— Это вопрос жизни и смерти, мама.
— Точнее, вопрос… любви? — промолвила мать и улыбнулась легкой лукавой улыбкой.
Джейк сжал руки Кетлин в своих ладонях.
— Тебя не проведешь. Да, я отправился на прииски, чтобы заработать денег, но я дал слово вернуться и жениться на ней.
— Кто она, сынок? — во взоре Кетлин сквозил жадный интерес.
Джейк сделал паузу, подбирая слова, а после признался:
— До того, как уехать в Калифорнию, я работал на одной из плантаций в Южной Каролине — лечил негров.
Мать отшатнулась.
— Негров?!
— Это была обычная работа, мама, не хуже всякой другой, — терпеливо произнес Джейк. — Там я и познакомился с Лилой.
— Дочь плантатора? — Кетлин благосклонно улыбнулась. — Неплохая партия, хотя сейчас почти все богатые южане разорены. Но мы верим в то, что Юг поднимется!
Джейку не хватило духу сказать, насколько сильно мать ошибается относительно его невесты. Вместо этого он вновь завел разговор об Унге:
— Вы с отцом сможете приютить эту женщину? Она работящая, аккуратная, честная и способна принести много пользы.
Кетлин с сомнением покачала головой.
— У нее двое маленьких детей… Хотя, если ты просишь, конечно, пусть остается.
— Унга справится с любой работой, даже имея с десяток младенцев на руках. Эта женщина просто незаменима. Выделите ей небольшую комнатку, положите скромное жалованье: больше она ничего не попросит.
— А что случилось с ее мужем?
— Он угодил в тюрьму. Мы с самого начала были вместе, и я не смог бросить его жену и детей на произвол судьбы.
Взор женщины потеплел.
— Ты всегда был моим любимым сыном. Самым чутким, понимающим, бескорыстным. Тебе нравилось помогать людям: ты всегда видел в них только хорошее.
Он усмехнулся.
— Я врач и хорошо знаю, из чего сделаны человеческие существа.
Отец, искренне обрадованный возвращением Джейка, созвал соседей, выставил щедрое угощение, хотя время было нелегким. На этой волне он даже сумел помириться со старшим сыном, которого, по настоянию младшего, пригласил в гости.
И все-таки встреча выдалась тяжелой: Джейк сидел, наслаждаясь теплом и уютом родного очага, и одновременно слушая слова, какие прежде никогда не звучали в их доме.
За столом Энгус Китинг, не таясь, громил президента Линкольна, возлагая на него ответственность за все беды, что выпали на долю Юга во время войны, а заодно — «проклятых черномазых».
— Подумать только, наши солдаты вместо сахара получали сорго, вместо кофе — батат, вместо добротной обуви — сапоги с бумажными подметками, а янки собираются озолотить негров, дать им права свободных! Когда закончится война, я прибью над входом в лавку вывеску «Чернокожим вход воспрещен». И пусть попробуют сунуться! — воскликнул он, и гости разразились одобрительными возгласами.
Джейку стало не по себе. Он помнил, как во времена его детства темнокожие собирались по воскресеньям на Конго-сквер. Звучали барабаны и банджо, и множество белых горожан приходило туда послушать песни и посмотреть на пляски африканцев.
— Мне кажется, в Новом Орлеане белые всегда хорошо уживались с цветными, — заметил он.
— Когда те знали свое место. Теперь настали другие времена. Янки думали, что война сблизит белых и черных, а она их окончательно разделила.
Когда Джейк тронулся в путь, он был поражен масштабами бедствий, постигших родной край, по земле которого, казалось, прошелся огнедышащий дракон.
Янки безжалостно вырубали деревья: впереди войск шли батальоны дровосеков, мостивших гати через болота и разливы рек. А ведь деревья очищали воздух, освежали землю душным летом и не пропускали зимние ветра. Они дарили природе краски, простирали тень, на них созревали плоды. Он думал об этом, когда присаживался посреди лесоповала, разжигал костер, готовил нехитрый ужин и задумчиво жевал, слушая, как потрескивает огонь.
Джейк видел вытоптанные поля с созревшей пшеницей и сорго, рельсы, буквально вырванные с корнем и погнутые вокруг телеграфных столбов и деревьев — так называемые «галстуки Шермана». Встречал толпы обездоленных белых и черных людей. И беспрестанно тревожился о том, какая участь постигла Лилу и других женщин, оставшихся в Темре.
Джейк шел по одной из дорог, когда солнце уже зашло и на лес опустились промозглые сумерки. От земли поднималась белесая дымка, пахло гнилью и сыростью. Задумавшись, Джейк не сразу услышал стук копыт и не успел схорониться в лесу.
Это был патруль северян — слава Богу, не дезертиры и не бандиты! Джейк немного расслабился: при нем не было ни оружия, ни ценных вещей. При этом он был прилично одет и выглядел добропорядочным гражданином, если таковые еще оставались в этой сошедшей с ума стране.
— Кто вы такой? — спросил один из всадников, не потрудившись спешиться. — У вас есть документы?
— Да. — Джейк протянул паспорт.
— Оружие?
— Нет.
— Куда идете?
Джейк объяснил.
— Вы похожи на шпиона, вам придется пройти на ближайший пост, — заявил солдат.
Пост размещался в наспех сколоченном из горбыля бараке. Хмурый офицер-янки повертел паспорт Джейка и промолвил:
— Вы южанин?
— Совершенно верно.
— Чем занимались до войны?
— Тем же, чем и сейчас: я врач.
— Вы не были в армии?
— Нет, потому как находился в отъезде.
— Вам повезло. — Капитан посмотрел ему в глаза. — На вас довоенная одежда, видно, что вы не голодали, вы уверены в себе и своей безопасности, а еще… у вас иное выражение лица, чем у большинства южан, да и северян тоже.
— Исчерпывающая характеристика. Тогда, возможно, вы меня отпустите?
— Отпущу. Правда, есть одно дело… В нескольких милях отсюда находится временный лагерь военнопленных: после захвата Джорджии их согнали туда из других мест. Никто не знает, что с ними делать после того, как три года назад между Севером и Югом был прекращен обмен пленными. Обитатели этого лагеря мрут как мухи. Врача там нет. Это ваши соотечественники, собратья-южане. Поможете им? Вам назначат жалованье, правда, не думаю, что большое.
— Не проще ли их освободить?
— Не положено. Война. Ну так как?
Джейк замер. Человек в нем бунтовал, но врач — врач, безусловно, давал согласие. И потом… потом ему было немного стыдно: каждый из тех, кто сидел за столом Энгуса Китинга, накрытым в честь приезда его младшего сына, принимал хоть какое-то участие в войне; даже тот, кто не был в армии.
Так, отец под строжайшим секретом и с величайшей гордостью поведал Джейку о том, что участвовал в шпионских операциях. В его лавке отоваривались леди, бывшие агентами южной разведки: они покупали платья и шляпки, которые Энгус упаковывал в коробки с двойным дном, куда вкладывались письма с тайными сведениями. Коробки пересылались «подругам», живущим в других городах, и ни один янки не мог догадаться о подвохе.