Читать интересную книгу Яковлев А. Сумерки - Неизвестно

На первой беседе оба заметно волновались, не могли по­нять, зачем их пригласили в ЦК. Объяснил, что есть поруче­ние Хрущева выяснить обстоятельства гибели царской семьи. Постепенно собеседники начали оттаивать. Договори­лись, что их рассказы будут записаны на пленку. Началась интереснейшая работа.

Мой рассказ будет точнее, если я приведу основные поло­жения моей же записки на имя Хрущева.

«На Ваше имя обратился М. М. Медведев, сын умершего в январе 1964 года М. А. Медведева. Сообщается, что отец просил сына направить в ЦК воспоминания о своем участии в расстреле царской семьи, а также передать в подарок Хру­щеву «браунинг», из которого расстрелян Николай II. Другой, такой же, предназначался Фиделю Кастро».

А по существу я доложил, в частности, следующее:

«В мае 1964 года мною были записаны на магнитофонную ленту рассказы бывшего помощника коменданта Дома особо­го назначения, где содержалась царская семья, Никулина, и бывшего члена коллегии Уральской областной ЧК Родзин- ского. Они рассказали, что решение расстрелять семью Романовых принял Уральский областной Совет в ночь с 16 на

17 июля 1918 года. Исполнение было возложено на комендан­та Дома особого назначения Юровского. Приказ о расстреле отдал Голощекин. На основании имеющихся документов и воспоминаний, нередко противоречивых, можно составить следующую картину.

Документальные источники свидетельствуют, что Ни­колай II и его семья были казнены по решению Уральского областного Совета. В протоколе № 1 заседания ВЦИК от

18 июля 1918 года записано:

«Слушали: Сообщение о расстреле Николая Романова (те­леграмма из Екатеринбурга). Постановлено: По обсуждении принимается следующая резолюция: Президиум ВЦИК при­знает решение Уральского областного Совета — правиль­ным. Поручить т.т. Свердлову, Сосновскому и Аванесову составить соответствующее извещение для печати. Опуб­ликовать об имеющихся во ВЦИК документах — (дневник, письма и т. п.) бывшего царя Н. Романова и поручить т. Свердлову составить особую комиссию для разбора этих бумаг и их публикации».

Подлинник подписан Свердловым...

В тот же день в Кремле поздно вечером проходило оче­редное заседание СНК под председательством Ленина. Во время доклада Семашко в зал заседаний вошел Свердлов. Он сел на стул позади Владимира Ильича. Когда Семашко закон­чил свой доклад, Свердлов наклонился к Ильичу и что-то ска­зал.

— Товарищи! Свердлов просит слова для сообщения, — объявил Ленин.

— Я должен сказать, получено сообщение, что в Екате­ринбурге по постановлению областного Совета расстрелян Николай. Он хотел бежать. Чехословаки подступали. Прези­диум ЦИКа постановил: одобрить.

Молчание... Это сообщение Свердлова было зафиксирова­но в протоколе № 159 заседания СНК от 18 июля 1918 года:

«Слушали: Внеочередное заявление Председателя ЦИК тов. Свердлова о казни бывшего царя — Николая II по приго­вору Екатеринбургского Совдепа и состоявшемся утвержде­нии этого приговора Президиумом ЦИК. Постановили: При­нять к сведению».

Подлинник протокола подписан Лениным.

За несколько месяцев до этого на заседании ВЦИКа об­суждался вопрос о переводе семьи Романовых из Тобольска в Екатеринбург. Одна из причин перевода состояла в том, что Уральский Совет был тогда в основном большевистским и поэтому считался более надежным. Во главе Совета стоял Белобородов. Большую роль в руководстве Советом играл во­енком Филипп Голощекин...

До начала июля 1918 года комендантом Дома особого на­значения был чекист Авдеев. Однако 4 июля его сменил ста­рый большевик-подпольщик Юровский, член коллегии област­ной ЧК. С приходом нового коменданта режим стал строже, на окнах были сделаны решетки, переписка и передачи пре­кращены. Дом охранял отряд, состоявший из 50 человек. Это были уральские рабочие и латышские стрелки.

Внутрь Дома особого назначения вход кому бы то ни было, кроме коменданта и его помощника, был запрещен. Никулин в беседе со мной рассказал, что обитатели дома вели себя спо­койно. Главное влияние на всех имела царица, женщина вла­стная и высокомерная. Николай II вел себя инертно. Он ни­когда не читал газет. Единственным, кто читал газету «Уральский рабочий», доставляемую в Дом особого назначе­ния, был сын царя, Алексей, страдавший гемофилией. Со все­ми ходатайствами от имени царской семьи выступал лейб-медик Боткин. По свидетельству Родзинского, Ураль­ский Совет предлагал слугам и доктору покинуть Дом особо­го назначения, однако все они заявили, что «готовы разде­лить судьбу семьи».

Между тем судьба Романовых продолжала быть предме­том обсуждения в Президиуме ВЦИКа. Президиум склонялся якобы к тому, чтобы провести над Романовыми открытый суд. Обвинителем назначили Троцкого. Это подтверждают в своих воспоминаниях Никулин, Родзинский и Медведев. Боль­ше того, старший Медведев в своих воспоминаниях ссылает­ся на разговор, состоявшийся между Лениным и Свердловым по поводу судьбы Романовых: «Именно всероссийский суд, — доказывал Ленин Свердлову, — с публикацией во всех газе­тах. Подсчитать, какой людской и материальный ущерб са­модержец нанес стране за годы царствования. Сколько пове­шено революционеров, сколько погибло на каторге, на никому не нужной войне! Чтобы ответил перед всем народом! Вы думаете, только темный мужичок верит у нас в «доброго» батюшку-царя? Не только, дорогой Яков Михайлович! Давно ли питерский рабочий шел к Зимнему с хоругвями? Всего ка- ких-нибудь 13 лет назад! Вот эту-то непостижимую «расей- скую» доверчивость и должен развеять в дым открытый процесс над Николаем Кровавым».

Медведев пишет, что об этом разговоре он узнал 16 июля 1918 года, когда в помещении Уральской областной ЧК с учас­тием членов Областного Совета Урала Белобородова, Сафа­рова, Войкова, Лукоянова обсуждался вопрос о расстреле семьи Романовых. Рассказывал Голощекин, недавно вернув­шийся из Москвы.

В книгах и воспоминаниях тех, кто имел отношение к рас­стрелу, утверждается, что письменной санкции из Москвы получено не было. Уральский областной Совет решил этот вопрос самостоятельно. К Екатеринбургу быстро подходил мятежный чехословацкий корпус. Но в то же время говорит­ся, что Филипп Голощекин постоянно советовался с Москвой о судьбе Романовых. Примерно числа 10-го июля уже было решение на тот случай, если бы оставление Екатеринбурга стало неизбежным. Ведь только этим и можно объяснить, что казнь без суда была дотянута до 16 июля. «Мне Фи­липп (Голощекин) — вспоминает Юровский, — примерно 10—11 июля сказал, что Николая нужно будет ликвидиро­вать, что к этому надо будет готовиться».

Интересен и следующий эпизод. Чекисты решили выяс­нить настроения Романовых. В конце июня император тай­но, через солдат охраны, получил два письма на французском языке, написанных красными чернилами. В них сообщалось о положении на фронте и говорилось о том, что вскоре царя ждет освобождение. В связи с этим Николай записал в своем дневнике: «Провели тревожную ночь и бодрствовали одетые. Все это произошло оттого, что на днях мы получили два письма, одно за другим, в которых нам сообщали, чтобы мы приготовились быть похищенными какими-то преданными людьми!»

15 мая 1964 года Родзинский в беседе со мной рассказал, что оба письма, адресованные Николаю, написал он сам. Французский текст диктовал ему член коллегии ЧК Войков, впоследствии советский дипломат, убитый в Польше.

Итак, по плану, ровно в полночь во двор особняка должен был приехать на грузовике (для вывоза казненных) рабочий

Верх-Исетского завода Петр Ермаков. Однако машина при­шла с опозданием на полтора часа. Обитатели дома спали. Когда приехал грузовик, комендант разбудил доктора Ботки­на. В связи с тем, сказали ему, что в городе неспокойно, не­обходимо перевести всех из верхнего этажа в нижний (полу­подвал). Боткин отправился будить царскую семью и всех ос­тальных, а комендант собрал отряд из 12 человек, который должен был привести приговор в исполнение.

Примерно в два часа ночи исполнители собрались в ниж­ней комнате. Юровский свел по лестнице царскую семью в комнату, предназначенную для расстрела. Романовы ни о чем не догадывались. Николай нес на руках сына Алексея, кото­рый незадолго перед этим повредил ногу и не мог ходить. Ос­тальные несли с собой подушки и разные мелкие вещи.

Войдя в пустую нижнюю комнату, Александра спросила:

— Что же, и стула нет? Разве и сесть нельзя?

Комендант приказал внести два стула. Николай посадил