Фиске разыскал сержанта Уильяма Дж. Монахана из главного управления: наконец-то молодому человеку удалось побеседовать с кем-то, кто подтвердил свою личную причастность к событиям, приведшим к смерти Блейка. Монахан отвечал на расспросы вежливо, но настороженно-уклончиво.
Фиске тут же выложил ему все как на духу, но полицейский так и не разоткровенничался.
— Да нечего мне вам сообщить, — уверял он. — Это верно, что я был у церкви той ночью, — вот и мистер Лавкрафт так говорит; там, понимаете ли, толпа собралась, люди буйные, иди знай, чего эти местные учинят, если раскипятятся. Старая церковь пользовалась дурной репутацией, что правда то правда; вот Шили вам много чего мог бы порассказать.
— Шили? — перебил его Фиске.
— Берт Шили — это был его район патрулирования, не мой. Но у него в ту пору воспаление легких приключилось, вот я его на две недели и подменил… А потом, когда он умер…
Фиске покачал головой. Вот и еще один источник информации можно списывать со счетов. Блейк мертв, Лавкрафт мертв, отец Мерлуццо мертв, а теперь еще этот Шили. Журналисты разъехались кто куда, доктор Декстер таинственным образом пропал. Фиске вздохнул — и продолжил гнуть свою линию.
— А той последней ночью, когда вы увидели пятно в небе, вы каких-нибудь подробностей не приметили? — спросил он. — Может, шумы какие-то слышались? Или в толпе кто-нибудь что-нибудь сказал? Попытайтесь вспомнить — все, что вы сможете добавить, будет мне в помощь.
Монахан покачал головой.
— Шум стоял тот еще, — подтвердил он. — Но гром грохотал — не приведи Господь, так что не могу судить, в самом ли деле звуки доносились из церкви, как говорится в рассказе. Что до толпы, там и женщины вопили, и мужчины бормотали себе под нос, а прибавьте к этому еще и раскаты грома и ветер — да я сам себя едва слышал, когда орал: «Соблюдайте спокойствие!» — куда уж там разобрать, кто чего говорит!
— А что пятно? — не отступался Фиске.
— Ну, пятно себе и пятно, чего тут добавишь-то? Дым, а не то так облако, а может, тень — за миг до того, как снова ударила молния. Но, заметьте, я вовсе не утверждаю, что видел дьяволов, или чудовищ, или как-бишь-их-там, как этот ваш Лавкрафт пишет в своих сумасбродных байках.
Сержант Монахан с достоинством пожал плечами и снял телефонную трубку, ясно давая понять, что беседа окончена.
Вот так до поры до времени расследование Фиске завершилось ничем. Однако ж надежды он не терял. Целый день он просидел в гостиничном номере на телефоне, обзванивая всех до одного Декстеров из телефонной книги и пытаясь разыскать какого-нибудь родственника пропавшего доктора, но все без толку. Следующий день Фиске провел, плавая в лодке по Наррагансетту: он дотошно и ревностно разыскивал «самый глубокий пролив», упомянутый в рассказе Лавкрафта.
По истечении безрезультатной недели Фиске вынужден был признать свое поражение. Он вернулся в Чикаго, к своей работе и привычным занятиям. Постепенно происшествие в Провиденсе вытеснилось на задворки сознания, но позабыть о нем Фиске не позабыл, равно как и не отказался от мысли со временем разгадать эту тайну — если там и впрямь было чего разгадывать.
В 1941 году рядовой первого класса Эдмунд Фиске отбыл из учебного полка в трехдневный отпуск — и, проезжая через Провиденс по пути в Нью-Йорк, вновь попытался отыскать доктора Амброза Декстера. И опять — безуспешно.
В 1942 и 1943 годах сержант Эдмунд Фиске писал с позиций из-за моря доктору Амброзу Декстеру до востребования, Провиденс, штат Род-Айленд. Если письма и нашли адресата, никаких подтверждений тому Фиске так и не получил.
В 1945 году в библиотеке U.S.О.[57] в Гонолулу Фиске прочел — где бы вы думали? — в журнале, посвященном астрофизике, отчет о недавней конференции в Принстонском университете, на которой приглашенный оратор, доктор Амброз Декстер, выступил с речью на тему «Практическое применение в военной технике».
Только в конце 1946 года Фиске вернулся в Штаты. Естественно, в течение всего следующего года внимание его поглощали в первую очередь дела домашние. Лишь в 1948 году он по чистой случайности вновь натолкнулся на имя доктора Декстера — на сей раз в списке «исследователей в области ядерной физики» в национальном еженедельнике. Фиске тотчас же написал запрос в редакцию, но ответа не получил. Очередное письмо в Провиденс тоже осталось без ответа.
В конце осени 1949 года имя Декстера снова попалось на глаза Фиске в колонке новостей, на сей раз — в связи с секретными разработками водородной бомбы.
Все догадки, и страхи, и самые буйные фантазии Фиске разом пробудились — и подтолкнули его к немедленным действиям. Именно тогда он написал некоему Огдену Первису, частному сыщику из Провиденса, и поручил ему отыскать доктора Амброза Декстера. Требовал Фиске всего-то-навсего помочь ему установить связь с Декстером и на предварительный гонорар не поскупился. Первис взялся за дело.
Частный детектив отослал Фиске в Чикаго несколько отчетов, поначалу довольно-таки обескураживающих. Особняк Декстера так и стоял заколоченным. Сам Декстер, согласно информации, полученной из правительственных источников, находился на особом задании. Из всего этого частный сыщик, по всей видимости, делал вывод, что Декстер — человек безупречной репутации и занимается секретными разработками в оборонной промышленности.
Фиске впал в панику.
Он увеличил гонорар и потребовал, чтобы Огден Первис продолжил поиски неуловимого доктора.
Настала зима 1950 года, пришел очередной отчет. Частный детектив проработал все подсказанные Фиске «зацепки» — и одна из них в итоге вывела сыщика на Тома Джонаса.
Тому Джонасу принадлежала та самая лодка, которую однажды вечером, в конце 1935 года, нанял доктор Декстер: на ней-то он и доплыл на веслах до «самого глубокого пролива Наррагансетта».
Пока Том Джонас сушил весла, Декстер выбросил за борт тускло поблескивающую асимметричную металлическую коробочку с откидной крышкой. Крышка была открыта, и внутри покоился Сияющий Трапецоэдр.
Старый рыбак говорил с детективом вполне откровенно; его слова были подробно записаны для Фиске в конфиденциальном докладе.
«Как есть бредятина», — так отреагировал на происшедшее сам Джонас. Декстер предложил ему «двадцатку за то, чтобы ночью вывести лодку в залив да зашвырнуть эту чудную вещицу за борт. Ничего в ней, дескать, страшного нет, просто старый подарок на память, от которого позарез захотелось избавиться. Да только всю дорогу он так и пялился на этот блескучий камешек, который в ларце на железных подпорках лежал, и еще бормотал что-то непонятное, на иностранном языке небось. Нет, не на французском, и не на немецком, и не на итальянском. Может, польский. Слов не помню. Сам-то он, похоже, был в подпитии. Про доктора Декстера я слова дурного не скажу, сами понимаете, доктор Декстер родом из хорошей старинной семьи, даже если и не жил в наших краях с тех самых пор, как я понимаю. Но мне подумалось, он вроде как под мухой. Иначе зачем бы ему платить мне двадцатку за дурацкий фортель?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});