— Ну, — прошептал мой собеседник, — вы что-нибудь понимаете в происходящем?
Действительно, неожиданное зрелище — городской совет во главе с лорд-мэром Йорка, торжественный вынос меча императора Сигизмунда, и все на фоне колонны маленьких бедных сироток! Я никак не мог прокомментировать подобное, поэтому обратился за объяснением к стоявшему неподалеку полицейскому.
— Так уж у нас заведено, — охотно откликнулся он. — Каждый год лорд-мэр и члены городского совета посещают церковную службу вместе с воспитанниками сиротского дома. Затем по окончании службы в ратуше проходит небольшой концерт и раздача призов детишкам. Вот и все.
— Скажите, офицер, — вступил в разговор мой приятель-американец, — а это как-то освещается в прессе? Какие-нибудь объявления для публики?
— Нет, сэр, никаких объявлений. Все происходит, как обычно…
— И что вы скажете? — повернулся ко мне американец. — Потрясающее зрелище! Сотни любопытных туристов заплатили бы любые деньги, чтобы увидеть это, а «все происходит, как обычно» — будто это самое обыденное дело. О боже! Вот что мне нравится в этих чертовых англичанах. У вас в Англии существует куча вещей, которые не требуют специального объявления… Простите, офицер, а как вы считаете: нам разрешат присутствовать на этой церемонии?
— На вашем месте я бы не спрашивал разрешения, просто вошел, и все.
Мы так и сделали: вошли в здание ратуши и, как выяснилось, оказались совершенно не подготовлеными к тому, что там увидели…
Йоркская ратуша является одним из самых живописных зданий в Англии. Ее деревянная крыша покоится на мощных дубовых колоннах, каждое из которых потянет на полновесное дерево. Сквозь витражные стекла проникает сумрачный свет, который отражается в отполированных до блеска стенах.
В дальнем конце зала располагался помост под пышным балдахином, на нем восседал лорд-мэр в своих пурпурных одеждах. Перед ним на столе лежали великий меч Сигиз-мунда и серебряный церемониальный жезл Йорка. Городские сановники разместились по обе стороны от лорд-мэра, а толпа серьезных, молчаливых сироток села напротив: девочки слева, мальчики справа. Косые лучи солнца падали сквозь высокое западное окно, расположенное за троном лорд-мэра, и образовывали цветное озерцо света на каменном полу. Мы с американцем застыли в дверях ратуши, захваченные врасплох великолепием этой сцены: фигуры серьезных чиновников в торжественных одеждах, блеск мечей и старинных пистолей на стенах и свежие, невинные лица детей. Маленькие девочки в серых казенных платьицах робко вышли на середину зала и начали танцевать в падающих лучах солнца.
Пианист наигрывал простенькую мелодию морриса. Юные воспитанницы — с их тоненькими детскими талиями, туго заплетенными косичками, изящными ножками в грубых черных чулках и заученными улыбками на губах — попарно вставали, кружились в танце (лишь тоненькие косички взлетают на поворотах), менялись местами, выделывали различные па и, раскрасневшись от волнения, удалялись на свои места.
Лорд-мэр сидел, опершись подбородком на руку, и серьезно наблюдал за происходящим действом поверх лежащего на столе жезла. Все вместе это составляло одну из самых прелестных картин, какую мне доводилось наблюдать в городах Англии.
Церемония продолжалась. Девочки танцевали — попарно или небольшими группками, а коротко стриженные мальчики-сироты громко аплодировали после каждого номера.
— Черт, во всем этом есть что-то такое, — прошептал американец, — что и словами-то не определить… Но пробирает до самого нутра.
— А лично мне приятно осознавать, — ответил я тоже шепотом, — что лорд-мэр одного из старейших и известнейших в мире городов может посвятить полдня бедным детям. Причем не швырнуть, как подачку, а именно посвятить — прийти вместе со своими помощниками и принести с собой важнейшие регалии города!
— Тут вы абсолютно правы, сэр… Но мне хотелось бы кое-что добавить. Я уже говорил вам, помните, что это одно из самых чудесных зрелищ, которое я мог только мечтать увидеть. И для меня это станет главным воспоминанием об Англии. Вы только взгляните на ту рыжеволосую крошку… как солнце играет у нее на волосах! Полагаю, они просто не смогли упрятать такую копну волос в косичку. Не девочка, а картинка!
Тем временем музыка смолкла. Последние танцорки закончили выступление и вернулись на свои места, уселись, расправляя казенные платьица на коленях, и приняли строгий и чопорный вид. В зал внесли стопку книг, лорд-мэр взял их в руки исполнялся для официальной речи. Он заявил, что город Йорк гордится своими воспитанниками и ждет от них великих дел в будущем. Они должны стать хорошими людьми. Ничто не сможет помешать осуществлению их планов. Обращаясь к мальчикам, он напомнил, что один из последних лорд-мэров сам был из числа сирот.
Дети, лишившиеся отцов и матерей, смотрели широко открытыми глазами и внимательно слушали отца города.
Затем началась раздача призов.
— Дженни Джонс, — объявил лорд-мэр, — приз за доброту к малышам! (Со стороны мальчиков раздались громкие аплодисменты).
Зардевшаяся Дженни поднялась со стула, получила свой приз>(сделала низкий реверанс в сторону меча и жезла города Йорка, затем вернулась, прижимая подаренную книгу к груди.
— Джон Робинс, приз за успехи в садоводстве!
Теперь поднялся с места здоровяк Джон, получил подарок, поблагодарил и пошел на место, прижав книгу к голубой курточке с начищенными медными пуговицами…
На столе возле меча лежала большая куча апельсинов и два мешочка с новенькими блестящими шестипенсовиками. Сироты Йорка один за другим пересекали зал, проходя по солнечному пятну на полу, подходили к столу и принимали из рук лорд-мэра подарок — апельсин и монетку. Когда последний ребенок вернулся на место, в рядах чиновников на помосте возникло движение. Тотчас раздался звон шпор начальника полиции, из зала вынесли меч императора Сигизмунда, за ним последовал серебряный жезл Йорка. Послышалось шуршание шелка: это поднялся лорд-мэр, за ним секретарь городского совета, олдермены — все они неспешно покинули зал и вышли в ласковый свет ранних сумерек…
Мы с моим другом вышли вслед за ними на улицу с чувством, что этот старый импозантный город оказал нам большую честь, допустив на ежегодный праздник своих сирот. На углу мы повстречались с толпой туристов, которые что-то шумно обсуждали, уткнувшись в карту.
— Сдается мне, — задумчиво произнес американец, — что за последний час мы узнали о Йорке больше, чем эти бедняги с путеводителем смогут узнать за миллион лет.