— Саша, ты, я слышала, говорил с Алексей Григорьичем? — вдруг спросила меня Протасова.
— Да, а откуда вы…
— Я же сестра ему, двоюродная. Он очень рад был вашей с ним встрече, прямо расцвёл. Презент тебе готовит!
— И какой же?
— Секрет! — улыбнулась она. — Но, думается, придётся он тебе по нраву!
* * *
Через пару дней мы возвратились в Зимний. Клопов, а заодно и тараканов, успешно приморили, и постоянные обитатели дворца, немного выбитые происшествием из колеи, возвращалися обратно. У всех подъездов Зимнего сновали телеги, кибитки, сани с пожитками разнообразных жильцов, служителей и постояльцев этого гигантского гнезда российской монархии.
Мы с Курносовым задержались у подъезда, глазея по сторонам, как незнакомый женский голос заставил меня обернуться.
— Здравствуй, Сашенька! — услышал я.
Обращение это заставило меня насторожиться и замереть. Именем «Сашенька» ко мне обращались лишь самые близкие люди — родители, бабушка, братья и сёстры. Иногда так называл меня Александр Яковлевич, но только «контрабандою» и строго наедине.
Оказалось, что обращается ко мне совершенно незнакомая пожилая дама. Это была довольно высокая, худая женщина, скромно одетая, с добродушным лицом и лучистыми улыбающимися глазами. И откуда этакая фамильярность, интересно знать?
Я вежливо поклонился, недоумевая, что, собственно, происходит.
— Добрый день, Прасковья Ивановна! Как поживаете? Как здоровье ваше? — обратился к ней Протасов.
Они некоторое время говорили о всяких пустяках, я же смотрел и пытался угадать, кто она такая. Хотя разговаривали они на русском языке, по выговору было понятно, что для дамы он не родной; впрочем, это не редкость. У многих аристократов, когда они говорят по-русски, проскальзывает иностранный акцент, будто они с детства говорили на ином языке, а лишь затем начали учить русский.
Когда они закончили разговор, дама довольно развязно потрепала меня по голове, и мы расстались.
Личность незнакомки вызывала у меня самые разные подозрения. Может, какая-то дальняя родственница из Германии? Лишь Костик Курносов развеял моё заблуждение:
— Ты что, Длиннонос? Совсем уже? Это ж Гесслер, твоя англичанка!
Эх, Семён Семёнович… Ну конечно! Это гувернантка, мадам Гесслер, воспитывавшая меня во младенчестве. Англичанки считаются лучшими в уходе за детьми: в аристократических семьях принято отдавать детей в их руки лет до семи, после отдавая их воспитателю-французу. Царская семья — не исключение…
Да, нехорошо вышло. Надеюсь, Курносый не сделает каких-то далеко идущих выводов из этой маленькой неловкости. А вот мне впору призадуматься.
Вот сейчас я пытаюсь повлиять на политику Империи в сторону активности на морях. Не исключено, что однажды наши с Англией интересы столкнутся, и дело дойдёт до конфликта. И как, интересно, с ними воевать? Они с колыбели воспитывают наших высших аристократов. Их промышленники и инженеры руководят нашими оборонными заводами. На флоте половина высших офицеров — выходцы с Альбиона, и, надо признать, это наиболее толковая половина. Огромное количество промышленников, негоциантов, специалистов разных отраслей — сплошь англичане. Оттуда мы получаем технологии, оборудование, приборы, товары из далёких стран. Сколько денег тратится ежегодно на проталкивание интересов Сент-Джеймского дворца — даже невозможно представить. В общем, воевать с Англией — крайне неблагодарное дело, особенно учитывая, что мы нигде не можем нанести им реального ущерба, а вот они — могут.
Но ничего, со временем это изменится.
Встреча с бывшей гувернанткой, имевшей, как оказалось, в Зимнем Дворце квартиру, не была единственной неожиданностью. Однажды у лестницы я столкнулся с группою господ в… шведской униформе! Оторопев, рассматривал я эти странные наряды: фрачный синий мундир, кожаные белые кюлоты, высокие синие чулки — трудно придумать что-то менее практичное для войны, в особенности белые штаны. Тут на лестницу выглянул Безбородко, сделал страшные глаза и немедленно увел этих господ. Тут только прибежала ко мне мысль, что визитёры — те самые финские инсургенты, что сорвали летний блицкриг короля Густава. Бабушка работает в нужном направлении!
Однако же, как известно, добрым словом и револьвером всегда добьёшься большего, чем просто добрым словом. Чтобы тебя принимали всерьёз, кроме интриг и дипломатии, нужна ещё пехота, кавалерия, артиллерия и люди, способные всем этим распорядиться. Вот они-то и должны были вскоре появится в Зимнем дворце.
Глава 27
Потёмкин и Суворов прибыли в Санкт-Петербург в разгар зимы. На 11 — е число февраля в Зимнем дворце был назначен торжественный приём, где мне и довелось впервые в жизни увидеть их.
В тот день поутру занятия были отменены. Сначала нас позвали в «фонарик» над крыльцом Зимнего дворца. Императрица заняла место у центрального окна, вокруг неё собрались княгиня Дашкова, фрейлины Протасова и Браницкая, статс-секретарь Безбородко, Салтыков, и, разумеется, мы с Курносовым. Сначала мы всё чего-то ждали. Фрейлины, хихикая, выводили на оконном стекле какие-то монограммы и узоры.
Затем прямо напротив крыльца остановилась дорогая карета, из которой вышли несколько офицеров в епанчах. Среди них сразу же бросалась в глаза могучая фигура в роскошных мехах.
— Смотрите, Потёмкин! — зашушукались фрейлины.
Действительно, это были Потёмкин, Суворов и ещё пара офицеров. Однако же пониматься они не спешили, лишь поклонились, глядя в сторону окошек фонаря; императрица помахала им сложенным веером. Наконец Александр Андреевич Безбородоко воскликнул:
— Едут! Смотрите туда! Вон, едут!
И тут мимо наших окон, вздымая буруны снежной пыли, под звуки труб на рысях проехал эскадрон Конногвардейского полка, везя с собою знамёна и бунчуки, взятые у турок под Очаковым и Кинбурном. Их было много! В эскадроне Конной гвардии больше ста всадников, и у каждого было по одному, а то и по два знамени!
Наконец эскадрон прошёл, а императрица, страшно довольная зрелищем, отправилась встречать героев Очакова в Тронном зале, святая святых Российской Империи. Кавалеры ожидали высочайшей аудиенции в Белом зале — так называется приёмная перед Тронным залом. По поводу торжества и дамы, и кавалеры были разодеты самым торжественным образом. Придворные куаферы превзошли себя, изготавливая сложные дамские причёски, изображающие стены Очакова и боевые галеры Нассау-Зигена, отличившиеся в боях в Лимане. Конечно, такого безумия, что творилось при дворе Людовика, российская императрица не допускала: в