Читать интересную книгу Ближе некуда (СИ) - Леру Юлия

— Знахарка нашлет на тебя проклятье, ты знаешь, — сказала она, улыбаясь. — Твоя милая умрет, не встретив первого рассвета после вашей свадебки. Уж я-то знаю, о чем говорю, поверь.

— Ты считала ее своей сестрой, — сказал Терн, не отрываясь от письма, которое писал — это письмо Фелик должен будет отдать Одн-не, если его не станет. — Ты готова была отдать за нее жизнь, кажется, даже клялась в этом. Что-то изменилось?

Арка, все так же улыбаясь, прислонилась к дверному косяку и скрестила руки на плоской груди.

— Знаешь, как легко любовь превращается в ненависть, Терн? По щелчку пальцев. Я хожу по улице, не смея поднять головы. Мне плюют вслед и называют опозоренной. Я едва удержала отца — он собирался прийти и избить тебя до полусмерти за то, как ты поступил с его дочерью.

Она говорила спокойно, но за этим спокойствием крылась боль. Терн прекрасно знал, что разрушил ее жизнь — просто потому что мать разрушила его жизнь, просто потому что он может разрушить жизнь Одн-ны. Не просто может — хочет этого. Эта мысль не давала ему покоя, как бы он ни пытался ее от себя отогнать. Всю ночь Терн лежал в постели, думая о том, правильно ли делает, правильно ли поступает. Лучше бы его мать убила его и в этом мире. Почему не сделала этого? Не успела? Была слишком занята, бегая от охотников, чтобы заметить беременность, а потом стало уже поздно?

— Ты здесь ни при чем, — сказал он, нахмурившись. — Они не имеют права тебя винить, я сам от тебя отказался, я сам нарушил данное моим отцом слово.

— А вот жалость твоя мне не нужна, — сказала Арка с достоинством, которое он у нее привык видеть еще с детства. — Терн, ты же знаешь, что я была влюблена в тебя. Но Одн-ну — вот ее я любила по-настоящему, вот за нее я и правда была готова прыгнуть в прорубь Атта зимой. Ты можешь не жениться на мне — я это переживу. За мной давно уже ходит парень, который готов жениться на мне хоть сейчас — Олл-ард, ты его знаешь. Меня гораздо сильнее ранило то, то пока я готовилась к свадьбе, вы с моей подругой миловались у мен за спиной.

Тут ее голос дрогнул.

— Она смотрела мне в глаза, Терн, она обнимала меня и желала мне счастья, когда ты вернулся, и мы назначили дату свадьбы. Почему она так поступила со мной?

Арка часто заморгала, пытаясь сдержать слезы. Терн отложил письмо в сторону и посмотрел на нее так, как обычно смотрел — с теплом, уважением и привязанностью.

— Мне жаль, что так получилось, — сказал он. — Это все, что я могу тебе сказать. Я поговорю с твоим отцом…

— Да не нужно с ним говорить! — закричала Арка, топнув ногой и заливаясь слезами. — Не нужно! Верни все назад, Терн! Верни мне Одн-ну, верни мне веру в нее, верни мне мою подругу!

Она развернулась и, толкнув дверь, выбежала прочь.

Несмотря на то, что Терн и Одн-на были теперь официальной парой — и официальными изгоями в деревне, ведь все знали наверняка, что она и Терн встречались уже давно и позорили своих родителей всеми возможными способами — времени на уединение у них почти не было. Джорнаки шли к деревне, и вот-вот уже должны были вступить на территорию округа Атт, и каждый, кто мог держать в руках оружие, сжимал его покрепче. Еще немного. Еще чуть-чуть. Еще пара дней, и этим оружием предстоит воспользоваться — выстрелить, уколоть, разрубить.

Волки перебрались в деревню. Если джорнаки пройдут здесь, им останется день пути по лесу до волчьих нор — а после большого полнолуния многие волчицы ждали прибавления в семействе и не могли ни бежать, ни сражаться.

Все понимали, что силы слишком неравны, и что помочь им может только чудо. Терн встретился с Одн-ной в сторожке в ту последнюю ночь, и рассказал ей, что Ли-бела закончил пушку, которая должна будет стать их последней надеждой, если затея с озером провалится.

— Мы установим ее на главной дороге. У нас будет время на один, может, два залпа — больше зарядить не успеют.

— Мы постараемся сделать на озере все, что можно, — сказала она. — Подпустим их близко, очень близко, чтобы наверняка.

Он кивнул.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Заряжать будут моя мать и Олл-ард. Женщины уже сегодня заберут детей в волчью деревню, но если джорнаки пройдут тут — их некому будет защитить.

— Они не пройдут, — уверенно сказала Одн-на.

Он не был в этом так уверен. Ли-ра, почти обезумевшая после пропажи дочери, стала сыпать беспорядочными пророчествами, и в одном из них увидела человека, который обречет эту битву на поражение. Клиф присутствовал при этом припадке — ангел словно вспыхнула изнутри, загорелась, раскинула свои белоснежные крылья, а потом закричала: «Предатель! О Боже, нет!» и упала на землю без сознания. Знали только Пана, Клиф и Терн. Отец стал подозрителен, как никогда, он каждую ночь обходил дозоры, проверяя, бодрствуют ли часовые, постоянно порывался проведать, все ли в порядке с передней линией защиты, все ли капканы работают, все ли ловушки заряжены и ждут своего часа.

Терн рассказал об этом Одн-не в ту последнюю ночь перед приходом джорнаков. Передняя линия защиты уже держала оружие наизготовку, пара джорнаков была уложена меткими стрелами разведчиков — и сильный северный ветер донес до деревни запах крови и смрада немытых тел. Волки взволнованно ходили кругами перед кромкой леса, ожидая, прислушиваясь, принюхиваясь к врагу.

Решено было не ждать, пока враг сам нападет. Утром волки должны были спровоцировать грызню на Лысой поляне — огромном пятаке у самых Ворот, где тысячная армия расположилась лагерем — привлекут их внимание, заставят сунуться в лес. Капканы будут везде — и только в одном месте можно будет пройти, не наткнувшись на раскрытые железные пасти. Тропинка поведет джорнаков прямо в сердце первой линии защиты, а потом, когда они поймут, что это ловушка, их захватят в клещи и погонят к озеру, как бешеных собак.

Одн-на и другие добровольцы должны были остаться в домике у Атта. Им принесли еду и воду, с ними попрощались — попрощались навсегда, и Терн в последний раз взял Одн-ну за руку. Как только джорнаки подойдут к озеру, клещи сомкнутся. Врагу не останется ничего другого, как ступить на лед Атта, побежать по нему — и умереть, когда добровольцы выдернут из дыр во льду веревки.

Но утром все изменилось.

Джорнаки ударили первыми — ударили туда, где капканов не было, вонзились клином прямо в первые ряды защитников. Они словно знали, где нельзя было пройти — только несколько человек сунулись в лес там, где стояли ловушки — остальные, словно ведомые невидимой рукой, направились точно туда, где их ждали люди. Капканы оказались бесполезны. Даже десять человек не потеряли джорнаки в первые минуты схватки, а надежда была на полсотни.

Терн находился в числе тех, кто должен был вступить в схватку уже после, когда джорнаки преодолеют капканы и ловушки и окажутся в запретном лесу — на территории, которую не знают они, но которую очень хорошо знают местные. Волки должны были сыграть роль живого кордона — не позволяя врагу ступить на край тропы, они должны были вывести его прямо к озеру, прямо к смерти.

Крики со стороны деревни Терн услышал не сразу, а когда услышал, было уже поздно что-то думать, и что-то делать. Из обрывочных воплей он понял, что джорнаки их обхитрили. Кто-то пошел на сделку с врагом, взамен, как видно, сторговавшись остаться в живых. Добровольцы были убиты прямо в сторожке. Одн-на исчезла.

Он почувствовал, как холодеет в груди.

Вести шли одна за одной. Одн-ну видели на снегоходе ранним утром — она на полной скорости ехала к лесу. Джорнаки не рискнули идти по озеру, они с боем и потерями пробивались через лес, и кто-то совсем скоро уже озвучил то, что остальные пока держали в себе: их предупредили. Когда до деревни оставалось совсем чуть-чуть, и уже были видны крыши домов и блики света в окнах, неожиданно раздался залп из пушки — близко, громко, страшно. Основной бой словно замер на пару секунд, понимая, что значит этот выстрел. Джорнаки добрались до деревни, добрались до женщин и детей, вплотную подошли к домам, пока мужчины пытались справиться с ними в лесу, между деревьев.