И обещаю потратить их с умом.
— Вот такой подход мне нравится, — одобрил Милн. — Пожалуй, есть у меня кое-какие резервы… Правда, много не дам.
— Я вам так признательна, — с облегчением выдохнула Айлин. — Кажется, пришло время повысить вам жалованье, любезный господин Милн…
— Даже не думайте, — сурово ответил Милн, распахивая тяжёлую дверь переговорной. — Не забывайте о своём обещании: с умом!
3
Попрощавшись с Милном, Айлин спустилась на первый этаж, чтобы поесть на кухне. В правом крыле дома что-то происходило, оттуда доносились шум и крики.
— Что случилось, милый? — успела крикнуть Айлин Гонзарику, который пулей пронёсся мимо.
— Дедушка дерётся!
В широком коридоре, ведущем к парадной столовой, толпились слуги. Гарт и Мартон держали за руки визжащего Барри. Лицо старика приобрело багрово-красный оттенок, седые волосы раскосматились, на бархатной куртке не хватало верхних пуговиц.
— Да не дёргайся ты так, Барри, руки себе переломаешь, — урезонивал его басистый Гарт. — Кости-то у тебя старые, хрупкие…
— Хрупкие, — буркнул Мартон. — Чуть человека не убил.
Громко причитала Лорна. На полу, прислонившись к стене и прижимая к голове салфетку с пятнами крови, сидел незнакомый мужчина. Кровью были забрызганы его синий пиджак и светлые брюки. Тут же валялась опрокинутая картонная коробка, фотоаппарат, несколько статуэток кошек, а также палка Барри, без которой старик теперь не мог передвигаться.
— Что тут происходит?! — дрожащим голосом осведомилась Айлин. — Барри, пожалуйста,
успокойся… Доктора позвали?
— Да, госпожа Айлин, — всхлипнула Лорна.
— Дедушка увидел, что этот господин здесь ходит, и как дал ему палкой по голове! — выкрикнул взбудораженный Гонзарик.
Всё стало понятно. Старик наткнулся на незнакомца, собиравшего статуэтки, и обезвредил подручными средствами.
Айлин нашла глазами Лорну.
— Как же так?! Его забыли предупредить?
— Извините, госпожа Айлин… я не успела… всё произошло так быстро…
Айлин склонилась над раненым, который морщился от боли.
— Простите нас всех, пожалуйста… Как вы?
— Голова кружится…
— Сейчас вам окажут необходимую помощь.
По коридору уже бежали Лунг и Эдам с медицинским чемоданчиком в руках.
— Тише! Прошу всех замолчать! — Айлин попыталась успокоить орущего Барри, пригладила его растрепавшиеся седые волосы. — Ну, всё, всё, хватит буянить, дорогой. Вышло недоразумение. Господин, на которого ты напал, действовал с моего позволения.
Старик узнал Айлин.
— Милейшая наша госпожа… — жалостно заговорил он, — королева всех добросердечных женщин… Мы вам поймали вора, так вы отрубите его поганую руку и выставьте на всеобщее обозрение, чтобы другим было неповад… — Тут он увидел доктора Рица, который принялся перебинтовывать пострадавшему разбитую голову, и затрясся от негодования: — И докторишку велите изловить! Он тоже вор, доктор наш! По глазам вижу!
Его слова произвели на всех неприятное впечатление.
— Совсем рехнулся, старый дурак? — сказал Мартон. — Все у тебя воры. Смотри, что натворил!
— Мартон, следите за речью, — ужаснулась Айлин. — Не видите, в каком он состоянии? Чего вы ждёте? Уводите!
— В полицию?
— В какую… В его комнату! И не выпускайте хотя бы первое время, пока не придёт в себя.
Барри дёргался, пытаясь вырваться из крепких мужских рук, и с ненавистью глядел на Эдама, который подчёркнуто игнорировал его вопли.
— Где полотенца, наглая рожа?! Хватайте его, болваны! Вяжите! Выполите сорняки в прекрасном саду!
Гарт и Мартон сгребли старика и быстро понесли на руках по коридору, следом побежали Лорна с Тавалой.
— В доме по утрам вонью несёт! Плохо моют! Плохо! — донеслось напоследок, и всё стихло.
Айлин встретилась взглядом с Эдамом. Они словно обожглись друг о друга и одновременно отвернулись.
…Айлин съела тарелку супа, который Лорна принесла на подносе с кухни, и тихо поплакала на диванчике. Лунг уладил все дела с избитым помощником ювелира — извинения, компенсация, лечение… И отдельная благодарность господину Кабошону, который великодушно обещал не привлекать полицию. По достигнутому соглашению, его мурчонок отныне будет карабкаться по портьерам в печальном одиночестве…
— Сантэ… Где ты, моя детка? — тихо позвала она и вдруг вспомнила, что сегодня не видела Фанни.
Она справилась о ней у Лунга. Оказалось, Фанни заперлась в своей комнате и не хочет никого видеть. Айлин знала, что в такие минуты внучку лучше не трогать.
В дверь постучали.
— Войдите.
Айлин ждала Длит, но на пороге встал Эдам, решительный, с бледным лицом.
— Вы позволите?
Разволновавшись, Айлин не могла вымолвить ни слова и только сделала приглашающий жест, указав на зелёное кресло, уцелевшее после визита брата. Но Эдам встал посередине кабинета. В руках у него была папка, которой он лихорадочно постукивал себя по бедру.
— Госпожа Монца… я хотел бы выразить свой решительный протест. Поведение господина Строжара недопустимо. Вы знаете — он только что напал на гостя и оскорбил меня публично… — Эдам тяжело дышал. — Если вас интересует моё мнение, то я считаю, что его следует поместить в психиатрическую лечебницу.
Айлин, к концу дня совершенно измученная, призвала на помощь все свои силы.
— Я согласна, Барри в последнее время слишком… возбуждён, да и специализированное заведение имеет свои плюсы… Но вы, доктор? Разве вы не в состоянии назначить ему адекватное лечение? Вы специалист высокого класса, уверена, вы справитесь. Прошу вас. Сколько бы Барри ни осталось жить, он проведёт свои последние дни здесь, в Спящей крепости. Снисхождение — вот в чём он нуждается больше всего.
— Он обвинил меня в воровстве!
— Право, Эдам… Не стоит так сердиться на больного старика. Не забывайте, что на протяжении многих веков наша семья привыкла полагаться на профессионализм и милосердие врачей по фамилии Риц.
Её спокойствие, её невероятная доброжелательность растопили его враждебность. У Эдама задёргалось лицо, прозрачные серые глаза увлажнились.
— Обвинил… и был… был прав… — Кривя губы, он ждал, что она ответит, но у Айлин от волнения снова перехватило горло. — Прав… — с мучительной гримасой повторил Эдам, — потому что намерение всё равно что действие… Я бесконечно виноват перед вами, госпожа Монца… В этом самом кабинете я вас предал… Вы не представляете, как я себе противен, как ненавижу себя за то, что сделал, за все свои гадкие мысли… Я не понимаю, что со мной, почему я так поступаю…
Чёрная река течёт в наших жилах, чёрная кровь Уго… Сердце Айлин разрывалось от жалости.
Эдам стоял перед ней, длинный, как журавль, с согнутыми плечами, родной, несчастный и… плакал. Айлин мгновенно залилась слезами и протянула к нему руки. Он упал в её объятия, уткнувшись лицом ей в колени.
— Я вас прощаю, Эдам, — горячо шептала Айлин. Дитя моё, любимое, обиженное дитя… Это не он — она должна просить у него прощения… — Гоните от себя дурные намерения, боритесь с ними, и давайте начнём всё сначала… — Она не решалась погладить