Серьезную аргументацию против адептов этой фальшивой версии приводит историк В. Анфилов. Он цитирует высказывание известного своими столь же категорическими, сколь и научно бездоказательными утверждениями, Ю. Афанасьева, согласно которому великую войну, выигранную Советской Россией, «Отечественной мы… назвали по сталинской версии. А на самом деле? Разве это не была схватка двух тиранов?.. Сталин готовился к войне наступательной, агрессивной. Все факты говорят об этом. И выходит, что мы вели не свою войну…» В. Анфилов с чувством почти нескрываемого возмущения пишет:
«Мириться с клеветой, которая порочит не столько Сталина, сколько многомиллионную армию участников Великой Отечественной войны, спасших народы мира от коричневой чумы, нельзя. У Сталина, как и у каждого диктатора, немало грехов. Но зачем приписывать ему еще и то, чего он не делал, более того – чему противостоял?
…Свидетельством того, что СССР готовился к обороне, а не к нападению, являются все планы стратегического развертывания Вооруженных сил, кроме майского рабочего варианта 1941 г. Ими предусматривалось отражение нападения агрессора и нанесение ответного удара по нему. Общий замысел боевого использования основных сил западных приграничных округов состоял в том, чтобы на первом этапе активной обороной в укрепленных районах (УРах) прочно прикрыть границу в период сосредоточения и развертывания войск и не допустить глубокого вторжения врага. На втором этапе планировалось мощными ударами главных группировок Западного и Юго-Западного фронтов нанести противнику решительное поражение.
Если бы авторы „новой версии“ войны были грамотными в военном отношении людьми, то они задумались бы: для какой цели строились УРы на старой границе (называемой немцами „линией Сталина“) и на новой (по их же терминологии, „линии Молотова“)? Ведь никто из них не утверждает, что „линия Мажино“ строилась французами для подготовки нападения на Германию, – железобетонные пояса вдоль границы являются немыми свидетелями подготовки к защите, а не к агрессии. С ранней весны 1941 г. Сталин уделял большое внимание строительству УРов. Именно по его предложению (а не по произволу Сталина, как это часто утверждается) Главный военный совет принял решение о снятии части орудий со старых УР и переноса их в новые, так как построенные огневые точки нечем было вооружить»[269].
Что же касается пресловутого плана превентивного нападения на Германию, то В. Анфилов (который, кстати сказать, внес немалую лепту в критику Сталина и его действий накануне и в начальный период войны) ссылается на свою беседу по этому вопросу с Г.К. Жуковым.
«…Маршал рассказал мне, почему они с наркомом решили предложить Сталину нанести по немецкой армии упреждающий удар. К середине мая 1941 г. они пришли к выводу, что Германия полностью отмобилизовала свою армию, сосредоточила значительную часть ее у границ Советского Союза и развернула тылы. Данные разведки свидетельствовали о скором вторжении врага. К тому же 5 мая Сталин выступил на приеме выпускников военных академий и, заявив о перевооружении и перестройке Красной Армии (в действительности этот процесс был в самом разгаре. – В.А.), сделал вывод, что она готова вести наступательную войну. Воодушевленные этим, Тимошенко и Жуков решили внести коррективы в мартовские „соображения по плану…“ и предварить новый документ предложением об упреждающем ударе. Разработку его поручили заместителю начальника Оперативного управления генерал-майору Василевскому. В середине мая (дата не указана) рукописный текст, схемы и карты были изготовлены. „Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, – указывалось в „Соображениях…“, – она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет организовать фронт и взаимодействие родов войск“. „С этим документом, – продолжил Жуков, – мы через день или два (судя по журналу посещения кабинета Сталина, это было 19 мая. – В.А.) прибыли к Сталину, рассчитывая на его одобрение. Услышав об упреждающем ударе по немецким войскам, он буквально вышел из себя. „Вы что, с ума сошли? Немцев хотите спровоцировать?“ – прошипел он. Мы сослались на складывающуюся у границ обстановку, на его выступление 5 мая перед выпускниками. „Так я сказал это, – услышали мы в ответ, – чтобы воодушевить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят радио и газеты всего мира“. Предложенный план Сталин утверждать не стал, тем более и подписи наши на нем отсутствовали. Однако выдвижение войск из глубины страны и создание второго стратегического эшелона, в целях противодействия готовящемуся вторжению врага и нанесения ответного удара, он разрешил продолжать, – строго предупредив, чтобы мы не дали повода для провокации“. Завершая разговор на эту тему, Георгий Константинович сказал: „Хорошо еще, что Сталин не согласился с нами, иначе мы, учитывая состояние войск и разницу в подготовке их с немецкой армией, получили бы тогда нечто подобное Харьковской операции в мае 1942 года“»[270].
И еще один профессионально выверенный аргумент: «Люди, не посвященные в вопросы оперативного планирования и их практической реализации, полагают, что стоит собраться и поговорить высшему руководству о тех или иных желательных, на их взгляд, способах действий армии – и сразу все это осуществится. Но после утверждения стратегического плана Генштаба для разработки соответствующих планов объединений, соединений и частей (с допуском ограниченного количества исполнителей) и практической организации их выполнения при самой интенсивной и напряженной работе требуется не менее 3 – 4 месяцев. Совершенно очевидно, что замысел действий, изложенный в докладной от 15 мая 1941 г., если бы он даже был утвержден, ни при каких обстоятельствах до конца 1941 г. не мог быть реализован на практике»[271].
Можно, конечно, приводить множество аргументов, с неопровержимостью свидетельствующих о том, что никакого плана о нанесении первыми удара по Германии не существовало и не могло существовать. Если речь идет о реальном плане, а не о каких-то скоропалительных соображениях. В конце концов, вся предвоенная стратегия Сталина была нацелена на то, чтобы выиграть время и лучше подготовиться к войне. К 1941 году наша страна явно не находилась в состоянии такой готовности. И Сталин понимал это лучше, чем кто-либо иной. Чем-чем, а авантюризмом вождь не страдал. Особенно в таких вопросах, как судьбы страны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});