Разговаривать с Кано было сложно: он абсолютно не умел вести цивилизованную беседу и не имел никакого понятия об этикете. Сайто терпел его, сколько мог, но чувствовал, что терпение на исходе. Кано был по-своему умён и быстро учился, но усваивать манеры не желал и не пытался. Прибыв в дом Сайто для совещания во второй раз, Кано с порога спросил, где Маюри. Какое ему дело, где Маюри? Разве приличные люди так себя ведут?..
Разумеется, левый министр ни за какие сокровища не отдал бы свою единственную дочь в жёны этому неотёсанному мужлану. Лучше уж Торио – он, по крайней мере, природный даймё, а этот – беглый монах. Сайто постарался сразу ему объяснить, что о браке между Ханакаяма Кано и Сайто Маюри не может быть и речи, но Кано равнодушно заверил его, что о женитьбе он и не помышлял. Почему-то это известие лишь усилило беспокойство любящего отца.
К счастью, Маюри ничуть не увлеклась новоявленным генералом, но Сайто понимал, что такие, как Кано, согласия у женщин не спрашивают. Поэтому на время его визитов он тщательно запирал дочь в самых дальних комнатах женской половины.
Наконец, когда до начала похода на Мино осталась одна неделя и все формальности были улажены, левый министр вежливо отказал генералу Кано от своего дома. Кано молча поклонился, не скрывая недовольства. Казалось, ему не обязательно было видеть Маюри – одно её присутствие неподалёку было приятно ему. Сайто втайне порадовался, что скоро они уходят из Киото, и дочь остаётся дома в полной безопасности. Пусть лучше она волнуется за него, чем он за неё.
Однако события повернулись по-другому: так, как никто этого не ожидал.
[1] По древней традиции, японские императоры отрекались от трона и становились иноками, когда подрастал наследник престола. Резиденция, где жили после отречения члены императорской фамилии, иносказательно называлась «Приютом Отшельника».
Глава 15 ВОЙНА НАЧИНАЕТСЯ
Очень хороший жених
Чтобы Торио не вздумал в последний момент отказаться от женитьбы на Маюри, заботливый отец решил ускорить помолвку. За три дня до выступления на Мино Торио был официально зван на смотрины.
Торио согласился без возражений – побоялся портить отношения с будущим тестем. Мысли о предстоящем мероприятии не внушали ему ни малейшей радости, особенно если учесть, что свидетельницей его помолвки будет прекраснейшая и, увы, недоступнейшая из женщин, - госпожа Акэбоно, мачеха невесты.
Иное дело Маюри. Когда ей сообщили о предстоящей помолвке, девушка от потрясения несколько минут и слова не могла вымолвить. Она уже почти смирилась с предстоящим ей одиночеством, выплакала все свои несчастные мечты, приготовилась доживать век в монастыре, - и вдруг такая неожиданность! Подумать только, её просватали замуж!
Чтобы поспеть с приготовлениями к полудню, весь дом Сайто проснулся с рассветом: две приглашённые парикмахерши делали Маюри сложную причёску, пока Цуё, рассеянно наблюдая за их священнодействиями, умывала лицо своей молодой госпожи цветочной водой. Затем появилась хозяйка дома, недовольная и насмешливая, и принесла Маюри одно из своих фурисодэ[1], которое носила в девичестве: элегантный ярко-розовый наряд с вышитыми по шёлку длинноногими цаплями, склонившимися к плавающим по воде нежно-белым кувшинкам. Наряд был чудо как хорош, жаль только, что сама просватанная не сумела оценить его достоинств: парчовый оби затянули так туго, что девушка не могла нагнуться и рассмотреть рисунок на подоле и широких длинных рукавах.
Прикрыв кимоно простой тканью, чтобы не запачкать, кудесницы-парикмахерши взялись довести до совершенства внешность Маюри: умытое лицо набелили, губы и глаза подвели розовой краской. Цуё сбегала к пруду и принесла полураспустившийся цветок лотоса: им была украшена причёска. Нежная красота Маюри превратилась в роспись по фарфору, но в ином виде девушку было немыслимо выпустить к гостям. Все условности должны быть соблюдены.
Потом все ушли и оставили взволнованную Маюри наедине с Цуё. Закованная в своё одеяние, как в доспехи, бедная девушка не находила себе места.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Цуё, Цуё, что же делать? Мне кажется, у меня белила потекли. Представляю, каким страшилищем я выгляжу. А вдруг я ему не понравлюсь?
- Не о том думаете! – Проворчала Цуё, вытирая платком белый потёк на шее госпожи. – Скорее он вам не понравится.
- Почему? Ты разве знаешь этого человека?
- Асакура Торио? Нет, не знаю, но очень хотелось бы поглядеть. – Цуё замолчала, осенённая внезапной идеей. – Маюри-сан, не могли бы вы попросить, чтоб мне разрешили прислуживать гостям? От меня, конечно, толку мало, но всё же я вас поддержу, если что-то пойдёт не так.
Испуганная Маюри откликнулась с радостью:
- И как я сама об этом не подумала! Конечно, я попрошу Хотару-сан. Я думаю, в такой день она мне не откажет. Ах, мне будет гораздо легче выдержать это, если ты находишься рядом!
Пришлось Цуё переодеваться в новенькое, ещё ни разу не надёванное кимоно, и тоже причёсываться и белиться. Получилось у неё это кое-как, зато на её фоне аккуратная красота Маюри стала казаться выразительнее. Цуё подумала, что от такой пригожей невесты не отказался бы ни один нормальный жених, но про Торио ничего нельзя знать наверняка.
Разведчица догадывалась, что договор о браке, при котором один Асакура женится на Маюри вместо другого Асакура, вряд ли является простым совпадением. Это сделка, и чувства Маюри здесь никого не интересуют. Цуё было искренне жаль подругу, но вначале надо было выяснить, что за птица этот Торио.
К полудню обе девушки успели устать, переволноваться и вспотеть в неудобной и непривычной одежде, и тут слуга возвестил о приходе жениха. В комнатку Маюри снова зашла госпожа Акэбоно и, милостиво разрешив Цуё разливать гостям чай и саке, повела падчерицу в парадную гостиную на мужской половине.
Эта гостиная, все стены в которой были обшиты панелями из орехового дерева, расписанными лучшими художниками столицы, сегодня казалась особенно солнечной и уютной. Она предназначалась для приёма самых важных гостей, поэтому почти всегда пустовала. Однако к приходу Торио её подготовили: стены блестят, на чистом пружинящем полу ни пылинки, ни соринки. Усаживаясь на колени перед низким столиком, Торио с удовольствием подумал, что жить в роскоши поистине замечательно.
Он был не один – с женихом пришёл сам дайнагон Ямада. Его поклон хозяину дома был небрежен на грани неприличия: хоть ранг левого министра и был формально выше, чем ранг дайнагона, но все знали, что Ямада - друг и фаворит Императора. Сайто, однако, никак не отреагировал на невежливость, предпочтя её не заметить. Ему было вполне достаточно того, что Торио не пришло в голову привести с собой генерала своего войска, - но Торио был не так глуп, чтобы приглашать Кано на встречу с красавицами.
Мужчины неспеша беседовали друг с другом на темы, принятые к обсуждению в самом благородном обществе, пока женщины томились за дверью, пережидая положенный этикетом срок. Заслышав условленную фразу мужа: «Однако, где же невеста?», госпожа Акэбоно выждала с минуту, потом раздвинула фусума, вошла и грациозно опустилась на колени. Вслед за ней впорхнула Маюри, чьи щёки сейчас выглядели бледными даже под слоем белил, а из-за её спины виднелось чопорное личико Цуё.
Маюри поклонилась так низко, что пояс больно врезался ей в грудь. «Сейчас потеряю сознание!» - с ужасом подумала она и постаралась поскорее разогнуться, чтобы не измять наряд. Она едва решилась поднять глаза, чтобы взглянуть на гостей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Рядом с её отцом сидели двое мужчин, пожилой и помоложе. Но даже того, что помоложе, нельзя было назвать юношей: это был человек средних лет, изрядно поживший. Сальный взгляд Торио скользнул по фигуре девушки и тут же метнулся в сторону, на госпожу Акэбоно.
Маюри вспыхнула, румянец разлился под слоем белил, и её лицо стало казаться ещё красивее, чем раньше. Левый министр Сайто с удовольствием смотрел на дочь, не удостоив внимания жену.