные гарнизоны. Только когда неприятности с Золотым домом будут исчерпаны, Русса, я верну тебе достоинство, сравнимое с тем, которое ты имел, будучи командиром моей гвардии.
Действительно, сравнимое. Так уж повелось в Пурпурном танааре, что среди всей воинской орды было три человека, имевших право беспокоить тана в абсолютно любое время дня и ночи: командир «меднотелых», глава флота и комендант военной академии. Даже капитан разведки, едва ли не самого важного подразделения в любой армии, имел четкие сроки для беспокойства тана — между заходом и восходом солнца.
Русса закусил губу и приблизился к Бану со спины. Крепко-крепко обнял.
— Как скажешь. Я сделаю, как ты скажешь.
Бансабира прикрыла глаза, накрыв сжимавшие её руки.
— Знаешь, в моей жизни есть несколько человек, которым я доверяю. Это Гистасп, — Русса вздрогнул, но перебивать не стал. — Это Тахбир, Ном-Корабел, Рамир, Ул, Сагромах. Это Адна и даже, если подумать, Дан. Дан дурак и идиот, но он не предатель.
Бансабира слышала, как брат усмехнулся где-то рядом с её ухом.
— Есть те, на кого я могу положиться — это Гистасп, — Русса вздрогнул снова и снова смолчал, — Бугут, Серт, командир моей разведки, Вал, Шухран и Раду.
Русса почувствовал, как робко шевельнулась Бансабира.
— Есть те, кого я люблю, — тихонько разоткровенничалась сестра. — Это был наш отец, это была Шавна, о которой ты ничего не знаешь, это Сагромах, и, как ни смешно, Ном-Корабел, мой дед и Серт.
Русса вздохнул, плотнее сжав сестру в объятиях.
— И есть только один человек, которому я доверяю, на которого полагаюсь и которого люблю, — Бансабира шевельнулась в мужских руках и обернулась к Руссе, посмотрев прямо в лицо. — Это ты. Так зачем ты все испортил? Почему сейчас, чтобы сохранить власть, я вынуждена отослать единственного человека, который никогда не сделает мне зла и всегда пригреет на груди? В котором бьется такое же, как у меня сердце и течет одинаковая с моей кровь?
— Бану! — всхлипнул Русса. Её голос, нерв, чувства — все достигли самых недр сердца.
Он не смог найти никаких слов, только крепче обнимая сестру. Поэтому слово снова взяла танша:
— Сегодня поужинаешь со мной. Потом надлежит собираться.
Русса кивнул.
— Можно я возьму с собой Раду? С ним мне, честно сказать, надежнее.
Бану улыбнулась самым краешком губ — чтобы смягчить категоричный отказ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет.
— Какова его участь? — тон сестры Русса уловил мгновенно и спросил тревожно, без иллюзий.
Бану не торопилась с ответом, указала на стол. Они принялись за еду: свежеиспеченные лепешки с творогом и зеленью, запеченное с овощами в соку мясо северного оленя, убитого вчера в зачертоговой чаще охотниками, яблоки, мед и чай. Все немного остыло. Руссе так нравилось больше — не обожжешься, а вот Бансабира любит горячую пищу — все повара чертога знали.
— Ему, как и тебе предстоит доказать мне, что он все еще может быть полезен.
— Каким образом? — уточнил бастард, отметив, что отныне речь о доверии не идет.
Бансабира набрала полную грудь воздуха, откладывая в сторону серебряную ложку для жаркого. Трудно сказать такое вслух впервые.
— Раду должен убить Этера Каамала.
Русса выронил кусок лепешки, который жевал в прикуску к мясу, и едва при этом не подавился. Но смолчал и тут же продолжил есть. Её цели — его цели. Пусть приказывает.
* * *
Русса и Маатхас встретились в полутора часах верхом от чертога. Признав друг друга, мужчины кратко разбили бивак, разделив на двоих поздний завтрак. Услышав новости, Сагромах сдержанно и вдумчиво кивнул.
— Жаль, что тебя не будет на нашей свадьбе, Русса. И Бану, я уверен, тоже жаль.
— Знаю. Поэтому прошу, — нахмурился Русса, глядя в черные глаза собеседника, — пусть она запомнит этот день как лучший. У Бану вряд ли было в жизни много хорошего. Уж стоящую свадьбу она заслужила.
— Тану заслужила больше, — улыбнулся Маатхас. — Я постараюсь дать ей все, что выше моих сил.
Интонации тана вызвали в голове Руссы смелую догадку.
— Ты был с ней? — без тени упрека осведомился бастард. Сагромах не стал увиливать.
— Был.
— Тогда женись скорее.
Маатхас ничего не ответил: всем так нравится ему указывать, что делать! Мужчины доели, и вскоре сподвижники убрали походный стол. Тан и бастард прощались, пожимая руки до локтя.
— Дорожи ею, Сагромах, — проникновенно шептал Русса на ухо будущему родичу. — Бану любит тебя.
Маатхас чуть отодвинулся, дрогнул.
— Она сама сказала? — по-мальчишески спросил тан с детской наивностью в глазах.
— Вчера вечером, — ухмыльнулся в ответ Русса и отпустил танскую руку. — Будь счастлив, Сагромах.
— Будь благословен, Русса. Я намекну Бану, чтоб не задерживала тебя на границе дольше положенного. Свалишь все на помощников и вернешься сюда.
«Когда у нас появится ребенок» — додумал тан, когда бастард Сабира Свирепого отъехал на полста шагов.
* * *
Гистаспа выпустили из темницы неожиданно и безо всяких объяснений. Первым делом генерал попытался увидеться с Матерью лагерей — надо внести ясность в происходящее. И попросить прощения за ту ребяческую драку с Руссой, к тому же при свидетелях. Дурак он был, что полез давать сдачи. Но ведь и так, сколько сдерживал бойцовские инстинкты. Что б его! Так прощения не просят…
Пока Гистасп фантазировал, что скажет танше при встрече, достиг её кабинета, деловито кивнул стоявшим на страже Атаму и еще какому-то «меднотелому», привычно широким шагом встал вплотную к двери… и был остановлен.
— Вы не можете войти, господин, — бездумно пялясь перед собой, отрапортовал Атам.
— Что ты сказал? — Гистасп так удивился, что даже вытянулся в лице.
— Вы не можете войти, господин, — так же безразлично выговорил «меднотелый». Тц! — прицокнул Гистасп. Второй стражник, имени которого Гистасп не помнил или не знал, держался не так убедительно и заметно трусил, настойчиво преграждая дорогу генералу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Хм, вдруг насупился Гистасп. Атам оба раза назвал его «господином», а не генералом или командующим. Прежде такого не было. Или это своеобразная дань родству с Яввузами?
— Доложи тану, — он предпочел бы не развивать конфликт перед дверью. И так кругом оказался виноват.