Читать интересную книгу Большое кочевье - Анатолий Буйлов

Николка конфузливо отмахнулся, а Бабцев, словно этого и ждал, принялся давать ему такие советы, от которых не только лицо, но даже уши сделались пунцовыми.

— Да, вот чего, — спохватился Бабцев. — Сегодня в клубе общее собрание колхозников. Плечев сказал, чтобы мы пришли обязательно, про оленеводство там говорить будут.

В маленьком зрительном зале сельского клуба тесно от народа. Нестройный гул голосов, покашливание, скрип рассохшихся стульев, множество скучающих нетерпеливых глаз устремлены на сцену. На ярко освещенной сцене большой длинный стол, накрытый красной плюшевой скатертью. За столом председатель колхоза, справа от него парторг, слева заволеневодством Шумков, далее завхоз и секретарша. Чуть левей стола, за красной трибуной, стоит главный бухгалтер Петр Иванович Копейка и вот уже минут тридцать, то и дело отирая платком жирную, лоснящуюся от пота лысину, монотонным нудным голосом «делает доклад».

Хорошо дремать под этот голос. Николка и дремлет, прислонившись головой к косяку окна. Но вот Копейка закончил наконец доклад, не без удовольствия вздохнул и с торопливостью, несоразмерной для его грузного тела, пошел к столу.

— Слово предоставляется заведующему оленеводством товарищу Шумкову, — чуть привстав, объявила секретарша.

«Ну-ка, ну-ка, послушаем», — Николка оживился, сел поудобней, с искренним интересом приготовился слушать. Шумков читал быстро, словно боясь, что его перебьют, голос у него был звонкий, временами срывающийся до фальцета.

«Вот как распетушился, сейчас кукарекать начнет», — мысленно подначивал Николка своего бывшего бригадира. Его раздражало то, что Шумков проблем в своем докладе не поднимал, он сыпал на слушателей ворох каких-то цифр, перечислял особо отличившихся пастухов, из сказанного им следовал вывод — поголовье оленей с каждым годом растет, все довольны, всем хорошо — слава труженикам!

— Товарищи! — сказал он в заключение. — Оленеводство — главная статья колхозного дохода, триста тысяч рублей чистой прибыли дают нам олени ежегодно, так давайте же расширять эту доходнейшую отрасль нашего хозяйства, пора, мне кажется, организовывать четвертое стадо, пастбищ у нас хватает.

— А кто пасти будет это четвертое стадо, ты, что ли?! — выкрикнул кто-то из зала.

Шумков на секунду запнулся, развел руки, точно желая обнять трибуну, неуверенно промямлил:

— Найдем пастухов.

— Э-э, паря, — тот же голос. — Чего зря говоришь? Ты на этих-то стадах людей удержи.

— Правду Тюрин говорит! — задиристо выкрикнул еще один голос, и весь зал одобрительно закивал ему, загудел.

Плечев постучал авторучкой по графину:

— Тише! Тише, товарищи! Кто хочет говорить, выходите на сцену.

Зал тотчас притих, с высокой трибуны говорить никто не хотел.

Николка между тем сидел как на иголках, очень ему хотелось возразить Шумкову, высказать давно наболевшее. Возбужденный репликами из зала, он уже было поднял, как школьник, руку, но, вспомнив, что придется говорить не с места, а со сцены, тотчас опустил ее и даже пригнулся. Однако глазастый Плечев успел-таки уловить его движение.

— Что, Николка, выступить желаешь? Ну вот и отлично! Давай, давай, не стесняйся.

Сжавшись еще более, Николка отрицательно замотал головой:

— Да я ничего, не хочу я…

Но Плечев, широко улыбаясь, уже громогласно объявлял:

— Товарищи колхозники! Слово предоставляется нашему самому молодому пастуху Николке… — Тут председатель запнулся, помедлил и решительно исправил себя: — Слово предоставляется Николаю Родникову. Прошу тишины, и просим товарища Родникова выйти к трибуне. — Голос председателя прозвучал требовательно и жестко.

Николка встал, ломая в руках шапку, осевшим вдруг голосом сказал:

— Да о чем я буду говорить? Не умею я…

— Просим! Просим! Давай, паря, толкни им речугу! Не робей, Родников.

— Да не привык я складно говорить…

— А мы, товарищ Родников, и не требуем от вас складной речи, — вежливо сказал парторг. — Вот, например, только что выступал Василий Петрович, он что-то упустил, вот и дополните его, расскажите, как вы работаете, какие у вас соцобязательства на этот год.

— Давай, Родников! Не робей, паря! В обиду тебя не дадим.

Чувствуя, что пауза слишком затянулась и что он становится похож на привередника, он решительно, с какою-то даже злостью стал пробираться между рядов к проходу. Подходя к сцене, он четко слышал удары собственного сердца, голова шумела, будто кипящий чайник, он не представлял себе, о чем и как будет говорить, но, поднявшись на сцену, он вдруг преобразился, точно стал выше, и все сидящие внизу разноликие люди, глядящие на него с вниманием, превратились в одно огромное благодушное лицо.

— Ну что ж, я, конечно, дополню Шумкова, очень даже дополню… — Николка смолк, не зная, с чего начать.

— Не бойтесь, не бойтесь, товарищ Родников, говорите, как умеете, — ободряюще закивал парторг.

— А я и не боюсь, с чего вы взяли? — рассердился Николка. — Просто не привык я говорить. Однако про Шумкова скажу и вообще про все, что касается оленеводства. — Николка покашлял для солидности в кулак. — В общем, слушал я сейчас товарища Шумкова и вижу, что все у него получилось гладко и сладко. Шумков прав, расширять оленеводство надо, это ясно, но и правду из зала сказали: нет пастухов на четвертое стадо. Пастухов не хватает! Почему не хватает?

Шумков уклонился от ответа, а я скажу. Прежде чем организовывать четвертое стадо, надо вначале подготовиться, то есть, во-первых, повысить заработок оленеводам, во-вторых, как следует и без перебоев снабжать их всем необходимым, — одним словом, надо по-человечески заботиться о нас, а то забросили в тайгу — и живите как знаете. Ну вот, например, карабины старые у нас, пулю боком кладут, менять их давно пора, но, сколько мы ни просим, — кукиш с маслом! Нет карабинов, и все. Палатка старая, как марля, протекает — опять замены не допросишься. Почту привозят за всю зиму два-три раза, да и то газет половины не хватает, журналы тоже часто не все номера. А летом вообще газет нету! Раньше их Ганя на себе таскал, а теперь некому… Вот тут говорили, что доход от оленеводства триста тысяч рублей — ого-го! Не знал я об этом. Большой доход! А почему же оленеводы так мало получают? Полторы сотни в месяц — это же мало, по-моему. Кто за такие деньги пасти будет оленей, а? Кто? А на Чукотке ведь, говорят, оленеводы по четыреста рублей зарабатывают. Почему у нас этого нет? Ну вот, старики пасут, так им ведь хоть вовсе не плати ни копейки — они все равно работать будут, потому что другой жизни они и не мыслят, они привыкли к тайге, к оленям, а вот у молодых требование к жизни иное, их надо приманивать в тайгу чем-то. Правильно я говорю или нет?

— Правильно, паря! Правильно! Молодец, Родников! Давай, давай, руби им матку-правду!

— Тише! Не перебивай! Говори дальше, Родников!

— Ну вот, хорошо. — Николка удовлетворенно хмыкнул, тверже уперся ногами в пол, вцепился в трибуну. — Значит, выходит, нужно вначале заинтересовать людей, улучшить их быт, одним словом, а потом уж и четвертое стадо делать. Но не про это я, вообще-то, хотел сказать. Я хотел сказать про заволеневодством. О Шумкове.

Вот был у нас Ганя. Был он, вы все знаете, больным — инвалидом. А все-таки он в одно лето в каждой бригаде по два раза успевал бывать. Ковылял человек по тайге, по целой неделе в пути находился, один, без провожатых, — жизнью своей рисковал, письма нам разносил, помогал нам и советом, и делом, всей душой болел за оленеводство. А вот товарищ Шумков в летнюю пору, наверное, дальше зверофермы не отходит…

По залу прокатился смешок.

— Не бывает он у нас летом — шибко далеко ходить! А если и приедет зимой на собаках — тары-бары, мяса наберет, пыжиковых шкурок наберет и скорей в поселок бежит от нас, будто мы проказные…

— Ты чего такое говоришь?! — приподнялся Шумков из-за стола. — Ты чего такое болтаешь, выдумываешь… Когда я пыжиковые шкурки брал?

— Не перебивай, пожалуйста, Василий Петрович, — требовательно сказал Плечев. — Тебя ведь никто не перебивал.

— Да чего же он тогда болтает? Не брал я никаких пыжиков…

Чувствуя одобрительный гул зала, Николка распаляется:

— Во-первых, товарищ Шумков, я не болтаю, а говорю, во-вторых, говорю факт. А если вам этого мало, скажу больше. Вот вы, как заволеневодством, разве имеете право во время отельной кампании брать лучших собак и уезжать на полмесяца на гусиную охоту? Пастухи ждут от вас почту, а вы эту почту на пыжи! Было такое или не было? Плохой вы после этого специалист, если о деле своем не болеете, людей ни в грош не ставите. Вот и все, вот и вся моя речь!

На свое место он возвратился под бурные аплодисменты и одобрительные возгласы.

Вслед за Николкой выступил Плечев. Он признал замечания предыдущего оратора справедливыми и сообщил, кстати, что расценки пастухам уже пересматриваются и есть основания полагать, что они вполне удовлетворят молодое пополнение. Кроме того, в этом году колхозу обещают четыре портативных рации «Олень», которые будут связывать бригады с центральной усадьбой. Разумеется, правление колхоза будет делать все возможное, чтобы улучшить быт оленеводов, — в частности будут использованы для заброски почты и других необходимых товаров вертолеты. Заволеневодством Шумкова впредь будут командировать в стада чаще.