Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему же ты не бросился на землю и не укрыл голову и шею руками, так, как тебя учили? — спросил Дэмон.
— Я… Я забыл.
— Считай, что тебе повезло.
— Повезло?!
— Конечно, повезло. Посмотри на тот осколок, вон там, — Дэмон показал на лежащий на земле в нескольких футах от них зазубренный стальной осколок величиной со столовый нож, — он мог бы попасть тебе вот сюда, — Дэмон прикоснулся рукой к заросшему черной шевелюрой затылку Конте, — или вот сюда, — он перенес руку на одну из лопаток на спине солдата.
— Я и не видел его, — тихо сказал Конте дрожащим голосом.
— Конечно, не видел, его и невозможно было увидеть.
— Боже мой! — Медленно, со свойственной раненым осторожностью Конте повернулся назад и взглянул на мост: взрыв превратил массивные стальные брусья в замысловатое нагромождение черного, искореженного и разорванного металла. — Я не знал, что заряд разорвет все это на кусочки, — продолжал он, показывая на осколок.
— А что же, по-твоему, должно было произойти?
— Э-э… Я думал, что все это… просто исчезнет…
— Ничто не исчезает. Или, по крайней мере, лишь очень немногое. Одно вещество может превратиться в какое-нибудь другое, но оно в каком-то виде все-таки продолжает существовать… — Дэмон понял, что разговорился не в меру, и глубоко вздохнул. — Ну вот, — продолжал он, закончив перевязку, — пусть пока так, а когда вернемся, в лазарете сделают все как следует.
— Больно, — пожаловался Конте.
— Конечно, больно, а как же может быть иначе?
Вокруг них столпились другие солдаты, явно довольные этой внезапной развязкой и тем, что все обошлось благополучно.
— Рана не очень серьезная, сэр? — спросил сержант Торри.
— Нет, нет, легкая. Ну, давай, Конте, поднимайся, — бодро предложил Дэмон.
Конте бросил на него полный сомнения взгляд:
— Я не знаю, смогу ли.
— Что? Не валяй дурака, Конте, — вмешался Торри. — Вставай!
— Вставай, вставай! — раздались голоса сразу нескольких солдат, которые подошли к ним.
— Ты видел взрыв? — оживленно спросил кого-то Кэмпбелл. — Видел, как все это полетело в разные стороны? Просто удивительно, что нас всех не убило…
— А что же произошло? — спросил кто-то.
— Осечка.
— Затяжной взрыв…
— Боже мой, сержант… Ты как раз в этот момент мог оказаться там, если пошел бы вынимать детонатор, — продолжал Кэмпбелл, обращаясь к Торри; его лицо исказилось от ужаса. — Еще чуть-чуть, и ты как раз сидел бы в этот момент на этом двутавровом стальном брусе, и…
— Чуть-чуть у нас не считается, — весело ответил Торри, пожав плечами и одновременно бросив на Дэмона понимающий взгляд.
— А как насчет меня? — раздался голос Конте. — Где, по-вашему, мог бы оказаться я?
— Т-с-с, — прошептал Торри. — Сюда идет эта проклятая Осечка.
Все сразу умолкли.
К ним приближался капитан Таунсенд. Его шляпу сорвало взрывной волной, и теперь он нес ее в руке. Он, видимо, ударился обо что-то носом, когда падал на землю, — возможно, о свой бинокль, — ибо из одной ноздри на ус стекала тонкая струйка крови.
— Лейтенант Дэмон… — произнес он, откашливаясь.
— Да, сэр?
— Мы… Занятия окончены, — начал он, запинаясь. Посмотрев на взорванный мост и слегка прикоснувшись мизинцем к кровоточащей ноздре, он продолжал: — Можете вести подразделение в казармы.
— Как прикажете, сэр. — Дэмон не помнил, чтобы он к кому-нибудь испытывал такое отвращение, какое ом испытывал сейчас к Таунсенду.
— Дэмон… Вы освобождаетесь из-под ареста. Домашний арест с вас снимается.
Дэмон неторопливо достал из кармана сигарету и, не сводя пристального взгляда с Таунсенда, закурил ее.
— Можно спросить почему, капитан?
— Потому что я отменяю этот приказ, вот почему. — На лице Таунсенда снова появилась слабая неискренняя улыбка.
— Благодарю вас, капитан, но я предпочитаю остаться в прежнем положении.
Таунсенд никак не реагировал на эти слова и, повернувшись к солдатам, громко сказал:
— Солдаты! Это занятие по подрывному делу было таким же, как и все другие, и вы должны воспринимать его только так. — Он обвел взглядом каждого солдата, и по выражению их лиц понял, что они испытывают к нему ненависть и отвращение. Несколько минут назад, потрясенный взрывом, он, вероятно, был бы уязвлен этим. Но теперь, подавив в себе злобу и гнев, он все в той же высокомерной английской манере решил истолковать события так, чтобы не повредить себе: — Я рекомендую вам не придавать значения тому, что вы, возможно, слышали здесь сегодня. Занятия окончены, и инцидент исчерпан. Все. — Приложив к носу белый носовой платок, он резко повернулся и пошел прочь.
— Вот мерзавец-то, — тихо произнес сержант Торри. — Трусливая собака.
— Сволочь. Даже не подумал извиниться, — добавил кто-то.
— А зачем ему извиняться? Ведь за это ему никто не заплатит.
Дэмон построил солдат и приказал Торри вести подразделение к южным воротам. Подсчитав ногу, сержант приотстал и пошел рядом с Дэмоном.
— Ну и чертовщина, лейтенант, — пробормотал он. — Может быть, все это к лучшему?
— Может быть, — улыбнулся ему Дэмон. — Но как же быть с Конте? На меня ведь наложат взыскание за то, что подчиненные не находились в укрытии. За что же я должен страдать, тем более, если я, наоборот, требовал, чтобы все были в траншее? Должен ли такой мерзавец, как эта Осечка, — Дэмон знал, что прозвище, которое Торри дал Таунсенду, теперь прилипнет навсегда, — оставаться в полной уверенности, что он в любое время может безнаказанно проделывать подобные вещи?
— Конечно, лейтенант, но если вы будете настаивать на своем и потребуете судебного разбирательства, то разразится скандал, о котором станет известно в канцелярии генерального адъютанта в округе Колумбия. А что выиграете вы? Они все будут стоять друг за друга, а в вашем личном деле появится множество отвратительных аттестаций и отзывов. — Помолчав несколько секунд, Торри добавил: — Надеюсь, что я не слишком сую нос не в свое дело, сэр.
— Нет, нет, — ответил Дэмон, покачав головой, — я тоже так думаю. — Его охватило неприятное чувство поражения. Облегчение, которое он испытал после взрыва, исчезло, им снова овладело мрачное уныние. Торри прав: после затяжного взрыва Таунсенд понял, что его план спровоцировать лейтенанта не удался; теперь капитан хочет представить все это так, будто ничего особенного не произошло, и обо всем забыть… Если он, Дэмон, будет настаивать на передаче дела в военный суд, то в гарнизоне действительно начнется невероятный скандал, который, несомненно, выйдет за пределы гарнизона. Вышестоящие чины, вероятно, не захотят выносить сор из избы, а он, Дэмон, не оберется забот и хлопот; его наверняка будут считать нарушителем спокойствия, смутьяном…
Но можно ли позволить, чтобы подобные вещи беспрепятственно повторялись и впредь? Что, если какой-нибудь новый туансенд почувствует к нему такую же дикую неприязнь и ненависть, а потом еще и еще кто-нибудь? Во Франции он, Дэмон, поставил одного мерзавца на место и был доволен последствиями своих действий. Неужели ранение, снижение в звании и месяцы, проведенные здесь, лишили его способности действовать прямо и смело, поступать так, как он считает правильным? А может быть, молчаливое согласие со всем — это более правильный курс? Конечно, ничего особенного не произошло, ранение Конте не серьезное, а ненависть Таунсенда к нему, возможно, всего лишь единственное в своем роде и совершенно изолированное явление… Дэмон глубоко вздохнул и с грустью посмотрел на шагающих по пыльной дороге солдат.
— Лейтенант! — обратился к нему Торри.
— Да?
— Как бы вы ни решили поступить, я хочу, чтобы вы знали, что я всегда буду на вашей стороне. Всегда. Да и каждый солдат в гарнизоне поступит так же.
Дэмон посмотрел на сержанта благодарным взглядом и проговорил:
— Спасибо, Торри. Я буду помнить об этом. — Дэмон еще раз глубоко вздохнул и наподдал носком ботинка засохший комок земли. — Лучше, пожалуй, начисто забыть об этом грязном деле, — добавил он.
Лицо Торри медленно расплылось в многозначительной улыбке.
— На благо службы, — сказал он.
— Да, на благо службы.
После каждого шага из-под их ботинок вырывалось маленькое облачко высушенной солнцем коричневато-желтой пыли…
Глава 2
Томми услышала его шаги по ступенькам на задней веранде, глухой звук удара двери с противомоскитной сеткой; затем наступила тишина. Еще один день, еще один доллар… Она неподвижно лежала на узкой солдатской койке; все ее тело казалось ей каким-то отяжелевшим, чужим, вызывающим отвращение. Жара была невыносимой: нагретый воздух как будто стал густым, более весомым, давящим на все; солдатские одеяла, которые она, спасаясь от жары, намочила и повесила в полдень на окна, давно уже высохли.