Читать интересную книгу Полное собрание рассказов - Ивлин Во

В те времена, когда Скотт-Кинг был учеником и даже поначалу когда вернулся в школу учителем, преподавание и преподаватели почти поровну делились на тех, кто давал классическое образование, и тех, кто современное (была еще незначительная и не принимавшаяся во внимание группка спецов, ведавшая «военным делом»). Теперь же все переменилось и из четырехсот пятидесяти мальчиков едва ли пятьдесят читали по-гречески. Скотт-Кингу оставалось лишь смотреть, как один за другим уходили его коллеги «классики»: кто директорами в сельские школы, кто в Британский совет и на Би-би-си, — а на смену им из провинциальных университетов приходили физики и экономисты, пока (вот как сейчас) вместо всепоглощающего интеллектуального обладания целиком «классическим шестым»[125] он принужден был свернуть свою деятельность к многоразовому повторению недельной зубрежки в младших классах на примерах Ксенофона и Саллюстия.[126] Скотт-Кинг, однако, не роптал, а напротив, испытывал некую особую радость, созерцая победы варварства, и явно находил удовольствие в своем умаленном состоянии, поскольку принадлежал к тому типу людей (неведомых в Новом Свете, но довольно обычных в Европе), кого в восторг приводят собственные безвестность и несостоятельность.

«Неприметный» — вот эпитет, подобающий Скотт-Кингу; как раз ощущение схожести, кровное братство в неприметности и подтолкнуло его поначалу к изучению произведений поэта Беллориуса.

Вот уж неприметнее кого было не сыскать, кроме разве что самого Скотт-Кинга. Когда Беллориус, бедняк, к тому же пользовавшийся в чем-то дурной славой, в 1646 году умер в своем родном городе, бывшем в те времена счастливым островком Габсбургской империи, а ныне входящем в буйное современное государство Нейтралия,[127] то в качестве труда своей жизни он оставил один-единственный фолиант, содержавший около полутора тысяч стихотворных строк, написанных латинскими гекзаметрами. При жизни поэта единственным следствием публикации книги стало раздражение правящего двора, что дало повод лишить его пенсии. После смерти поэт оказался в полном забвении до самой середины прошлого века, когда его произведение было перепечатано в Германии в антологии произведений Возрождения. Как раз в этом издании Скотт-Кинг и наткнулся на него во время отпуска на Рейне — и тут же сердце его встрепенулось: он понял, что встретил родственную душу. Тема была безнадежно нудной: посещение воображаемого острова Новый Мир, где в первобытной простоте, не замаранной ни тиранией, ни вероучением, жило себе поживало целомудренное, чистое и разумное сообщество людей. Стихотворные строки были точны и мелодичны, богато украшены множеством удачных речевых оборотов: Скотт-Кинг упивался ими на палубе речного парохода, в то время как мимо медленно проплывали, оставаясь за кормой, виноградники и башни, скалы, вереницы домиков и парки. Чем эти стихи раздражали: какими умышленными или неумышленными уколами сатиры, невосприимчивыми сегодня, какими опасными рассуждениями, — ныне уже непонятно. То, что их должны были бы давным-давно забыть, легко сообразит всякий, кто знаком с историей Нейтралии.

Кстати, кое-что из этой истории следует знать, коль скоро мы должны с пониманием следовать за Скотт-Кингом. Не станем вдаваться в подробности, заметим только, что за три столетия после смерти Беллориуса его страна вынесла на себе всякое мыслимое зло, выпадающее на долю политического сообщества. Династические войны, иностранное вторжение, оспоренное наследование, бунтующие колонии, повальный сифилис, истощение почвы, интриги масонов, революции, реставрации, политические клики, хунты, провозглашения, освобождения, конституции, государственные заговоры, диктатуры, убийства, аграрные реформы, всеобщие выборы, иностранные интервенции, отказ от выплаты займов, инфляция валюты, профсоюзы, массовые бойни, поджоги, атеизм, тайные общества — пополняйте перечень сколько угодно, включите в него любые личные слабости, какие вам только по нраву, и непременно все их отыщете в последних трех веках нейтралийской истории. Из нее явилась миру нынешняя республика Нейтралия, типичное современное государство, которым правила одна-единственная партия, провозглашающая главным некоего руководящего Маршала, содержащая громадину скудно оплачиваемой бюрократии, чья деятельность проходит закалку и очеловечивается коррупцией. Вот это вы должны знать, ну и еще то, что нейтралийцы, смышленый романский народ, мало склонны к поклонению героям и за спиной своего Маршала весьма и весьма потешаются над ним. Лишь в одном обрел он чистосердечную всеобщую признательность: не ввязал страну во Вторую мировую войну. Нейтралия замкнулась в себе и из бывшей некогда арены симпатий противоборствующих сторон обратилась в не стоившее внимания, неприметное захолустье. Так что, тогда как лицо Европы огрубело и война, какой она представала со страниц газет в комнате отдыха и из передач радио в той же комнате отдыха, накладывала на него свой героический и рыцарский грим, сделавшись утомительной игрой в перетягивание каната между командами неотличимо неотесанного мужичья, Скотт-Кинг, никогда не ступавший ногой на землю Нейтралии, ощутил себя преданным нейтралийцем и в знак почтения к духовной родине вновь с пылом принялся за труд, к какому время от времени прибегал, — перевод стихов Беллориуса спенсоровыми строфами.[128] Труд сей был завершен ко времени высадки в Нормандии:[129] перевод, вступительная статья, комментарии. Рукопись учитель направил в издательство Оксфордского университета. Ему ее вернули. Он сунул ее в ящик темного соснового стола у себя в пропахшем дымом кабинете на самой верхотуре четырехугольного здания Гранчестера. Скотт-Кинг не роптал: то был его опус, его творение, его памятник неприметности.

Только все равно тень Беллориуса не оставляла его, требуя упокоения. Между ними двумя оставалось незавершенное дело. Невозможно поддерживать тесные отношения с человеком (пусть даже три века как мертвым), не связывая себя никакими обязательствами. Так что во время празднеств по случаю окончания Второй мировой войны Скотт-Кинг свел обретенные им познания в небольшое (четыре тысячи слов) эссе под названием «Последний латинист» в ознаменование предстоящего трехсотлетия кончины Беллориуса. Эссе появилось в одном ученом журнале. За плод пятнадцати лет ревностного труда Скотт-Кингу заплатили двенадцать гиней, шесть из которых пошло на уплату подоходного налога, а на шесть оставшихся он купил большие часы из вороненой стали, которые поработали с перебоями месяц-другой, а потом окончательно встали. Тем дело вполне могло бы и кончиться.

Таковы, при общем, обращенном в прошлое взгляде, обстоятельства приключившегося со Скотт-Кингом: Беллориус, история Нейтралии, 1946-й как год Славы, — каждое вполне достоверно и вполне банально, а все вместе вызвали странные события во время летнего отпуска Скотт-Кинга. Теперь давайте-ка «подкатим» камеру поближе и взглянем на него «крупным планом». Вы уже все услышали про Скотт-Кинга, но еще не познакомились с ним самим.

Итак, завтрак унылым утром в начале летнего учебного семестра. В школьных зданиях Гранчестера в распоряжение холостых младших учителей выделили пару учебных помещений, и они питались в комнате отдыха. Скотт-Кинг пришел с урока в начальной школе, в развевающейся за спиной учительской мантии и с кипой трепещущих листков с контрольными в онемевших пальцах. Гранчестер все еще не избавился ни от каких лишений военной поры, и холодная жаровня служила пепельницей, а также корзиной для бумажного и прочего мусора, и редко опустошалась. Неопрятный стол для завтрака был беспорядочно уставлен небольшими горшочками, на каждом из которых было выведено имя хозяина, для хранения выдаваемых порций сахара, маргарина и поддельного повидла. Блюдо, поданное на завтрак, имело вид какой-то мешанины, изготовленной из яичного порошка. Печально отвернувшись от раздаточного столика, Скотт-Кинг изрек:

— С радостью уступаю любому свою долю этого триумфа современной науки.

— Скотти, вам письмо, — сообщил один из учителей. — «Высокочтимому профессору Скотт-Кингу, эсквайру». Поздравляю.

Конверт, столь странно адресованный, большой и плотный, был украшен по месту склейки на обороте каким-то гербом. Внутри конверта, кроме письма, находилась пригласительная карточка, на которой значилось:

«Его великолепие высокопреподобие ректор Саймонского университета и Комитет по чествованию трехсотлетия Беллориуса имеют честь пригласить профессора Скотт-Кинга на торжественные мероприятия, которые будут проводиться в Саймоне с 28 июля по 5 августа 1946 г.

RSVF[130] его превосходительству д-ру Богдану Антоничу, международному секретарю Общества Беллориуса, Саймонский университет, Нейтралия».