Читать интересную книгу Яковлев А. Сумерки - Неизвестно

Вскоре меня перевели на должность заведующего секто­ром радио и телевидения. Дело было абсолютно незнакомое. Но постепенно втянулся в «информационную империю бу­дущего». Когда перешел в новый кабинет, то увидел, что ка- кие-то люди таскают в мою комнату свертки бумаг и склады­вают к стене.

— Что это? — спрашиваю.

— Тексты вчерашних радиопередач.

— Зачем они мне?

— Мы не знаем.

Позвал инструкторов сектора. Они мне объяснили, что та­кая практика существует с незапамятных времен. К чтению текстов передач привлекаются журналисты, в основном пен­сионеры, они составляют обзоры. Время от времени эти об­зоры рассылаются секретарям ЦК, а иногда выносятся на заседания Секретариата ЦК. «Проштрафившихся» наказы­вали.

Помню, как на Секретариате ЦК сняли сразу семь пар­тийных выговоров с заместителя председателя телерадиоко­митета Чернышева, поскольку его назначили послом в Бра­зилию, а выезжать на работу в зарубежные страны с выгово­ром было нельзя. Один выговор он получил за то, что в эфире прозвучал гимн ФРГ вместо гимна ГДР. Другой за то, что сразу же после речи Хрущева об освоении целины по ра­дио передали песню, в которой были слова: «Расскажи, рас­скажи, бродяга, чей ты родом, откуда ты...» Хрущева обидело слово «бродяга», он расценил его как некий намек.

Я распорядился больше не присылать эти бумаги, что бы­ло встречено одобрительно радиокомитетчиками. Скажу также, что за время моей работы в секторе никто из радио­журналистов не был наказан по партийной линии. Идеоло­гический контроль остался, идеологический террор закон­чился.

Что еще добром вспоминаю из этого периода? Строитель­ство нового телецентра «Останкино». Дело было так. Разви­тие телевидения в мире шло быстрыми темпами. Наша стра­на отставала. Наверху понимали, что у телевидения огромное будущее, но боялись, что оно может оказаться бесконтроль­ным из-за возможностей спутников. Различным институтам и научным центрам не раз поручалось исследовать способы защиты от зарубежного спутникового телевидения. Таких способов, разумеется, не нашлось.

На телевидении в это время работал Леонид Максаков — прекрасный человек, талантливый строитель. Он был замес­тителем председателя радиокомитета. Мы доверяли друг дру­гу. Договорились, что он подготовит примерную смету стро­ительства нового центра (в валюте и рублях). Когда подсчи­тали, то оказалось, что все это будет стоить 127 миллионов рублей. Пошел к Ильичеву, он был сторонник идеи стро­ительства. Читал мою бумагу хмуро, долго ворчал, а потом сказал:

— Не дадут.

Посоветовал, однако, пойти к Устинову, который ведал, будучи в это время секретарем ЦК, оборонной промышлен­ностью. Тот принял меня хорошо, поскольку перед этим я го­товил для него по какому-то случаю доклад, который похва­лил Хрущев. Показал Устинову все прикидки по строитель­ству, он долго их изучал, а потом сказал, что такую сумму на Политбюро не утвердят, слишком велика.

— Давайте сделаем по-другому. Подготовьте проект обще­го решения Политбюро, без деталей, с поручением Совмину рассмотреть этот вопрос и внести предложения в ЦК. Совмин имеет право самостоятельно израсходовать на какой-либо объект до 50 миллионов рублей. А я с Косыгиным догово­рюсь. Лишь бы начать, будем выделять деньги частями.

Так и сделали. На строительство центра затратили гораздо больше денег, чем мы первоначально запрашивали. Честно говоря, меня не покидало недоумение, когда я наблюдал всю эту игру. Два секретаря ЦК и председатель правительства фактически обманывали Политбюро, хотя и в интересах дела. Потом я узнал о десятках и сотнях подобных обманов. О них знала вся номенклатура. Это был стиль работы. Гос- партработников, особенно местных, оценивали как раз по их способности обвести вокруг пальца Госплан, Госснаб и пра­вительство. Их называли «пробивными». К этому обману прикладывались еще и разные услуги, включая взятки и по­дарки.

Я в то время часто общался с Энвером Мамедовым — первым заместителем председателя Комитета по телевиде­нию и радиовещанию. Умный и тонкий аналитик, проница­тельный человек, из которого ключом били идеи. Нас обоих не устраивало состояние информации. Люди предпочитали слушать иностранное радио, ибо наше гнало «сладкую жвач­ку» и «восторженную белиберду». В то же время руководст­во страны понимало, что свобода информации подорвет ос­нования политической системы. Мы с Мамедовым, конечно, не заходили так далеко в своих разговорах. Мы заботились просто об информации. Подготовили даже макет новой ин­формационной газеты, но из этого ничего не получилось.

Но как-то разговор зашел о второй программе радио. Ту­да сбрасывали все, что не годилось для первой программы. У нас с Мамедовым возникла идея сделать вторую програм­му информационно-музыкальной: пять минут информации, двадцать пять — музыки, и так круглосуточно. Долго спори­ли о названии. Сошлись на «Маяке». Но как только эта идея достигла ушей работников второго канала, забушевали страсти. Посыпались письма в ЦК. Люди боялись потерять работу. Да и в ЦК, кроме Ильичева, мало кто поддерживал эту идею — ломка была слишком крутой. Не в восторге был и Суслов, он сам работал при Сталине председателем этого комитета. Ему-то в основном и жаловались.

— Ищи дополнительные аргументы! — сказал мне как-то Ильичев рассерженным тоном.

В то время, как известно, существовала практика глуше­ния иностранных передач. Бесполезная работа, но требую­щая огромных мощностей. К тому же цели своей этот треск глушилок не достигал. Уже за несколько десятков километ­ров от крупных городов можно было услышать почти любые иностранные передачи — был бы хороший приемник. Ми­нистерство связи, занимавшееся всем этим делом, боясь гне­ва начальства, поставило особо мощные глушилки на здании Политехнического музея (около здания ЦК КПСС) и на Ку­тузовском проспекте (где жило большинство членов руко­водства ЦК).

И вдруг стрельнула лукавая мысль, а что, если глушить «иностранных злодеев» «Маяком»? Убить, так сказать, двух зайцев сразу. Я доложил об этом Ильичеву. Тот улыбнулся, понимал, что предложение с хитрецой, толку будет мало, но пообещал, что доложит Хрущеву. Через несколько дней Лео­нид Федорович пригласил меня и сказал, что Хрущеву идея понравилась, но надо утихомирить коллектив и председате­ля комитета Харламова, который уже сказал помощникам Суслова, что затея Яковлева ничего хорошего не принесет. Решили вынести вопрос на открытое партийное собрание телерадиокомитета. Обсуждение было бурным и долгим. Собрание поддержало мое предложение об организации ин- формационно-музыкальной программы. 1 августа 1964 года радиостанция «Маяк» вышла в эфир.

Кстати, в 1968 году Андропов внес предложение о возоб­новлении глушения, причем втайне от отдела пропаганды. Политбюро приняло и это предложение. «Прогрессист и ин­теллектуал» пуще всего боялся правдивой информации и «буржуазной заразы».

К этому времени я уже зарекомендовал себя в глазах на­чальства как чиновник, способный что-то более или менее складно изобразить на бумаге. А поскольку начальство пи­сать речи и доклады не умело, то создавались спецгруппы для подготовки текстов. Работали обычно за городом, на да­чах ЦК. Такие выезды продолжались до двух, а то и дольше месяцев. Ели, пили, всего было вдоволь. Играли в домино, на бильярде. Заказчикам речей мы внушали, что работа труд­ная, требующая времени и больших усилий. На самом деле это было дружным враньем. То, что потом произносилось, можно было подготовить и за неделю.

Так я и попал, вместе со многими моими товарищами, в мутный водоворот бессмыслицы, полный цинизма и лжи, связанный с подготовкой «руководящих» докладов. Не буду рассказывать об этой однообразной рутине. Упомяну лишь о паре запомнившихся эпизодов.

Позвонил Ильичев и сказал, чтобы я сел за доклад к годов­щине Октября для Подгорного, председателя Президиума Верховного Совета СССР. Я не стал собирать «команду», жаль было времени. Позвонил Александру Бовину, он рабо­тал в то время в журнале «Коммунист». Попросил его напи­сать международную часть, сам сел за внутреннюю. Через пару дней встретились, соединили обе части, однако дораба­тывать не стали. Я послал текст помощникам Подгорного, по­лагая, что они сами найдут людей для доработки. Ждал звон­ка, но не дождался. Подумал, что кто-то еще готовит парал­лельный текст. Так часто бывало.

На торжественное собрание в Кремль не пошел — уехал с семьей в двухдневный дом отдыха. Но любопытство приве­ло меня к телевизору. Доклад я услышал в том виде, в каком мы его подготовили. Без всяких поправок. В одном месте прозвучала явная политическая двусмысленность. По окон­чании доклада позвонил в приемную Подгорного и сказал, что при публикации доклада надо кое-что поправить. Орато­ра еще не было в его кабинете. Видимо, как всегда, «празд­новали». Дежурный обещал доложить Подгорному о моем звонке.