Читать интересную книгу Большое кочевье - Анатолий Буйлов

В период кочевок дни, как назло, стояли знойные, зеленая пыльца, поднятая оленьими копытами с растений, клубилась в жарком сухом воздухе, першила в горле. Терпко пахло лиственничной смолой, маревым багульником и оленьим мускусом.

Пронзительно свистели бурундуки, накликая дождь, протяжно скрипела желна, перелетая с дерева на дерево, но дождя все не было.

Двадцатого июня над кочующим стадом со свистом и грохотом пролетел большой вертолет. Вечером, когда пастухи собрались в чуме, Аханя сделал предположение, что в верховьях Нюлкали, где десять лет тому назад геологи нашли тяжелый красный камень, вероятно, опять работает экспедиция. Десять лет тому назад там было очень шумно — трактор тарахтел, а теперь вертолеты летают — к добру ли это?..

Предположение старика подтвердилось на другой же день: вначале пастухи увидели на высокой каменистой трассе железную бочку с соляром, затем стали попадаться неглубокие шурфы, возле которых непременно валялись пустые банки из-под консервов, срубленные молодые лиственницы, кострища. Вскоре увидели остовы палаток, следы гусеничной машины — вездехода или трактора, развороченный дерн, обрывки троса, опять бочки, от которых терпко, непривычно шибало в нос. Валялся ли на развороченной земле обрывок троса, поблескивало ли на солнце стеклышко разбитой бутылки, лежала ли брошенная за ненадобностью какая-нибудь деталь механизма — перед всем этим олени в страхе округляли глаза и норовили обойти стороной.

А вскоре Родников поймал себя на том, что он тоже невольно сторонится этого, а при виде масляных тряпок и пятен на земле брезгливо морщит нос, точно зверь, учуявший враждебный, непривычный для него запах.

Аханя остановил караван, жестами подозвал к себе остальных кочевщиков. Пастухи о чем-то совещались. Родникову и Афанасию, караулящим стадо, оставалось только догадываться — о чем. Но вот совещание закончилось, Аханя круто повернул караван в прямой безлесый распадок, в котором виднелась обширная котловина в белых пятнах нерастаявшего прошлогоднего снега.

На вопрос Родникова, почему Аханя так резко изменил маршрут, Долганов, махнув рукой в верховья Нюлкали, недовольно сказал:

— Там близко табор геологов, мешать они будут — лучше в сторону уйдем.

На следующий день, поднявшись в гольцы, Родников увидел в бинокль табор геологов. Табор состоял из пяти больших конусообразных палаток и одного длинного навеса, рядом с которым стояли лошади и дымились дымокуры. Чуть поодаль от палаток стояли, будто чугунные утюги, два вездехода и штабель железных бочек.

Солнце уже до половины высунулось над горизонтом, обагрив вершины гольцов, но табор еще спал, только один человек, должно быть конюх, суетился между лошадьми и дымокуром.

«Однако долгонько они спят», — взглядывая на часы, подумал Родников — было половина шестого.

Вечером Долганов с Фокой Степановичем, побывавшие у геологов, рассказали пастухам, что экспедиция это магаданская, в палатках у геологов есть электрические лампочки, а вездеходы и лошадей забросили на перевал большие вертолеты. Эти вертолеты могут запросто поднять не только вездеход, но и целый дом вместе с людьми и мебелью.

Долганов предупредил геологов, что в окрестностях будут пастись колхозные олени. Начальник экспедиции угостил пастухов и сказал, что-де рабочие народ бывалый, таежный, дикого оленя от домашнего отличить сумеют и уж во всяком случае не польстятся на оленину, благо вокруг в гольцах предостаточно снежных баранов.

А баранов было в сопках действительно много, но часто звучали в гольцах выстрелы, внизу, под гольцами, лязгая железом, ревели вездеходы. Редели стада баранов, отступал зверь от шумного опасного места в глухие, недоступные распадки.

Иногда над сопками, сотрясая воздух, грохотали взрывы. Аханя вздрагивал, недовольно морщился — такие громкие звуки он слышал в кино, так стреляли пушки и рвались бомбы, убивая людей, разрушая их жилища. Здесь просто взрывали землю, чтобы скорей добраться до тяжелых красных камней, лежащих в вечной мерзлоте, но все равно такой громкий шум — это плохо, это очень плохо.

Однажды, обходя стадо, пастухи заметили медленно кружащихся над распадком ворон, они кружились на одном месте, издавая булькающие звуки.

— Что-то есть там, — сказал Долганов. — Сходи, Николай, посмотри, может, олень пропал?

Родников охотно направился к распадку. Еще задолго до подхода к тому месту, над которым кружились вороны, он увидел на ягеле следы резиновых сапог. След вел вверх и вниз.

«Наверно, барана убил кто-то из экспедиции, — подумал он, внимательно разглядывая след. — Вверх поднимался пустой, вниз опускался тяжелогруженый — каблуками ягель сдирал, за кусты рукой придерживался — листва с макушек содрана».

Но не останки барана обнаружил Родников, а убитую важенку, воровски присыпанную мхом и кедровым стлаником. Передние и задние лопатки важенки были унесены, все остальное брошено и уже смердило.

— Вот стервец! — выругался Родников. — Уж взял бы и унес все мясо или в наледь бы закопал.

Подошедшие к месту происшествия пастухи молча разглядывали то, что осталось от животного. Никто не возмущался, но все брезгливо морщились, словно каждый видал перед собой нечто до крайности отвратительное.

— Окси! Сколько мяса пропало! — сокрушенно сказал Аханя. — Суксем плохой человек — важенка убили, мясо бросали. Граматный, а голова нету.

В тот же день Долганов сходил к геологам и сообщил начальнику о случившемся. Тот обещал принять меры.

Поздно вечером к чуму пастухов подъехал вездеход. Два человека выпрыгнули из кабины и направились к столпившимся около чума несколько удивленным пастухам.

Впереди шел высокий геолог в выгоревшем на солнце противоэнцефалитном костюме, подпоясанный широким офицерским ремнем; с одного бока болталась кобура с наганом, с другого — небольшая планшетка.

— Сам начальник идет, — тихо сказал Долганов.

Начальник шел твердо, решительно, не обращая внимания на остервенело лающих вокруг собак. Но его низкорослый молодой спутник в широкополой и круглой, как гриб, соломенной шляпе шел неуверенно, неохотно, боязливо озираясь на собак.

Подойдя к пастухам вплотную, геолог стал почтительно здороваться с каждым за руку. Его спутник, остановившись в стороне, смотрел на пастухов настороженно и виновато.

— Ну вот, ребята, — поздоровавшись со всеми, сказал начальник, кивая в сторону своего спутника, — привез я к вам этого человека. Можете познакомиться — Виктор Лапузин, возраст двадцать пять лет, работает канавщиком, холост, образование десять классов. Ну вот, кажется, все. Оленя вашего он убил. С первым же вертолетом я его отправлю на базу, пусть увольняется по собственному желанию. За оленя мы вычтем из его зарплаты и отдадим вам деньги, либо продуктами отдадим, как хотите. Вот такое наше решение. Парень он, в общем-то, неплохой, работал хорошо, да вот, как говорится, бес попутал — шило из мешка выперло наружу. Одним словом, подлость проступила… Так, что ли, Лапузин? — Геолог брезгливо посмотрел на потупившегося рабочего. — Скажи что-нибудь в свое оправдание, люди слова от тебя ждут.

— Да что там говорить? — не поднимая головы, произнес Лапузин. — Виноват. Чего там… За оленя уплачу, сколько стоит, и вообще дрянное дело, конечно, — сазартничал. Вы уж извините, если можно. Уплачу я…

Энцефалитка на нем была еще новая, не пропитанная потом, не прожженная солнцем, и была она для него необъятно широкая и висела складками, еще более подчеркивая тщедушность фигуры. Он ковырял носком сапога землю, и было видно, что искренне удручен и сожалеет о случившемся.

Родникову стало жаль парня, он взглянул на Аханю. Лицо Ахани не выражало ни злости, ни желания мстить, он смотрел на парня, как и другие пастухи, с недоумением и жалостью. И вот уж пастухи сконфуженно переглядываются, словно вина этого парня расплескалась и легла по капле на душу каждого.

— Ну ладно, паря, чего там, — решительно махнул рукой Долганов, — иди, Виктор, в чум, чай будем пить, юколу кушать.

И тотчас же все облегченно вздохнули, засуетились, заулыбались и стали наперебой приглашать гостей в чум. Родников подметил, что и бородач помягчел лицом, — вероятно, такое разрешение конфликта его вполне устраивало.

— Что ж, Лапузин, считай, что тебе повезло, — сказал он удовлетворенно. — Пойдем пить чай, а то обидим хозяев. Ты ведь мечтал побывать в гостях у пастухов, посмотреть, как живут они, вот и посмотришь сейчас. А то ведь уедешь скоро — больше такого случая не представится.

Не успели гости и пастухи разместиться на шкурах, а Улита уже и блюдца с чашками на столик выставила, и чай заварила душистый. Во время чаепития Лапузин сидел съежившись, угнетенно молчал, пил чай с блюдечка мелкими глотками. Пастухи посматривали на него ободряюще, об убитой важенке никто не вспоминал, все больше обращались к бородачу, бесцеремонно спрашивая его, откуда он родом, женат или нет, долго ли работает в тайге, много ли золота нашел и правду ли пишут в газетах, что в Англии в одном очень глубоком озере водится чудовищный зверь размером с кита? Спрашивали и про снежного человека, и о «летающих тарелках». Затем разговор перекинулся на более близкие, земные темы. И только перед самым уходом гостей, когда Лапузин вышел из чума, Аханя, жестом задержав начальника, застенчиво попросил: