и в тот же миг кровавую тишину взорвал рев, с которым стоявший за воротами легион Суллы сорвался с места и ринулся вперед.
В темноте, на улице внизу, Марий прислонился к стене, как вдруг лицо стоящего перед ним центуриона застыло в удивленной гримасе. Пронзенный брошенным ему в спину кинжалом, бедняга отчаянно пытался ухватиться руками за воздух.
– Что такое? Клянусь кровью богов…
Марий набрал в грудь воздуха, и тут огненная стрела прочертила черноту беззвездной ночи.
– Ко мне! Первородный, к воротам! Держите ворота! Трубите общую тревогу! Они идут!
Его голос разнесся далеко, но трубачи, которые должны были подать сигнал, лежали в лужах собственной крови. Один из них еще сопротивлялся, держа рог, несмотря на сыпавшиеся на него удары. Марий вытащил меч, который передавался в его семье из поколения в поколение. Лицо его потемнело от гнева. Убив двоих нападавших, он поднес рог к губам, чувствуя вкус забрызгавшей металл крови.
Из темноты ему ответили другие. Начало было за Суллой, но Марий поклялся, что еще не все кончено.
Группа вооруженных людей, маскировавшихся под посыльных, подбиралась к Марию, стоявшему с испачканным кровью рогом и уже отведавшим крови мечом. Позади него, на освещенной факелами стене, метались тени.
– Ко мне! Они хотят в этой суматохе добраться до Мария! – крикнул Юлий Тубруку и Кабере, атакуя неприятеля с тыла.
Первым ударом в шею он свалил одного из бегущих, когда они остановились, натолкнувшись на сопротивление защитников города. До людей Мария, похоже, дошло наконец, что враг атакует с тыла, но разобраться в темноте и хаосе боя, где свой, а где чужой, было непросто. Хитроумная уловка принесла успех сторонникам Суллы, и теперь за стеной творилось что-то невообразимое.
Юлий сразил еще одного из бегущих, полоснув мечом под коленями, а когда тот упал, прыгнул ногами на корчащееся тело и со злобным удовлетворением услышал хруст костей, ломающихся под подбитыми железом подошвами сандалий.
Он удивился, когда небольшой отряд не остановился и не попытался дать бой, но быстро понял, что они получили приказ убить Мария и на посторонние опасности не отвлекаются.
Тубрук в прыжке сбил еще одного и вместе с ним грохнулся на булыжники. Кабера ударил кинжалом другого, и тот пошатнулся, схватившись за бок. Пробегая мимо, Юлий добил раненого ударом с плеча.
Марий стоял впереди, совсем один, и люди в черных одеждах уже приближались к нему. Он встретил их устрашающим ревом, и Юлий вдруг понял, что опоздал. Мария атаковали больше полусотни человек. Все легионеры вокруг либо лежали мертвыми, либо умирали от ран, и лишь несколько человек кричали от бессилия, потому что не могли пробиться к нему.
Марий сплюнул кровавую слизь и поднял меч.
– Ну? Давайте! Не заставляйте меня ждать! – прорычал он сквозь стиснутые зубы, яростью отгоняя отчаяние.
Кто-то с силой дернул Юлия за шиворот. Он захрипел от злости и повернулся к обидчику, но его руку перехватила чужая рука. Перед ним возникло суровое лицо Тубрука.
– Нет, парень. Поздно. Уходи, пока можешь.
Юлий попытался вырваться, рыча от ярости и бессилия:
– Отпусти меня! Марий…
– Знаю. Мы его не спасем. – Суровое лицо Тубрука казалось бледным в темноте. – Его люди слишком далеко. Нас пока не замечают, но их там очень много. Ты должен остаться в живых, чтобы отомстить за него. Остаться в живых.
Юлий повернулся. Футах в пятидесяти от них Марий валился на землю под грудой тел, живых и безвольных, мертвых. Другие, вооруженные дубинами, в безумном ожесточении колотили консула.
– Я не могу бежать! – крикнул Юлий.
Тубрук выругался:
– Не бежать! Отступать! Этот бой проигран. Город потерян. Смотри, предатели уже у ворот. Если мы не уйдем сейчас, то будем иметь дело с целым легионом. Пошли!
Не тратя больше слов, Тубрук схватил юношу под мышки и потащил прочь. Кабера поспешил ему на помощь.
– Берем лошадей и через город к другим воротам. Потом – к побережью, на корабль. Тебе нужно уехать. Из сторонников Мария до утра доживут очень немногие, – мрачно продолжал Тубрук.
Юлий уже не сопротивлялся в их крепких руках, но снова напрягся, когда из темноты вынырнули и окружили их новые черные фигуры. К горлу каждого приставили меч, и Юлий замер в ожидании боли, как вдруг чей-то властный голос произнес:
– Этих не убивайте! Я их знаю. Сулла приказал не убивать их. Принесите веревки.
Они пытались бороться, но сопротивление было сломлено.
Меч вырвали из рук и, судя по далекому звону, отбросили в сторону. Марий ощущал удары, но не чувствовал боли – тело просто содрогалось, голова моталась из стороны в сторону. С хрустом сломалось ребро, и руку рванули так, что вывихнулось плечо. На мгновение Марий пришел в себя, но тут же потерял сознание, когда кто-то наступил на пальцы. Где его люди? Они должны прийти на помощь. Сейчас он и отдаленно не напоминал того облаченного в пурпур триумфатора, который вошел в Рим во главе процессии, бросая в приветствующую его толпу серебряные монеты. Сейчас он был избит и изранен, и жизнь вытекала из него с кровью на острые камни. Где его люди? Придут ли ему на помощь те, кого он любил, как отец – детей.
Голову оттянули назад, и Марий ждал, что вот сейчас по горлу полоснут мечом. После нескольких мучительных секунд ожидания он устремил взгляд на громадные ворота. На них теснились какие-то черные фигуры, и тела убитых свешивались с них, словно жуткое ожерелье. Тяжелый засов подняли, створки дрогнули под напором, и в щель проник свет факелов. Еще немного, и ворота распахнулись, открыв дорогу легиону Суллы. Сам Сулла стоял впереди – с золотым обручем на волосах, в белоснежной тоге и золоченых сандалиях. Марий сморгнул кровь и услышал вдалеке звон оружия: собравшиеся со всего города легионеры Первородного спешили на помощь своему полководцу.
Слишком поздно. Враг уже вступил в город, и Марий проиграл. Он знал, что Рим сожгут, и этому ничто не помешает. Сопротивление будет сломлено, начнется кровавая бойня, а за ней насилие и разрушения. Завтра, если Сулла доживет до утра, он получит во владение разоренное пепелище.
Его снова, уже сильнее, потянули за волосы, заставляя поднять голову, но эта боль была ничем в сравнении с душевной мукой. Мария охватила холодная ненависть к человеку, который направлялся к нему с уверенностью победителя, отдающего тем не менее должное достойному противнику. Человека ведь судят по его врагам, а в величии Мария сомнений нет ни у кого. Последовали новые удары, и мысли стали путаться. Он потерял сознание, как