вас, Лючия.
Я посмотрела на капризное маленькое личико танцовщицы и не могла не восхититься грацией и изяществом этой балерины, изготовленной всего лишь из куска проволоки и ненужного клочка ткани.
– Она идеальна, – прошептала я. – А подъем ее ступней… Как вы смогли добиться такого эффекта?
– Вы удивитесь, что можно сотворить из старой бесполезной проволоки, – хмыкнул Сэнди. – Однако я не могу вам ее отдать. Она будет участвовать в моем следующем представлении. Я собираюсь назвать ее «девушка, летающая по воздуху». Но она сделана в вашу честь.
Потом его лицо погрустнело, и он спросил, знаю ли я новость о Зельде Фицджеральд.
– Какую новость? – спросила я.
– Она попала в желтый дом, вот что я слышал. Сошла с ума! – Сэнди постучал пальцем по виску. – Да она и всегда была немного ненормальной. Скотт вне себя от горя, разумеется. Я подумал о том, что вы обе танцовщицы, и это напомнило мне о Зельде.
Я смотрела на девушку, летающую по воздуху, снова и снова поворачивая ее в пальцах. И вспомнила миссис Фицджеральд. Как она упорно карабкалась по ступенькам в тот день, ее яростную решимость быть балериной, несмотря на возраст, ее желание стать чем-то большим, нежели частью истории жизни ее мужа, ее преклонение перед «гением». Сошла с ума? Почему? Как?
– Ну же, приободритесь! Она вылечится и вернется! Давайте лучше не будем рисовать эту фигурку. Я найду вам кого-нибудь повеселее. – Сэнди осторожно забрал у меня девушку, летающую по воздуху, и взамен дал мне клоуна с шерстяными волосами, который играл на трубе. Он подвинул свой стул так близко к моему, что я почувствовала тепло его тела.
– Я надеюсь, вы хоть немного рисовали этим летом?
– Немного, да. Довольно часто шел дождь, – уклончиво ответила я. – Как миссис Фицджеральд сошла с ума?
– Возможно, это просто нервный срыв. Не думайте о ней. Могу я посмотреть ваш альбом с набросками? – Сэнди установил клоуна на столе, согнув его ноги из ершика для чистки труб так, чтобы тот не падал.
Я ничего не ответила. Сэнди взял карандаш и нетерпеливо потыкал им в груду моих альбомов.
– Вы черт его знает какой хороший художник, Лючия. Говорю вам честно. У вас настоящий талант.
– Мне нравится рисовать. – Я взглянула на крошечного клоуна в моей руке и пальцем погладила его шерстяные волосы. – Когда я рисую и полностью сосредоточиваюсь на этом, это напоминает мне танцы. Мама говорит, что рисование меня успокаивает. Она любит, когда я сижу спокойно. И терпеть не может, когда я танцую. Но смысл в том же самом. Когда я делаю наброски или пишу красками, дурные мысли уходят.
Сэнди закивал головой, но его взгляд был немного растерянным, словно он не вполне понимал, о чем я.
– Когда вы говорите, такая вот задумчивая и немного грустная, мне ужасно хочется вас поцеловать.
Его лицо вдруг оказалось рядом с моим. Я уронила клоуна, обвила его шею руками и прижалась к его рту с силой и неистовством, которые удивили меня саму. От Сэнди пахло паленой шерстью, масляными красками и скипидаром, его длинные усы щекотали мою кожу, и он обнимал меня так крепко, что, казалось, сейчас треснут ребра. Передо мной возникли образы Беккета, Джорджо и Стеллы; они были будто выгравированы у меня на веках. Но я прижалась к Сэнди плотнее, впилась в его губы, и они растаяли. Я целовала и целовала его, вцепившись ему в волосы и притягивая к себе, словно мне хотелось, чтобы он меня проглотил.
Он оторвался от меня, и я услышала, как открывается дверь кухни. Мы тут же сделали вид, что пристально рассматриваем маленького клоуна. Вошел баббо, и я испустила вздох облегчения. Он был почти слеп и конечно же не мог ничего заметить. За его спиной стоял мужчина с густыми волосами, сильно тронутыми сединой, и пронзительными черными глазами.
– Это моя дочь, Лючия. У нее сейчас урок рисования с мистером Колдером, – сказал баббо и только потом повернулся к нам: – Позвольте представить вам мистера Огастэса Джона, который прибыл из Англии, чтобы написать мой портрет.
Сэнди вскочил со стула со сверкающими глазами и с воодушевлением потряс руку мистера Джона.
– Мистер Джон собирается перенести мое лицо на бумагу в кабинете. Если придет Джорджо, попросите его не беспокоить нас до пяти часов.
Баббо сделал жест, пропуская мистера Джона вперед, тот кивнул нам, развернулся, и они оба вышли.
Сэнди все еще сиял, и я не могла сказать точно, был ли его восторг вызван нашим поцелуем или знакомством с известным художником. Он принялся расхаживать вокруг стола и спросил меня, не стоит ли ему пригласить мистера Джона на свое цирковое представление. Я осторожно заметила, что мистер Джон, возможно, слишком стар для «Цирка Колдера», но Сэнди расхохотался и возразил, что никто не может быть слишком стар для его цирка. А потом сказал, что не может со мной целоваться, пока здесь находится мистер Джон. Он никак не мог найти себе места и вообще сосредоточиться.
– Пойдемте сегодня в «Куполь», Лючия. Там будет целая толпа наших. И мы продолжим то, на чем остановились. – Он подмигнул мне, театрально прижал руку к груди и добавил: – Вы похитили мое сердце, маленькая негодница.
Но его слова пролетели мимо моих ушей, как ветер.
– Как начинается безумие, Сэнди? – Я опять взяла клоуна в руку, потерла его полосатый комбинезон, покачала на ладони.
– Вы снова думаете о Зельде? Уверяю вас, она поправится. А теперь откройте альбом. Я не стану повторять.
Баббо протирал очки и жаловался на портрет, когда явился Джорджо, в новом бархатном жилете с серебряными пуговицами, украшенными гравировкой, и белоснежных гетрах. Я еще никогда не видела такой ослепительной белизны.
– Мистер Джон не слишком верно нарисовал нижнюю половину моего лица. Что мне делать, Джорджо?
– Не стоит себя так выдавать, Джим. – Мама принялась усердно взбивать диванную подушку.
– На мой взгляд, все выглядит прекрасно, отец. Что в действительности привело меня сюда сегодня, так это ваше свидетельство о браке. – Джорджо упал в кресло и вытянул перед собой длинные худые ноги. – Хелен хочет сделать с него копию, так что, если вы отыщете его и позволите взять на пару дней, мы будем крайне благодарны.
Мама побелела. Баббо опять снял очки и еще раз протер их. В комнате повисла тишина.
– Вам не нужно наше свидетельство о браке, чтобы пожениться, – наконец сказала мама.
– О, это не для свадьбы. Как вы знаете, Хелен хочет как можно скорее родить ребенка. Сразу, как только мы поженимся.