Хорошо здесь то, что в результате этого перепада сразу возникает совершенно иной масштаб действия.
* * *
Для «Дебюта»:
Пробивающаяся в какое-то злачное место компания. Унижаются, просят, через дверь разговаривают. Суют какие-то ксивы, называют имена. Наконец, после кошмарных унижений и сложностей, попали.
Длинная, на много минут, пауза за столом. Говорить не о чем! Думаешь, что там, где-то за дверью, за стенкой, вдруг что-то случится – и ты изменишься, тебе помогут. Но никуда от одиночества не убежать, не укрыться. Все, что в тебе есть или, наоборот, нету, то есть пустоты твои, – все это носишь с собой.
* * *
Два интеллигентных человека – пьяненький и трезвый. Пьяненький все пьет и раскрывается. Преимущество трезвого все более растет. Он вежливо поддакивает, кивает. А пьяненький говорит о сокровенном, о доме, о родине, называет какие-то имена, рассказывает о трогательных и пронзительных событиях… Трезвый все слушает. Пьяненький пишет ему на бумажке телефон, адрес. Трезвый берет, кладет в карман. Расстаются…
Через несколько дней трезвый нашел эту записку. Повертел и выбросил.
* * *
Лживый флирт-симуляция. Взгляды с поволокой, дежурные, пустые слова с видимостью искренности. Потом она вышла, а он необыкновенно сладко зевнул.
А может быть, она вышла, но тут же зачем-то вернулась – и застала это зевание!
* * *
Человек деловито бегает по гостинице с «дипломатом», а в нем – женское белье, взятое в залог у дамы, которая у него в номере. (Чтобы не «соскочила».)
Сразу ясен весь характер!
* * *
Пьяный в майке, брюках и мятой серой летней шляпе лежит на пляже. Пиджак и рубашка рядом свалены «комом». Пьяный лежит, подложив под голову руку, – обозревает окрестности независимым взглядом.
* * *
Шофер автобуса, в котором полно пассажиров, заехал домой «на минутку», а там дело дошло до глобального выяснения отношений или любви сумасшедшей… И полный автобус людей, ожидающих водителя.
* * *
Белое полотенце, «горящее» на солнце, в руках человека, идущего к речке.
* * *
Красная рябина над умывальником в ночи под лампочкой.
* * *
На утреннем белом контровом – на общем плане с сияющими под росой травами – мальчишка-пастушок играется с маленькой сухонькой старушкой. Поднимает ее на руки… Рядом жуют траву коровы.
* * *
Замечательная история для кино. Два работника милиции должны доставить в Одессу задержанного в Москве преступника. Сами они из Архангельска, а преступник еще откуда-то. В Москве все в первый раз. Преступник прикован к одному милиционеру наручником, чтобы не сбежал.
Так как все они в Москве в первый раз, то весь день до самолета бегают по магазинам и историческим местам. К вечеру обвешаны все свертками, побывали даже в Третьяковке…
* * *
Наше кино похоже на часы без минутной стрелки: «Двадцать минут чего-то, без пятнадцати что-то». Настолько все приблизительно!
* * *
Картина о том, как меняются, гибнут человеческие отношения. Подробно о том, как какая-то невыясненная мелочь, разлагаясь в душах, губит отношения и превращает друзей во врагов. Делать подробно, дотошно и страшно – не только по сути происходящего, но и по ужасу от того, как разрастается мелочь. Как страшна гордыня.
* * *
Лежание и играние в игру – кто дольше протянет звук без вздоха. (Воплощено в «Утомленных солнцем» 1994 года. – Современный комментарий автора.)
С дочкой Надей в фильме «Утомленные солнцем» (1994)
* * *
История, построенная на том, как взрослые люди рассказывают о своем детстве и самое главное – о школе.
…Девочка, отвечающая у доски и от волнения поднимающая постепенно юбку и фартук, собирающая их в складочку!
* * *
Фотоавтомат и фотографирование в нем. (Может быть, финал картины.) Человек забрасывает и забрасывает монеты, корчит рожи, а автомат все снимает и снимает его, и из щели все лезут и лезут его фотографии.
* * *
Одинокое пьянство в номере иностранной гостиницы. Номерок плюгавенький, по радио передают ностальгические для этой страны песни – вальсы и танго, которые распевает сладкий голос под аккомпанемент аккордеона, кларнета, ударника, баса и маракасов.
Постепенное «наливание», потом безумный танец в одиночестве. Бесконечно подробно и бесконечно долго. Главное – точно подвести к тому состоянию, в котором это станет невероятно интересно – так, что не оторваться, даже захватывающе. (Вступают кастаньеты и…)
При этом поведение героя должно быть понятно (то есть почему он такой). Тогда, при всей филигранной точности, будет возможно и любое хулиганство в импровизации.
* * *
Мама гладит дочке ленты. Дочь склонила голову, и мама гладит ей банты прямо с кос.
* * *
Мастер телеаппаратуры пришел к кому-то чинить телик. Починил. Хозяин предложил выпить. Выпили. Сбегали и еще выпили. Опять сбегали…
И тут что-то из того, что лилось с экрана, раздражило сильно. Заговорили вообще о том, что народу годами показывают…
Хозяин и говорит:
– А давай это ТВ проклятущее выкинем к чертовой матери?!
– Давай!
И выкинули телевизор с балкона.
* * *
История о деревьях, которые сажали влюбленные, уединившись от остальных. Все зимой померзло, и только то, что посадили любящие друг друга, выжило.
Когда начал плакать сам, закрыл ей глаза ладонью, чтоб не видела.
* * *
Жена рассказывает сильно уставшему мужу новости своего дня. Очень обстоятельно и подробно!
* * *
– Ты знаешь, что такое любить?
– Ну, догадываюсь.
– (просто) Ну, так вот: я тебя люблю.
* * *
Осень. На пустой футбольной площадке в центре города Он и Она гоняют пса. Он бьет по мячу, Она ему отпасовывает. Овчарка носится между ними за мячом. Через несколько часов собака еле жива. Но все еще реагирует на мяч, хотя ходит, еле передвигая ногами.
* * *
1-я часть 1-й симфонии А. Н. Скрябина. Под эту музыку замечателен спящий на рассвете, летний, город.
* * *
Маленький и худенький, закомплексованный, видимо, ужасно человечек с сильно лысеющей головой примеряет в магазине пиджачок. Рядом с ним – молодая женщина. Он то и дело меняет пиджаки, возвращая их продавцу. Надевая новый, опять крутится перед зеркалом, поправляет прическу и повторяет:
– Нетс, вери стренч.
* * *
Страшные, пророческие слова: «Кто был никем, тот станет всем!» Постепенно становится понятно, про кого это написано. Уж не про крестьян и рабочих – это точно. Еные были никем и стали всем, а остальные так никем и остались.