же пустынным и молчаливым. Я посмотрела на своего не-совсем-кота.
- Так значит, ты служишь лаумам? Могла бы догадаться, ведь чувствовала, что ты ненастоящий кот. Это ведь ты топтался вокруг дома и оставлял следы? А зачем напугал меня у реки? Эх, жаль ты не можешь ответить. Но я рада, что ты рядом. Я могу называть тебя Одуванчиком или у тебя есть какое-то другое имя?
Кот снова мяукнул, и я сочла это согласием зваться как есть. Провела пальцами по мягкой спинке и задумалась.
- Послушай, может, ты покажешь мне, где сейчас Совий? Мне бы с ним поговорить...
Тело Одуванчика вновь окуталось туманом, и я поспешила отойти, чтобы он ненароком не сшиб меня при превращении. Лесной гость повел мордой из корней, выбрал направление и решительно затрусил туда, временами оглядываясь и проверяя, иду ли я за ним. Я же постаралась не отставать.
Мы с Одуванчиком вынырнули из-за землянки, такой же приземистой и бесцветной, как остальные, и я замерла. Передо мной была клетка, вкопанная прямо в землю. Ее образовывали изогнутые прутья, и, присмотревшись, я распознала в них кости какого-то огромного чудовища. Внутри клетки, боком ко мне, стоял Совий. Лис не успел меня заметить, и я нырнула за Одуванчика, порадовавшись тому, как ловко зверь слился с тенями. Ведь напротив клетки, освещенный призрачным светом от двух насаженных на палки черепов, стоял Марий. Мужчины говорили громко, не заботясь о том, что кто-то услышит их разговор. Но с первых же слов я поняла, что если покажусь, они его оборвут, и я не услышу нечто важное.
- Зачем ты пришел? – Совий хмурился и сжимал кулаки. – Решил позлорадствовать напоследок?
- Должно быть, ты ждал Ясмену? Надеялся, что она тебя освободит, и вы убежите в закат, взявшись за руки? - Марий выглядел спокойным, но голос его источал яд.
- Здесь бывают закаты? – Совий вздернул бровь, точь-в-точь копируя жест Мария, и скрестил руки на груди. Болотник в ответ лишь улыбнулся:
- Как ты успел заметить, ни закатов, ни рассветов тут не наблюдается. Но вы все равно могли бы взяться за руки.
Черноволосый дейвас уселся прямо в мягкую сероватую пыль и облокотился на колени, задумчиво разглядывая Совия. Тот помедлил и тоже сел на пол клетки. На его шее мертвенно светился туманный ошейник.
- А сколько было красивых слов про твою готовность отдать жизнь за идею… - Совий уперся затылком в прутья и прикрыл глаза, из-под ресниц наблюдая за колдуном. Тот с напускным равнодушием рассматривал собственные руки, как будто это Совий явился к нему, нарушив послеполуденный отдых, а не он специально пришел позлорадствовать к его тюрьме. В ответ на слова Лиса Марий сощурил глаза:
- Я от них не отказываюсь, просто слушать стоило бы более внимательно. О своей жизни я ничего не говорил. Видишь ли, мой старый не-друг, кто-то должен приструнить всех зарвавшихся стариков Школы Дейва и обеспечить лаумам безопасность в первое время после их возвращения. Предстоит принимать не самые приятные решения. Кто это будет делать? Может быть, ты? Идеалист и мечтатель, борец за справедливость, лезущий грудью на каждую встречную пику? Или Ясмена, мечтающая об одном – чтобы весь мир наконец оставил ее в покое? И долго ли вы проживете?
Марий чуть подался вперед. В его голосе не осталось и толики усмешки. Наедине с Совием он не старался прикрыться бравадой, и сквозь многочисленные маски впервые проглянуло его истинное лицо. Почему-то мне вспомнилось, как он учил меня обращаться с кинжалом – показалось, что это было очень давно, почти что в другой жизни. Но и тогда, и сейчас он был другим. Отличным от того Болотника, что видел весь мир, и я тоже. А дейвас продолжал говорить, и Совий внимательно его слушал.
- Многие кричат, что мир несправедлив, Буревестник. Но очень мало тех, кто и вправду готов его менять. Еще меньше тех, кто осознает истинную цену таких перемен. Я всей душой хотел бы, чтобы люди, подобные тебе, действительно могли править, и служили бы вам только достойные. Но прежде чем это случится, кому-то нужно будет хорошенько испачкаться в грязи.
Оба мужчины помолчали. Я кусала губы, беззвучно глотая слезы, и думала, что зря пришла сюда. Потому что на лице Совия было понимание. Он выглядел задумчивым и рассматривал Мария так, словно увидел его впервые. Черноволосый дейвас меж тем протяжно вздохнул и взлохматил волосы – точь-в-точь как делал это Совий. Он встал и небрежно смахнул пыль с кафтана, собрался было уходить, но тут в спину ему прилетел тихий голос Лиса:
- Пообещай, что сделаешь все, чтобы она жила счастливо.
Марий коснулся знака, приколотого к отвороту кафтана и чудом не потерявшегося во время всех перипетий дороги, и ответил твердо:
- Обещаю.
Я шевельнулась и вздохнула слишком громко. Оба дейваса тут же уставились в мою сторону, и Одуванчик сдвинулся, давая мне дорогу. Я шла, глядя лишь перед собой, цеплялась взглядом за ореховые глаза, и мужчина не отводил их, заранее принимая все, что я хотела сказать. Марий уже нацепил привычную маску и наблюдал за мной с ехидной ухмылочкой. Я поравнялась с клеткой и протянула руку сквозь прутья. Совий переплел пальцы с моими и чуть сжал их.
- Не смей сдаваться так легко, – прошептала я. – Я найду выход. Никто не умрет.
- Ты не можешь этого обещать, Ясмена, – мягко улыбнулся мне Совий. – Ты ведь слышала, что сказал Болотник? Он прав. И мы оба свой выбор сделали.
- Но как же я? Что насчет моего выбора? И потом – разве обязательно нужна чья-то смерть?
- Такова плата, – вмешался в нашу беседу третий голос, и из темноты, незаметно упавшей на Убежище, вынырнула Яросвета. За ней следовали лаумы – их стало гораздо больше, по-видимому, водяницы вернулись с охоты. Я чувствовала их пристальные взгляды, но не ощущала в них ни радости, ни ликования. Только голодное ожидание и нетерпение, от которого начинали подрагивать пальцы. Они слишком долго ждали возвращения в Явь, чтобы в них остались силы на радость. Краем глаза я заметила, как лесной гость бесшумно отступил в тени и исчез.
- Будет честно отомкнуть границу тем же ключом, каким она была закрыта. Только так справедливость будет восстановлена, и мы сможем вернуться в мир живых. Разве тебе этого не хочется? Перестать быть вечно гонимой, перестать вздрагивать, когда кто-то называет тебя лаумой. Пользоваться данной тебе силой