Читать интересную книгу Полное собрание рассказов - Ивлин Во

Буквы хранились в маленьких мешочках. И они начали высыпать их — из каждого мешочка в отдельное углубление в старом поддоне из дубового дерева.

— Так, теперь займемся собственно станком. Вроде бы это основание.

На то, чтобы собрать станок, у них ушло два часа. И вот наконец, когда все было готово, он показался им таким маленьким — каким-то даже слишком маленьким для количества и размера коробок и ящиков, в которых был доставлен. Главные опоры из сварного железа заканчивались вверху заглавными медными буквами, исполненными Коринфским шрифтом; верхнюю, перпендикулярную к ним часть венчала медная урна с выгравированной на ней датой — 1824. Труд сообща, проблемы и радостные открытия сблизили ученика и учителя; теперь оба с гордостью обозревали творение рук своих. О Тэмплине забыли напрочь.

— Красивая вещь, сэр. Скажите, а на нем можно напечатать книгу?

— Ну, это займет время. Большое тебе спасибо за помощь. А теперь, — мистер Грейвз взглянул на часы, — поскольку ты у нас по недоразумению или несправедливости не входишь в совет, приглашения на чай тебе не полагается. Так что посмотрим, что тут у нас есть в шкафчике.

Напоминание о совете едва не разрушило установившуюся между ними близость, а пять минут спустя мистер Грейвз повторил ошибку, водружая чайник на плиту и поджаривая на газовой горелке тост. — Так что в этот момент Десмонд О’Мэлли вкушает свою первую чашку чая в составе совета. Надеюсь, получает удовольствие. Однако не думаю, что этот семестр доставит ему много радости. — Чарлз промолчал. — А известно ли тебе, что два дня назад он приходил ко мне и просил освободить от этой должности? Сказал, что, если я откажу, он непременно сотворит нечто позорящее меня. Вообще он довольно странный мальчик, этот Десмонд. И просьба такая странная.

— Наверное, ему не хотелось бы, чтоб об этом знал я.

— Конечно, не хотелось бы. А знаешь, почему я тебе сказал? Знаешь?

— Нет, сэр.

— Думаю, от тебя зависит, станет его жизнь невыносимой или нет. Нетрудно догадаться, что вы, маленькие чертенята, устроили ему в дортуаре сущий ад.

— Если даже и устроили, он сам напросился.

— Да уж наверное. Но не кажется ли тебе, что в жизни самые разные люди вечно напрашиваются на самые разные неприятности, но получают их только такие, как Десмонд О’Мэлли?

Как раз в этот момент чаепитие в совете достигло второй своей фазы: насытившиеся сдобными пышками ребята, всего их было пятеро или шестеро, смотрели на большое блюдо с эклерами и бисквитными пирожными с кремом. На другом блюде еще оставалась горка недоеденных теплых мягких пышек — согласно обычаю О’Мэлли, как старший, должен был отнести угощение другим ученикам.

Уитли источал презрение.

— Что это, О’Мэлли? Пышки? Очень мило с твоей стороны, но я их не ем. Несварение, знаешь ли…

А Тэмплин скроил комическую рожицу:

— Берегу фигуру.

Джоркинс был груб:

— Нет, спасибо. Сразу видно, черствые.

Третьеклассники и несколько не по годам развитых ребят помладше разразились громким смехом. Строго придерживаясь порядка «по старшинству», О’Мэлли, красный от смущения, переходил от мальчика к мальчику. Весь старший дортуар отказался. Лишь новички-малолетки изумленно наблюдали за каждым, кто нашел в себе силы отказаться от сдобных пышек в этот прохладный день, и по мере приближения к ним подноса с угощением оживлялись и бросали на лакомство вожделенные взгляды.

— Огромное спасибо, О’Мэлли. — Они вмиг расхватали пышки и умчались, а Десмонд вернулся к креслу перед пустым камином, где и сидел, пока все присутствующие молча поедали сладости.

— Видишь ли, — сказал мистер Грейвз, — чем хуже вы станете обращаться с О’Мэлли, тем больше он будет озверевать. Так уж устроены люди.

IV

«Воскресенье, 28 сент. Хорал. Двое или трое упали в обморок, в остальном обошлось без сколько-нибудь значимых происшествий. Пытался нарисовать заглавную букву и бордюр для „Колоколов Небес“, но снова все только испортил. Потом говорили с Кертис-Данном в библиотеке. Он меня заинтриговал. С одобрения Фрэнка начали компанию по изменению библиотечных привилегий. Не думаю, что из этого что-то выйдет, ну разве что ребята скажут, что мы выпендриваемся. После ленча пошли с Тэмплином прогуляться, но тут нас позвал Грейвз и снова попросил помочь с печатным станком. Тэмплин отвертелся. Грейвз пытался выведать, как мы доводим до ручки Грязного Десмонда, но безуспешно. Вечером мы устроили ему еще одну обструкцию. Как только прозвенел отбой, мы с Тэмплином, Джоркинсом и Уитли бросились в дортуар и успели прочесть молитвы до того, как вошел Грязный Д. и сказал: „Время помолиться на ночь“, — а мы просто уселись на свои кровати, и все. Тут он страшно скис и спрашивает: „Мне что, повторить команду?“ Ну, другие молились, а мы просто молчали. Тогда он и говорит: „Даю вам последний шанс прочесть молитву на ночь. Если откажетесь, вынужден о вас доложить“. Мы снова промолчали, и тогда Грязный Д. прямо в ночном халате пошел к Андерсону, который с другим старшим воспитателем сидел и перемывал косточки Грейвзу. Ну, Андерсон, конечно, тотчас примчался. „В чем дело, что за история с молитвами?“ — „Мы уже прочли молитвы“. — „Когда это успели?“ — „Ну, просто потому, что в прошлый раз Тэмплина наказали за то, что читал так долго, мы и решили начать пораньше“. — „Ясно. Что ж, поговорим об этом завтра“. Пока что никакого разговора не было. Все считают, что нас должны выпороть, но я не понимаю, как такое возможно. Ведь мы в своем праве и ничего дурного не совершили. Только что приходил Джеордженан — приказал всем нам четверым задержаться после первого урока. Так что, наверное, порка все же состоится».

Вечером, после первого урока, когда из класса вышли все, кроме четверки, а звон колокольчика постепенно замер вдали, в сопровождении Андерсона и с двумя розгами в руке вошел Джеордженан, директор.

— Я собираюсь выпороть вас за неподчинение приказу старшего по дортуару. Вам есть что сказать?

— Да, — ответил Уитли. — Мы уже прочли молитвы к его приходу.

— Лично мне безразлично, как часто вы молитесь. Большую часть дня вы провели на коленях в церкви — надеюсь, что в молитвах. Меня беспокоит другое — неподчинение старшему по дортуару. Кто-то еще хочет сказать? Нет? Тогда подготовьте помещение.

Они отодвинули стол новичка назад, затем поставили скамью набок перед камином. Знакомая процедура. В классе здесь пороли в среднем два раза за семестр.

— Кто старший? Вроде бы ты, Уитли?

Уитли склонился над скамьей.

— Выпрямить колени, — распорядился директор. Затем взял Уитли за бедра и поставил в более удобную для себя позу, слегка под углом к направлению удара. После этого, встав в угол, он отсчитал три шага, наклонился, нанес удар и снова медленно вернулся в угол. Каждому полагалась по три удара; ни один из наказуемых не сдвинулся с места. Вскоре все четверо уже шагали по коридору, и Чарлз почувствовал, как на смену легкой тошноте приходит возбуждение.

— Больно бил?

— Да, достаточно сильно. И чертовски аккуратно.

В аркаде к Чарлзу подошел О’Мэлли.

— Послушай, Райдер, мне страшно жаль, что все так вышло.

— Отвали.

— Сам понимаешь, я просто исполнял свой долг.

— Ну так иди и исполняй дальше, и чтоб не смел больше лезть ко мне!

— Да я что хочешь для тебя сделаю, лишь бы помириться. Что угодно, но только не здесь, не в школе. Знаешь что, давай я надаю пинков любому парню из другого класса, на твой выбор. Ну, допустим, Спрэтту, ты только скажи!

— Лучшее, что можешь сделать, это надавать пинков самому себе, Грязный Десмонд. Прямо где-нибудь здесь.

СОВРЕМЕННАЯ ЕВРОПА СКОТТ-КИНГА

© Перевод. В. Мисюченко, 2011

I

В 1946-м Скотт-Кинг уже двадцать один год как споспешествовал классическому образованию учеников Гранчестера. Он и сам его закончил, туда же вернулся и сразу после университета, где не смог попасть на место научного сотрудника. Так он и оставался в школе, понемногу лысея, понемногу полнея, оставаясь в памяти поколений мальчиков поначалу как «Скотти», а потом, в последние годы, только-только дожив до средних лет, как «старина Скотти»: непременная школьная «принадлежность», чьи четкие и слегка гнусавые декламации современного декадентства охотно и многими пародировались.

Гранчестер не самая блистательная из английских частных школ, но всецело почтенная (или, как настаивал бы Скотт-Кинг, была таковой): ежегодно проводит престижный матч по крикету на поле Лордс,[124] насчитывает с дюжину, если не больше, знаменитостей среди своих выпускников, которые безо всякого стеснения заявляют: «Я окончил Гранчестер», — не то что выпестованные заведеньицами поскромнее, которые склонны лишь мямлить: «Да, собственно говоря, я учился в одном местечке, как бишь его звали-то… Понимаете, в свое время мой отец…»