Но он не хотел умирать, не увидев снова город, где ему пришлось нести свой крест на пути к славе. Бальзак хотел привезти туда свою жену, как привозят самые дорогие трофеи, и тогда мог считать свой жизненный путь законченным…[148]
После приезда в Париж, в их особняк на улице Фортюне, в конце мая 1850 года Бальзак с великим мужеством переносил ужасные боли, ни разу не пожаловался, находил в себе силы шутить с Эвой, когда замечал на ее лице беспокойство. А своему большому другу Виктору Гюго, пришедшему навестить его, признался, что в голове у него было множество планов, которые должны были дополнить цикл «Человеческой комедии». До самого конца он оставался любителем невозможного…
20 августа этот великий ум угас, его жизнь заканчивалась как один из романов «Человеческой комедии». Он все-таки познал славу и любовь, о чем мечтал в юности. Но когда столь желанная женщина вошла в его жизнь, к нему явилась смерть. Не свою ли судьбу он предчувствовал, когда написал: «Достичь цели и умереть, как античный бегун… Увидеть на пороге двери сразу удачу и смерть… Добиться той, кого любишь, в тот самый момент, когда любовь угасает… Скольких же мужчин ждет такая участь».
X
Людовик XIV,
под солнцем любви
Сделать первый шаг в любовных играх с партнершей, которой дали прозвище Кривая Като по причине ее уродства и отсутствия одного глаза, может показаться парадоксальным, если учесть, что речь идет о том, кого потомки будут считать первым из «великих любовников». Но именно в такой обстановке Людовик XIV «познал, как следовало вести себя с дамами», – так написал Ла Палатин. Но, не дожидаясь приобщения к любовной жизни, молодой король уже доказал свой интерес к прекрасному полу. Не зря он доводился внуком Генриху IV. Хотя его отец, мудрый Людовик XIII, проявлял удивительное безразличие к плотским удовольствиям, Луи унаследовал от Короля-галанта инстинкт охотника, который никогда его не покидал. Едва исполнилось девять лет, как он стал искать общества очень красивой, надо сказать, мадам де Шантильон, что стало причиной появления песенки:
Вы приманку свою, госпожа Шатильон,Для другого приберегите,Отложите попытки до лучших времен:Короля вы навряд соблазните…
В 1651 году тринадцатилетний Людовик не скрывал симпатии к графине де Фронтенак, его кузины. Та решила, что стала предметом королевского поклонения, и, несмотря на то что была старше монарха на тринадцать лет, стала мечтать о французском троне. Анна Австрийская, проницательная, как почти все матери молодых мальчиков, поняла, что желания в сыне возбуждала мадам де Фронтенак, а вовсе не герцогиня Орлеанская. Поскольку графиня имела вполне оправданную репутацию интриганки, королева решила подавить в зародыше этот начинавшийся любовный роман и запретила своему королевскому отпрыску оставаться наедине с этой дамой. У Людовика уже сложился властный характер, который он проявлял всю свою жизнь: он рассердился и воскликнул: «Когда я стану повелителем, буду ходить, куда мне вздумается. И это случится очень скоро!»
Вокруг юного короля было полно воздыхательниц, каждая из них надеялась, что именно ей выпадет честь научить его тому, чего он еще не знал. Надо сказать, что независимо от короны будущий властелин Франции был бесспорно грациозен и соблазнителен. Так, по крайней мере, говорила его мать. «Этот монарх, – написала она, – превосходит других не только рождением, но и красотой. Он высок ростом, строен, смел, горделив и приятен, в лице его есть нечто очень нежное и величественное, у него самые красивые в мире волосы, не только из-за их цвета, но и по причине их волнистости. У него красивые ноги, красивая и правильная осанка. В общем, он – самый прекрасный и самый ладный мужчина своего королевства и, бесспорно, других тоже».
Даже если этот портрет приукрашен, чтобы пожертвовать своей невинностью, у этого человека была только одна проблема – проблема выбора. Надо полагать, что этот выбор был затруднителен, поскольку им занималась лично королева-мать. И всем девицам мира, которые готовы были стать добровольцами, она предпочла свою первую камеристку Екатерину Белье по прозвищу Кривая Като. Эта дама имела большой опыт в любовных делах. Кроме того, поскольку она была очень страшна, не было опасности, что король в нее влюбится. Все произошло ко всеобщему удовольствию. Като и ее муж, Пьер Бовэ, были щедро вознаграждены. Пьер Бовэ, простой продавец лент, получил титул барона и был назначен на должность советника короля. Можно себе представить, какие советы он мог ему дать. А Екатерину Анна Австрийская отблагодарила лично и подарила ей великолепный особняк.
Более серьезным было влечение, которое чуть позже король испытывал к Олимпии Манчини[149], одной из племянниц кардинала Мазарини[150]. Эта честолюбивая девушка очень скоро поняла, что Луи хотел получить от нее лишь мимолетное удовольствие, и предпочла устроиться более уверенно, выйдя замуж за графа де Суассон. А список королевских возлюбленных продолжила дочь фрейлины Анны Австрийской, мадемуазель де Ла Мотт. Эта красивая голубоглазая блондинка так серьезно увлекла короля, что это вызвало озабоченность королевы-матери, и Мазарини счел своим долгом вмешаться. Кардинал решил очернить девушку в глазах короля, оклеветав ее. Анна Австрийская вторила ему, и Людовик, продолжая еще находиться под влиянием матери, решил отказаться от того, что для него уже стало не просто любовным увлечением. Анна и Мазарини облегченно вздохнули, но даже не подозревали, что их ждало новое подобное испытание, но гораздо более опасное.
Чтобы Людовик смог развеяться от своих переживаний, как раз началась война против Испании. Следуя за победоносной армией де Тюррена[151] на разумном удалении от боевых действий и связанных с этим опасностей, король стал свидетелем битвы в Дюнах 15 июня 1568 года и заразился там лихорадкой, которая в течение нескольких недель угрожала его жизни. Когда он поправился, то узнал, что другая племянница Мазарини, семнадцатилетняя Мария Манчини, долго плакала, узнав про его болезнь. Это известие так сильно его взволновало, что он даже прослезился. Как известно, у Людовика XIV глаза всегда были на мокром месте, что, однако, не было признаком чрезмерной чувственности. Как бы там ни было, он стал уважать эту сестру Манчини, которой до того не уделял никакого внимания. Надо сказать, что она не была одарена природой, если верить описанию мадам де Мотвиль: «Она была такой худой, – сообщает нам дама из свиты королевы-матери, – а руки и шея казались такими длинными и костлявыми, что любоваться там было нечем. Она была черноволоса и смугла. В ее больших черных глазах еще не было огонька, и они казались жестокими. Рот был большим и плоским, и если бы не ее великолепные зубы, можно было бы сказать, что она совершенно уродлива».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});